История России

[Malabarka]

Как японцы истребляли русское население Сахалина​

Ровно 120 лет назад войска императорской Японии вторглись на русский остров Сахалин. Это повлекло за собой не только оккупацию южной части острова на десятилетия вперед, но и массовые расправы над мирным русским населением региона. Сделано это было с изощренной, поистине средневековой жестокостью.

Вторжение на Сахалин было предпринято японцами под самый занавес войны с Россией, летом 1905 года. Это произошло вскоре после гибели российского флота при Цусиме: некому стало сорвать десантную операцию.

Японцы отрядили для захвата Сахалина одно из самых боеспособных своих подразделений: 13-ю дивизию под началом генерала Кэнсая Харагути – в его распоряжении имелось 14 тыс. человек при восемнадцати орудиях. Со своей стороны, губернатор Сахалина Михаил Ляпунов располагал вдвое меньшими силами – причем значительная часть личного состава была укомплектована сахалинскими каторжанами, согласившимися взять руки «берданки» в обмен на свободу. Понятно, что это был контингент ненадежный и малообученный.

7 июля 1905 года две японских бригады высадились на берега залива Анива и двинулись на находившийся там пост Корсаковский (ныне город Корсаков). После взятия Корсаковского японцы продолжили наступление на север. 10-го они заняли Владимировку (ныне Южно-Сахалинск) – и вот тут произошла первая трагедия, показавшая, сколь большая беда обрушилась на остров. В захваченной Владимировке оккупанты отвели до 150 человек из числа мирного населения в лес и там расстреляли – свидетельства об этом оставили местный священник Алексей Троицкий и другие местные жители, которым повезло выжить.

Трупы закопали небрежно – у некоторых из расстрелянных конечности остались торчать из земли. До нас дошли имена некоторых из погибших. Это, в частности, сыновья местной жительницы Мавры Зотовой – Филипп (20 лет) и Георгий (17 лет), поселенец Михаил Креков (26 лет), крестьянин селения Владимировка Феоктист Отрощенко (50 лет), ссыльнопоселенец Георгий Погидаев (33 лет) и крестьянин из ссыльных селения Дальнего Максим Хоменко (45 лет).

В Государственном историческом архиве Сахалинской области хранится метрическая книга Березняковской церкви. Там написано, что 28 июля каждый из вышеупомянутых был «убит японцами». Их впоследствии похоронил священник Александр Бетин.

Сами японцы не отрицают этой зверской расправы, не имеющей никаких оправданий.

Уроженец префектуры Аити Харада Содзиро, артиллерист 13-й дивизии, отметил в своей записной книжке: «11 июля (по новому стилю – прим. ВЗГЛЯД.) мы заняли Владимировку. В этом бою более четырехсот врагов попали в плен. Кроме дружинников и солдат, мы также расстреляли всех остальных. Когда я видел это, я чувствовал как радость, так и сострадание. Это была ужасная картина». В свою очередь японский правовед Арига Нагао приводит отчет офицера-соотечественника, сообщившего, что во Владимировке солдаты микадо пленили до 150 дружинников. Поскольку все они были в гражданской одежде, японцы сочли пленников преступниками и бродягами. Как свидетельствовал этот капитан, «допросили их и казнили примерно 120 человек».

Позже количество жертв во Владимировке выросло еще больше. Как сообщает Троицкий, ужасная судьба постигла прислугу местного военного госпиталя и некоторых владимировских поселенцев. Их японцы также отвели в лес и расстреляли; также имели место и многочисленные случаи убийства отдельных лиц. Всего из гражданского населения Владимировки японцы убили около трехсот человек.

Троицкий негодовал: «Да неужели эту армию можно назвать культурной?» На самом деле японские военные власти хотели сократить труды и расходы, связанные с высылкой военнопленных и гражданского населения с острова – и наводили «экономию» столь зверскими методами. В японских документах указывалось, что тем представителям гражданского населения, которые позволили себе хотя бы косой взгляд в сторону самураев, эвакуироваться запрещается – они подлежали казни.

Дипломат Судзуки Еноскэ, долго служивший на Сахалине, сообщал министру иностранных дел Хаяси Тадасу в секретном отчете: «Во время оккупации немало русских было казнено из-за неблагонадежных действий».

Еще одно преступление оккупанты совершили у реки Найбы (Найбути), где с ними сражался партизанский отряд штабс-капитана Ильяса Даирского. Как позже установил местный краевед Виктор Горобец и его юные воспитанники из клуба «Следопыт», дружинники Даирского выдержали два жестоких боя, в ходе которых уничтожили сто пятьдесят японских солдат. Часть дружины полегла, а остальные во главе со штабс-капитаном Даирским были захвачены в плен и расстреляны.

Все обстоятельства последнего боя и гибели отряда Даирского до сих пор еще не известны. Так, краеведы обнаружили примечательное место, находящееся в месте впадения в Найбу ее правого притока Ласточки. Судя по всему, там наверху дружинники столкнулись с передовым отрядом японцев. Виктор Горобец считает, что теснимые врагами дружинники прыгали с этого обрыва на камни речного берега, и там внизу их добивали японцы. На это указывают многочисленные находки, сделанные на месте боя членами клуба «Следопыт».

