Завтра я не смогу..Так то завтра же, а сейчас моно и чатик. Ща я её за косичку дёрну![]()
На сутки опять)
Завтра я не смогу..Так то завтра же, а сейчас моно и чатик. Ща я её за косичку дёрну![]()
Вишенка тоже не плохо.Думаю, вернуть обратно Каштанку, или к Эдельвейс уже привыкли?

Чет надоела она мне)Вишенка тоже не плохо. 
На торте?Чет надоела она мне)
Какие бабы, такое и летонам обещают бабье лето впереди
почему нехорошие? Красивый цветок..Каштанка мне нравилась больше. А Эделвейс нехорошие ассоциации. Да и мужской это ник.
На самом моем первом форуме был мужик-Эделвейс, он развалил форумпочему нехорошие? Красивый цветок..
а муж.род относителен. Сольвейг в русском слышится как м.р, а это женщина

вот козлина...-Эделвейс, он развалил форум
Там реальный фюрер был. А назвался цветочегом.вот козлина...
Верни Марию, МариДумаю, вернуть обратно Каштанку, или к Эдельвейс уже привыкли?
думаешь царевна лягуха там ждёт?Думаю что пора посетить болото![]()
собака Баскервилей ожила))Думаю что пора посетить болото![]()
Торт норм)На торте?
Мари не было)Верни Марию, Мари
Ну почему жеНе любят люди поэзию...
Декаданотов и импрессионистов люблю. При этом понимая их причины возникновения. :)Вы помните ли то, что видели мы летом? Мой ангел, помните ли вы Ту лошадь дохлую под ярким белым светом, Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги, Подобно девке площадной, Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги, Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода, Чтобы останки сжечь дотла, Чтоб слитое в одном великая Природа Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета, Большим подобные цветам. От смрада на лугу, в душистом зное лета, Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи Над мерзкой грудою вились, И черви ползали и копошились в брюхе, Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело, Как будто, вдруг оживлено, Росло и множилось чудовищное тело, Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки, Как ветер, как бегущий вал, Как будто сеятель, подъемля плавно руки, Над нивой зерна развевал.
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий, Как первый очерк, как пятно, Где взор художника провидит стан богини, Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте, Косила сука злой зрачок, И выжидала миг, чтоб отхватить от кости И лакомый сожрать кусок.
Но вспомните: и вы, заразу источая, Вы трупом ляжете гнилым, Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая, Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье, И вы сгниете до костей, Одетая в цветы под скорбные моленья, Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя, Вас пожирать во тьме сырой, Что тленной красоты — навеки сберегу я И форму, и бессмертный строй.
Не приходят её читатьНу почему же

И Артьюра Рембо вы не читали.Не приходят её читать![]()
Матросам иногда находится забава —
Огромный альбатрос, подбитый без труда,
Из провожающих с презреньем, величаво
По горьким пропастям скользящие суда.
Едва их поместят на палубные доски,
Лазури короли, повергнутые в срам,
Хромают, волоча, как жалкие обноски,
Громады белых крыл, висящих по бокам.
Возвышенный летун — нескладен и безволен!
Красавец неземной — уродлив и смешон!
Один ему сует в клюв трубку — и доволен,
Другой передразнить убогого силен.
Поэт — подобный князь престола грозового,
Смеющийся сквозь шторм предательской стрельбе:
Ему среди толпы и гиканья глухого
Гигантовы крыла мешают при ходьбе.