Последний бой с превосходящими силами японцев выжившие дружинники приняли в Уртайской долине – в километре от устья Ласточки. Часть отряда погибла, оставшиеся сдались в плен.

«Вблизи села Отрадное (ныне Углезаводск – прим. ВЗГЛЯД) японцы перекололи и изрубили пленных дружинников штыками, словно скот. Но прежде они двенадцать верст вели их вдоль Найбы от Уртайской долины до устья реки Сейм. Возможно, ждали чьих-то руководящих указаний. Проведя подобную чудовищную с точки зрения международного права казнь, принимавшие это решение японские военачальники не только нарушили все существующие нормы человеческой морали, но и покрыли себя позором. Видимо надеялись, что никто об этом не узнает», – отмечал сахалинский краевед Андрей Клитин, изучавший эту историю спустя много лет.

В это время уже шли мирные переговоры между Россией и Японией. Отряд Даирского не дожил до подписания мирного договора всего пять дней.

Одним из героев, сложивших голову при защите Сахалина, стал штабс-капитан 243-го Златоустовского пехотного полка Бронислав Гротто-Слепиковский, командовавший другим партизанским отрядом. Гротто-Слепиковский, в распоряжении которого было 175 человек, выдержал долгий и жестокий бой с японцами у озера Тунайча на юге острова.

«Сражение с японцами продолжалось до 11 часов ночи. День был ясный и жаркий. Во время сражения у нас было убито 11 человек и ранено 13 человек, а у японцев убито было около 300 человек, в том числе и их командир; мы сами ходили смотреть убитых японцев на другой день сражения. Японцы отступили обратно к Тунайчи в 11 часов ночи 20-го июля – и до 28-го июля за исключением их разведчиков мы японцев не видали», – делилась крестьянка Матрена Пиченежская (из ссыльных), служившая в отряде сестрой милосердия.

К слову, по свидетельству другой поселенки Татьяны Поюровской, японцы, поймав Залеванного, разведчика из дружины Гротто-Слепиковского, подвергли его пытке, требуя подробных сведений. В присутствии врача, контролировавшего процесс, в ноги несчастного втыкали штык, который затем вынимали и заклеивали рану пластырем – и так много раз. Затем пленного казнили.

Не в силах покончить с партизанами Гротто-Слепиковского в честном бою, японцы подтянули артиллерию и начали расстрел русского подразделения. Одним из первых погиб глава отряда, пораженный осколком. Дождавшись, когда большая часть партизан полегла убитыми и тяжело ранеными, японцы пошли в атаку. Захватив в плен тех, кто еще оставался в живых, японцы их расстреляли, перекололи штыками, а некоторых закопали в землю заживо.

Факт зверской расправы подтвердили поисковики, работавшие на этом месте в 1989-90 гг. Стоит привести выдержку из их отчета: «…на бровке окопа обнаружили в дальнейшем ставшую типовой находку – россыпь из 8 стрелянных гильз и 2 пустые обоймы от магазинной винтовки «Арисака» тип 27, – японские пехотинцы добивали тяжелораненых по обыкновению стоя над окопом».

Самураи не пощадили и женщин, служивших в отряде сестрами милосердия – о чем свидетельствует одна из находок. «Положение тела женщины и характер повреждений свидетельствовал о том, что она была погребена еще живой и пыталась выбраться из сооружения», – сухо констатирует отчет.

История устроенного японцами в 1905-м на Сахалине геноцида требует дополнительных исследований, так как до сих пор изобилует белыми пятнами. Японцы по понятным причинам не афишировали своих деяний на острове, но полностью скрыть правды им не удалось. Как писал в своем дневнике живший тогда в Токио православный святитель Николай Японский, на Сахалине «не было тогда иностранных корреспондентов, не перед кем было роль гуманных разыгрывать, и потому (японцы – прим. ВЗГЛЯД) показали себя в своем натуральном виде: массы мирных жителей избивали без всяких причин, женщин насиловали, других женщин и детей рубили и расстреливали так же, как мужчин; русских каторжников множество и массами расстреляли под предлогом, что «этот народ, мол, ни к чему не годный»; даже умалишенных больных повытаскивали из госпиталя и расстреляли...».

Точное количество убитых японцами сахалинцев не известно до сих пор. Наиболее хорошо задокументирована расправа над жителями Владимировки, но имеются свидетельства о том, что не менее жестоко самураи вели себя и в других занятых ими населенных пунктах.

Чрезвычайно характерно то, что, когда Россия и Япония подписали мирный договор, по которому южная часть Сахалина осталась за японцами, население оккупированной территории по большей части предпочло оттуда уехать. Таким образом, южный Сахалин стал почти необитаемым местом. Впоследствии на этой земле было образовано губернаторство Карафуто – японская территориальная единица. Карафуто просуществовало до августа 1945 года, когда советские войска вышибли японцев с южной части острова, взяв реванш за неудачу сорокалетней давности.
Источник

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Malabarka]

Монархисты в Политбюро. Как Николай II оказался под охраной ОГПУ​

«Золотой век» Российской империи оставил слишком много скелетов в шкафах


На фото: император Всероссйский Николай II

Не проходит и недели, чтобы по телевидению не показали, как минимум, одну передачу с восхвалением царя Николая II и «золотого века его правления».

Между тем 40 лет назад Николай II не интересовал 99,9% советских граждан. К нему относились как к Александру I, Елизавете Петровне, Анне Иоанновне, то есть как к давно прошедшему времени. У англичан это называется Past Perfect.

Как такое могло случится? А дело в том, что репутацию последнего царя и Григория Распутина с конца 1920-х бдительно охраняли ОГПУ, НКВД, МГБ и КГБ.

Уже в первые недели после отречения государя появились тысячи скандальных статей и даже десятки кинофильмов о жизни императорской четы и Григория Распутина.

Да что журналисты и киношники? Через два дня после отречения состоялось заседание Священного Синода. Процитируем выступления иерархов. Епископ Рыбинский Корнилий (Попов): «Сейчас мы слышали об отречении государя Николая II. Тяжёлым крестом для России, для русского народа было его царствование».

Епископ Переславский Иннокентий (Фигуровский): «Как мы все искренно радовались и торжествовали, когда низвергнут был Богом с престола безвольный император, и волею Божией, а не волею народа — как ложно утверждают неверующие — во главе нашего Отечества поставлены были лучшие люди».

Епископ Александровский Михаил (Космодемьянский): «Воскрес Христос — и пали рабские дьявольские цепи. Пал самодержавный строй, этот деспотический режим — и рушились путы, которыми окована была вся жизнь человека от утробы матери и до могильной гробовой доски»… Синод единогласно признал Временное правительство благоверным.

Но к власти приходят большевики и к середине 1920-х годов упорядочивают критику Николая II. Теперь о нём можно судить только с классовых позиций. Он де стоял во главе помещиков и капиталистов, притеснявших простой народ. Из постановления Главлита: «Совершенно недопустимо изображать царицу как единственную виновницу всех бед, которая будто бы „хуже“ и царя, и всей камарильи… Подчёркивать её немецкое происхождение акцентировкой недопустимо».

С середины 1920-х число фильмов о царской семье и Распутине резко уменьшается. Одной из последних в 1927 г. была снята мелодрама «Солистка Его Величества». Роль Матильды Кшесинской (в фильме Плесинская) играла балерина Валентина Куинджи. В фильме были заняты талантливые актёры Павел Массальский, Ольга Книппер-Чехова, Степан Кузнецов и др. Фильм шёл с успехом, однако в начале 1930-х его сняли с экранов, копии были изъяты и все уничтожены.

С этого момента в СССР не был снят ни один фильм о Николае II и Распутине, о них не написано ни одной специальной монографии.

Таким образом, кроме ограниченной классовой критики Николая II весь негатив о его правлении убрали. Мало того, запрещалось писать о наиболее скандальных деяниях последнего царя. К примеру, о предыстории войн 1904−1905 и 1914−1917 годов. В первом случае на Порт-Артур вероломно напали японцы.

А в 1914-м России объявил войну злодей Вильгельм II. Писать о захвате Маньчжурии в 1897—1900 годах, уничтожении сотен тысяч китайцев при подавлении Ихэтуаньского восстания, взятии Пекина генералом Линевичем и разграблении «Запретного города» категорически возбранялось.

Были засекречены все планы захвата Константинополя с 1894 по 1917 год. В середине 1930-х запрещены исследования Сараевского убийства 1914 года, проведённые независимо друг от друга профессорами Михаилом Покровским и Николаем Полетикой. Их книги были изъяты и отправлены в секретные хранилища. Кстати, эти труды не опубликованы полностью до сих пор.

Лишь в 1972—1975 годах историк и писатель Валентин Пикуль рискнул написать роман «Нечистая сила» о последних месяцах правления Николая II. С огромным трудом ему удалось опубликовать журнальный (урезанный) вариант романа. И тут на Пикуля набросились главные советские идеологи: Суслов, Громыко, будущий «архитектор перестройки» Яковлев. Писатель попал под контроль КГБ. Полностью роман «Нечистая сила» был опубликован лишь в 1989-м.

В 1966 г. под соусом подготовки к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции Анатолий Эфрос попробовал снять фильм о царской семье по пьесе Алексея Толстого. Однако руководство через некоторое время назначило режиссёром Элема Климова. В августе 1966-го Комитет по кинематографии фильм «Агония» не утвердил. Мотивировка: «Нельзя критиковать царизм по альковной линии».

Тем временем в Голливуде, не подконтрольном нашим комитетчикам, был снят кассовый фильм «Николай и Александра». Это дало киношникам повод подсунуть властям «контрпропагандистский сценарий». На него деньги дали, но картина вышла на советский экран только в 1985 году. То есть несчастную «Агонию» снимали 19 лет!

Кстати, на Западе о царе, Распутине и лже-Анастасии выпущено не менее 40 фильмов.

Так что, советские вожди возлюбили Николая II? Вовсе нет. Им для внутри- и внешнеполитических целей нужна была неразрывная история страны.

Поэтому возникли культы создателей России — Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Грозного, Петра Великого. Остальные же цари подвергались исключительно классовой критике, но их деяния, компрометировавшие не только их самих, но и политику России в целом, были засекречены.

Так бы и остался Николай II в пантеоне «рядовых» царей. Но с 1991 г. некие силы преступили к возвеличиванию последнего императора. При нём де был «золотой век», русские рабочие жили лучше, чем в Англии.

Николай II уже почти выиграл русско-японскую и германскую войны, но в последний момент прибежали большевики и украли победу. Кстати, заодно из царского кабинета Александровского дворца большевики спёрли план ГОЭРЛО и сами провели электрификацию всей страны.

Всё как в фильме «Служили два товарища»:
— Большевикам виры немае. Вы революцию продали.

— Дуролом ты! Дубина стоеросовая! Ну скажи, кому мы её продали, кому?!

— А кто его знает, кому вона потрибна, тому и продали…

Так и нынешние царепоклонники превозносят чудеса техники, созданные «благодаря чуткому руководству» Николая II.

В советское время дотошный восьмиклассник полез бы в справочники и начал бы болтать в школе, что автомат Фёдорова был под 6,5-мм японский патрон с негодной автоматикой, а конструктор, мол, попал в фавор советской власти и стал генерал-лейтенантом и академиком. И посему Ковровский завод до 1924 г. тужился с его автоматом, но сделать ничего не смог.

Далее мальчик сказал бы, что деревянный макетик танка Лебеденко так понравился Николаю II, что тот приказал оставить его у себя в кабинете. Но двигать Царь-танк на поле боя было нечем, поскольку российские заводы до 1917 г. не выпускали двигателей мощнее 100 л. с. Но тут повезло — на русские позиции сел цеппелин с двумя моторами по 240 л.с. Их сняли и поставили на Царь-танк.

Увы, танк Лебеденко завяз на лесной дороге под Дмитровом. Сдвинуть его так и не смогли и в 1923 г. на месте разобрали на металлолом.

Дотошный восьмиклассник достал бы фотографию деревянно-полотняного биплана «Илья Муромец» выпуска 1917 г. с французскими двигателями и английскими пулемётами и сравнил с фотографией цельнометаллического моноплана бомбардировщика «Юнкерс» того же года.

В советское время дотошного мальчика как минимум вычистили бы из комсомола, а папой заинтересовались бы «органы».

Да ладно школьники, а если студенты полезут в полуоткрытые с 1991 года архивы? Там ведь столько скелетов в шкафах времён «святого» Николая.

Зачем умышленно создавать напряжённость и конфронтацию в обществе? Ведь даже большевики благожелательно относились к монархам, создававшим государство Российское: Ивану Грозному, Петру I, Екатерине Великой. Почитайте романы о них, посмотрите советские фильмы.

Финны дважды, в 1918-м и 1940-м, разрушали памятник Петру в Выборге и оба раза Сталин приказывал восстановить его. В 1922-м «леваки» снесли Петра I в Петрозаводске. В середине 1930-х памятник восстановили, а «леваков» убрали, их позже реабилитировал Никита Сергеевич. В 1941-м финны снесли этот памятник Петру. Финнов побили, памятник восстановили.

В 2008-м в Севастополе был открыт памятник Екатерине Великой, деньги на который собирали коммунисты, демократы и монархисты. Они же неоднократно защищали памятник от банд укронацистов.

Как видим, Пётр и Екатерина уже стали символами объединения всех политических сил РФ. А из Николая II пытаются сделать «яблоко раздора».

Александр Широкорад

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Malabarka]

Первая мировая война. Начало...​

Приближается очередная годовщина со дня начала Первой мировой войны... Тема необъятная, в один пост ее никак не уложишь, поэтому напомню только несколько штрихов.
Какой была Россия у этой роковой черты, расколовшей жизнь страны и нескольких поколений русских людей?

Аллегорическое изображение трех союзниц - России, Великобритании и Франции, худ. Е. Самокиш-Судковская

За годы правления императора Николая Александровича уровень жизни в стране поднялся, а медицинское обслуживание настолько улучшились, что население страны выросло на 60 млн. человек.
В 1894 году население России составляло 122 млн. человек, в 1914 году – 182 млн.
Такого успеха никогда не могли добиться никакие правители ни при каких режимах.

К 1914 году Россия добилась невероятных экономических успехов. Европа с удивлением и завистью следила за победным шествием восточного соседа – Российской империи, стремительно превращавшейся в гиганта мирового рынка. Реформы Столыпина, даже не доведенные до конца, а жестоко прерванные, все же дали блестящие результаты.
За двадцать лет царствования Николая Александровича (1894-1914 годы) производство зерна увеличилось вдвое, сахара – втрое, выплавка чугуна возросла на 250 %, железа и стали на 224%, хлопка – на 388% (благодаря работам по орошению земель в Туркестане, развернутых еще при императоре Александре III). Урожаи хлопка в последние годы царствования полностью покрывали все потребности русской промышленности, а российские ткани широко и с успехом продавались на внешнем рынке…

Вклады населения в государственных сберегательных кассах, составлявшие в 1894 году – 330.300.000 рублей, в 1914 году возросли до 1.207. 000.000 рублей. И это не считая 70 миллионов сбережений в частных банках, и прочих форм накоплений, акций, ценных бумаг, золота и драгоценностей, которыми обладали представители самых разных кругов населения… Золотой запас России, насчитывавший в 1892 году, незадолго до вступления Николая на царство, 642 млн. золотых рублей, к 1914 году увеличился до 1 млрд. 615 млн.

Нельзя сказать, что правительство каким-то особым образом руководило экономикой и любой ценой добивалось высоких показателей. Инициативным, предприимчивым людям просто не мешали. Общая сумма налогов на одного жителя в России была в два раза меньше, чем в Германии, Австрии или Франции, и в четыре раза меньше, чем в Великобритании. При этом в 1912 году превышение доходов над расходами в государственном бюджете составило 335 млн. золотых рублей.

За 37 лет с 1880 по 1917 год было построено 58 тыс. 251 км железных дорог, и еще 15.000 км. было на 1917 год в работе. Причем российские дороги были самыми дешевыми и самыми комфортабельными в мире. Не считая того, что Транссибирская магистраль была самым протяженным и технически сложным проектом, который Николай возглавлял еще будучи цесаревичем.
За 38 лет советской власти, к 1956 году было построено лишь 3.250 км. При огромном количестве зэков, привлеченных к стройкам и обеспечивающих их бесплатным трудом.

Заявления о всевластии чиновничьего аппарата, якобы необъятно разросшегося в царствование Николая II, являются не более, чем мифом.
Число лиц, состоявших на действительной государственной службе в 1913 году, было совсем не так и велико. Во всех министерствах, ведомствах и управлениях Российской империи, включая систему подразделений МВД, ведомство императрицы Марии, занимавшееся делами благотворительности (Красный Крест со всеми службами, странноприимные дома, больницы и родовспомогательные учреждения для бедных и т.д.), служащих государственных библиотек и архивов, а также государственных детских приютов, преподавателей Александровского лицея, железнодорожных служащих с государственных дорог и рабочих Государственной типографии составляло всего – 252870 человек.
То есть, если из общего числа государственных служащих вычесть число врачей, сестер, акушерок и санитаров из благотворительных медицинских учреждений, воспитательниц, кастелянш и поварих из приютов, преподавателей, архивариусов и библиотекарей, почтальонов, железнодорожников, типографских наборщиков и многих других людей, не имеющих отношения к чиновничьему произволу, окажется, что «злодеев-бюрократов», действительно занимавших посты в аппарате управления, было не так уж и много на стопятидесяти-стовосьмидесятимиллионную Россию (с нынешним аппаратом не сравнить, хотя населения стало поменьше, а территорий – так значительно поубавилось!). И ведь как-то справлялись с проблемами управления.

Отдельная тема - демократические преобразования, формирование устойчивой многопартийной системы и зарождение парламентаризма. Как бы то ни было, с 1906 по 1917 год Государственная Дума играла важнейшую роль в стране.

За двадцать лет бюджет Министерства народного просвещения вырос с 25,2 млн. руб. до 161,2 млн. И это без учета бюджетов специальных учебных заведений (военных, технических, художественных и др.) К тому же на учебные заведения, содержащиеся земствами и городскими властями на собственные средства, расходовалось до 300 млн. руб в год. С 1908 года бесплатное начальное обучение сделалось обязательным . С этого года ежегодно открывалось по 10.000 новых школ. В 1915 г. обязательным должно было стать среднее образование, но помешала война.
Плата за обучение в высших учебных заведениях была весьма приемлемой – от 50 до 150 руб. в год, причем неимущие студенты обычно освобождались от платы вообще и даже получали в период обучения различные стипендии. Число студентов, получавших образование на льготных условиях, в среднем превышало 40 %.

Развитие культуры в Российской империи в этот период было таким значительным, что феномен получил название Серебряного века русской культуры. Появлялись новые театры, художественные течения, музыкальные направления, русская литература превосходила лучшие мировые образцы. Даже те творцы, кто вынужден был уехать в послереволюционную эмиграцию - звезда мировой оперы Шаляпин, Бунин, будущий лауреат Нобелевской премии, художники-авангардисты Кандинский и Шагал, Михаил Чехов, внедривший систему Станиславского в театральный мир США, и т.д, и т.д. - сформировались в Российской империи...

Для изучения феномена «экономического чуда» французское правительство направило в Россию известного экономиста Эдмона Тэри. Выводы из своих исследований он обобщил в книге «Россия в 1914 году». Многим они казались невероятными. «Ни один из европейских народов не имеет подобных результатов… К середине столетия Россия будет доминировать в Европе…»

Однако эти успехи никого не радовали – за границей завидовали, а на родине их просто не желали замечать. «Прогрессивно мыслящие люди» того времени без конца твердили про «невыносимый гнет»… Писатель Борис Зайцев, уже в эмиграции размышляя о прошлом, несколькими штрихами охарактеризовал настроение, царившее в предреволюционные годы в Москве:
«...Рабочие выходят с фабрик - демонстрации идут Арбатом. «Господа» банкеты собирают и изящно бреют русское самодержавие, между икрой и балыком, меж «Эрмитажем» и «Прагою». Ах, конституция, парламент, Дума, новая Россия! А те, кто помоложе и попроще, кому до «Эрмитажей» далеко, торопятся, им некогда, все свершить бы завтра, всю бы жизнь вверх дном перевернуть. И митинги гудят, толпы чернеют, и кричат газеты об одном: вперед, вперед!»

Банкет октябристов в Государственной Думе

Нечто похожее было и в столичном Петербурге, и в провинциальных городах… На рубеже 1913-1914 годов недовольство высшей властью превращается в навязчивую идею, захватывающую все более широкие круги. Политическая апатия сменяется жаждой радикальных перемен. «Анализ этого периода времени приводит к выводу, что массовый психоз проявился во внедрении убеждений о необходимости сломать и уничтожить нечто, тяготившее людей и не дававшее им жить, - утверждал генерал Воейков. – По забытой поговорке: «умных людей в России много, а разумных мало», не отдавали себе наши соотечественники ясного ответа, в чем именно заключался внушаемый им ужас царского гнета и к чему должны привести Россию ломка и уничтожение всего существовавшего».

А либеральные политики были в восторге от «благотворных перемен» в настроении общества – наконец-то появился шанс активизировать политическую деятельность.
«Русская общественность почувствовала потребность в более сильных возбуждениях, нежели ежедневная будничная работа Государственной Думы, притом же очевидно осужденная на бесплодие, - вспоминал П. Милюков. – Весь 1913 год проходит в проявлениях возрождающейся общественной самодеятельности. Публика совсем не интересуется вопросом, как распределить законодательный хлам, оставшийся в наследство от Третьей Думы. Напротив, ее внимание привлекают общественные съезды»… Увы, именно это отличало общественность России в предреволюционные годы – презрение к «ежедневной будничной работе», которая только и способна улучшить жизнь в стране, и стремление к блеску больших собраний, где на трибунах царят политики, рисующие радужные перспективы грядущей светлой жизни (она, конечно же, придет сама собой и сразу, как только весь мир насилья мы разрушим, и желательно – до основанья…)
В начале 1914 года Дума погрязла в убогих склоках с правительством Горемыкина, сменившего на посту премьер-министра графа Коковцова после долгих и веселых новогодних праздников, 29 января. Правда, сами оппозиционеры (и в частности – Милюков) признавали, что эти «нападения были большей часть мелкие, технические, малопонятные для страны, и сессия казалась бесцветной».

Заседание Государственной Думы

В конце января 1914 года Мария Федоровна приняла В.Н. Коковцова, отставленного с поста премьер-министра. Вдовствующая императрица была полна дурных предчувствий.
«Поймите меня, насколько я страшусь за будущее, и какие мрачные мысли владеют мной. Моя невестка не любит меня и все думает, что у меня какое-то ревнивое отношение к власти. Она не понимает, что у меня одно желание – чтобы мой сын был счастлив, а я вижу, что мы идем верными шагами к какой-то катастрофе и что Государь слушает только льстецов и не видит, что под его ногами нарастает что-то такое, чего он не подозревает, а я сама чувствую это инстинктом, но не умею ясно представить себе, что именно ждет нас… Отчего вы не решитесь теперь, когда вы свободны, сказать Государю прямо все, что вы думаете, и предостеречь его, если только это не поздно…»

Но были среди преданных Николаю Александровичу людей и такие, кто не боялся предостеречь его. И к этим предостережениям не грех было бы и прислушаться.
Записка бывшего министра внутренних дел Петра Дурново о необходимости всеми силами избегать вступления России в гипотетически возможные военные действия, поданная государю в феврале 1914 года, кажется пророческой: «В случае военных неудач социальная революция в самых крайних ее проявлениях у нас неизбежна. Начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная против него кампания, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги. Побежденная армия окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходящиеся народные волны, ими же и поднятые. Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже представлению».
П.Н. Дурново умер в 1915 году и не узнал, насколько точно исполнилось его предсказание. Но в 1914 году всем казалось, что «этого не может быть потому, что этого не может быть никогда»…

Петр Николаевич Дурново

Известие о выстреле в Сараево, первом в бесконечной череде выстрелов начинавшейся мировой войны, настигло царскую семью на военном параде в Красном Селе. Император проводил смотр воинским частям. Столь любимое в России зрелище, как военный парад, собрало многочисленную толпу приглашенных. И вдруг по этой толпе зашелестело: «Сараево... Сараево... Эрц-герцог... Убили...»
Для многих на этом плацу неизбежность грядущей войны стала очевидной уже в первые минуты... В Царское Село с праздничного парада все вернулись удрученными, с тревогой ожидая новостей. Царскосельские парки и роскошные особняки быстро опустели - у мужчин, и в первую очередь, у мужчин из рода Романовых, сразу же появилось множество неотложных дел. Ожидалась мобилизация. Никто из великих князей, большинство из которых были офицерами, не собирался увиливать от отправки на фронт.

По странному стечению обстоятельств, в тот самый день, когда был убит наследник австрийского престола эрц-герцог Франц-Фердинанд, в сибирском селе Покровское было совершено покушение на Григория Распутина.
Многие не понимали, почему какой-то малограмотный мужик принят царской семьей и бывает при дворе. Наверное, если бы Александра Федоровна не считала нужным с болезненной одержимостью скрывать тяжелый недуг наследника от общества, стало бы ясно, почему сибирский знахарь со своими отварами трав и заговорами бывает у цесаревича Алексея в периоды опасных обострений. Даже медицинские светила не могли объяснить, как Распутину удавалось спасать мальчика от смерти, останавливая внутренние кровотечения, вызванные гемофилией. "Старец" не раз оказывал ощутимую помощь Алексею, из-за чего Александра Федоровна, буквально сходившая с ума из-за страданий ребенка, воспринимала его как Божьего посланника...

Но в быту Распутин не был образцом нравственности. Вот и на этот раз само покушение на его жизнь было "с душком". Бывшая проститутка, отвергнутая любовница «старца» Хиония Гусева, переодевшись нищенкой, подошла к Распутину и попросила у него милостыньку. Распутин остановился и тут же получил от убогой нищенки сильнейший удар ножом в живот. Рана была глубокой и опасной. Первую операцию пострадавшему сделали на месте, потом на телеге повезли Распутина в Тюмень в клинику. Дорога была ухабистой и тряской, поездка растянулась на целых шесть часов. Рана от сотрясения раскрывалась, и Распутин, чудом выживший после ранения, едва не умер дорогой… В Тюмени он был госпитализирован и надолго задержался в больничной палате. Доктор Владимирский, спасший «старцу» жизнь, позже получил в благодарность золотые часы от Александры Федоровны.

Вот так получилось, что в роковой момент начала войны Распутина не было рядом с императорским семейством. Когда в России началась мобилизация, Александра Федоровна послала своему Другу (она называла его так) телеграмму с просьбой о совете. Распутин, лежа на больничной койке, продиктовал ответ:
«Пусть Папа не затевает войну, с войной будет конец России и вам самим, погибнут все до единого человека».

Да, в интуиции этому человеку отказать было трудно, и совет его нельзя назвать неразумным… Александра Федоровна бросилась к мужу с телеграммой в руках, но Николай Александрович в сердцах разорвал послание Распутина.
Вслед за первой телеграммой пришли еще три, и в каждой Распутин предостерегал от опасных поспешных шагов. В конце концов, поступило собственноручное письмо «старца» на имя Николая Александровича. Наверху листа Распутин нарисовал крест, а ниже написал своими малограмотными каракулями:
«Милый друг еще раз скажу грозна туча над Расеей беда горя много и просвету нету. Слез-то море и меры нет в крови… Что скажу? Слов нету и неописуемый ужас. Знаю что все от тебя войны хотят и верно не зная что ради гибели. Божье тяжко наказание когда ум отымет тут начало конца. Ты царь отец народа не допусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победят а Расея? Подумать так воистине не было от веку горше бедствия. Все тонет в крови. Велика погибель, без конца печаль. Григорий».

К советам этого человека прислушивались в царской семье, порой самые странные пожелания Распутина воспринимались как божественное откровение, но вот в этот момент, когда он, похоже, искренне желал помочь, его не услышали. Можно ли было повлиять на ход событий и остановить войну еще до ее начала? Почему Николай Александрович проигнорировал отчаянные призывы «Друга» Григория, ведь в данном случае они были как никогда разумны?

Визит Раймона Пуанкаре в Россию

7 июля в Петербург с официальным визитом прибыл премьер-министр Франции Раймон Пуанкаре, которому важно было добиться от русского императора подтверждения – в случае начала боевых действий Россия не откажется от своих союзнических обязательств по отношению к Франции. Ради высокого гостя Александра Федоровна нарушила свое уединение и принимала участие в парадных мероприятиях, хотя это давалось ей нелегко. Нервы ее были в таком состоянии, что она едва могла сдерживать себя от приступов на людях, и это бросалось в глаза внимательным наблюдателям.
Посол Франции в России Морис Палеолог, по долгу службы присутствовавший в Петергофе на приеме в честь Пуанкаре, отмечал:
«Во время обеда я наблюдал за Александрой Федоровной, против которой сидел. Хотя длинные церемонии являются для нее очень тяжелым испытанием, она захотела быть здесь в этот вечер, чтобы оказать честь президенту союзной республики. Ее голова, сияющая бриллиантами, ее фигура в декольтированном платье из белой парчи выглядят довольно красиво. Несмотря на свои сорок два года, она еще приятна лицом и очертаниями. С первой перемены блюд она старается завязать разговор с Пуанкаре, который сидит справа от нее. Но вскоре ее улыбка становится судорожной, ее щеки покрываются пятнами. Каждую минуту она кусает себе губы. И ее лихорадочное дыхание заставляет переливаться огнями бриллиантовую сетку, покрывающую ее грудь. До конца обеда, который продолжается долго, бедная женщина, видимо, борется с истерическим припадком».

Императрица Александра Федоровна, художник Николай Бодаревский

Политические события развивались стремительно. 15 июля 1914 года Австро-Венгерская империя объявляет войну маленькой Сербии. Россия, издавна считающаяся покровительницей всех славян, ввиду сложной политической обстановки 17 июля приступает к мобилизации. В ответ Германия, политическая союзница Австро-Венгрии, 19 июля (1 августа по европейскому стилю) объявляет войну России. Этот день подвел черту целой эпохе, преломив ход истории и людские судьбы...
В схватке имперских амбиций суждено было погибнуть миллионам... Великие европейские монархии Романовых, Гогенцоллернов и Габсбургов сгорят в огне войны, да и карта Европы уже никогда не будет прежней.
В день объявления войны, 19 июля (1 августа) 1914 года, царская семья находилась в Петергофе. Александра Федоровна ждала мужа за обеденным столом. Ждать пришлось долго – Николай опоздал почти на час. Такого в традициях семьи заведено не было. Наконец император появился, бледный, очень расстроенный и сообщил, что Германия объявила России войну. Императрица разрыдалась и ушла к себе. Дочери, увидев в каком отчаянии их мать, тоже залились слезами.
Дальнейшее развитие событий уже не зависело от воли монарха. Войну объявил не он, войну объявили ему…

Плакат начала Первой мировой войны

Накануне Первой мировой войны Николай II и Вильгельм II обменивались телеграммами, пытаясь объяснить друг другу свою позицию.
Из телеграммы Вильгельма от 17 (30) июля 1914 года:
«Австрия мобилизовала только часть своей армии и только против Сербии. Если, как видно из сообщения твоего и твоего правительства, Россия мобилизуется против Австрии, то моя деятельность в роли посредника, которую ты мне любезно доверил и которую я принял на себя по твоей усиленной просьбе, будет затруднена, если не станет совершенно невозможной. Вопрос о принятии того или другого решения ложится теперь всей своей тяжестью исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за войну или мир. Вилли».

Ответная телеграмма Николая от 18 июля 1914 года:
«Сердечно благодарен тебе за твое посредничество, которое начинает давать надежду на мирный исход кризиса. По техническим условиям невозможно приостановить наши военные приготовления, которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Даю тебе в этом мое слово. Я верю в Божье милосердие и надеюсь на успешность твоего посредничества в Вене на пользу наших государств и европейского мира. Преданный тебе Н.»

Телеграмма Вильгельма от 18 (31) июля 1914 года:
«Вследствие твоего обращения к моей дружбе и твоей просьбы о помощи, я выступил в роли посредника между твоим и Австро-Венгерским правительством. В то время, когда еще шли переговоры, твои войска были мобилизованы против Австро-Венгрии, моей союзницы, благодаря чему, как я уже говорил, мое посредничество стало почти призрачным. (…) Ответственность за безопасность моей империи вынуждает меня принять предварительные меры защиты. В моих усилиях сохранить всеобщий мир я дошел до возможных пределов, и ответственность за бедствие, угрожающее всему цивилизованному миру, падет не на меня. В настоящий момент все еще в твоей власти предотвратить его. Никто не угрожает могуществу и чести России, и она свободно может выждать результатов моего посредничества. Моя дружба к тебе и твоему государству, завещанная мне дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я не раз честно поддерживал Россию в моменты серьезных затруднений, в особенности во время последней войны. Европейский мир все еще может быть сохранен тобой, если только Россия согласится приостановить военные приготовления, угрожающие Германии и Австро-Венгрии. Вилли».

Ответ Николая от 19 июля:
«Я получил твою телеграмму. Понимаю, что ты должен мобилизовать свои войска, но желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе, т.е., что эти военные приготовления не означают войны, и что мы будем продолжать переговоры ради благополучия наших государств и всеобщего мира, дорогого для всех нас. Наша долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие.
С нетерпением и надеждой жду твоего ответа. Ники».

Телеграмма Вильгельма от 19 июля (1 августа) 1914 года была отправлена из Берлина в 22 ч. 55 м. вечера:
«Вчера я указал твоему правительству единственный путь, которым можно избежать войны. Несмотря на то, что я требовал ответа сегодня к полудню, я еще до сих пор не получил от моего посла телеграммы, содержащей ответ твоего правительства. Ввиду этого я был принужден мобилизовать свою армию. Немедленный, утвердительный, ясный и точный ответ от твоего правительства – единственный путь избежать неисчислимые бедствия. До получения этого ответа я не могу обсуждать вопроса, поставленного твоей телеграммой. Во всяком случае, я должен просить тебя немедленно отдать приказ твоим войскам ни в коем случае не переходить нашей границы. Вилли».
На бланке с телеграммой была рукой Николая Александровича сделана пометка: «Получена после объявления войны».

В Петергоф телеграмма поступила в начале второго ночи 20 июля (1 ч.15 м.) Война не только стала неотвратимой к тому моменту, она уже началась…

Кайзер Вильгельм II

 

[Mak]

 

[NEсерьёзнаЯ]

 

[Malabarka]

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Malabarka]

Для любителей истории. Что можно сказать о господине Керенском?​

Керенский, портрет кисти Ильи Репина, 1917
(манера, непривычная для известных нам репинских работ, но в зрелом возрасте Илью Ефимовича потянуло к импрессионизму...)

Господин Керенский... Юрист, присяжный поверенный, депутат IV Государственной Думы, лидер фракции трудовиков. С марта 1917 года эсер. Во Временном правительстве последовательно занимал посты: министра юстиции (2 марта - 5 мая 1917 г.), военно-морского министра (5 мая - 30 августа 1917 г.), Председателя правительства (8 июля – 25 октября 1917 г.). Впоследствии эмигрировал.
Александр Федорович Керенский, человек хорошо известный, прежде всего - деструктивной ролью, которую он сыграл в российской истории в сложный, переломный момент. Он делал все возможное, чтобы политический режим, существовавший в России, пал, но когда это случилось и самого Керенского мутные политические волны вынесли на вершину власти, смог лишь толкать Россию к пропасти. Оказалось, что ожесточенно критиковать действия власти совсем не то же самое, что проявлять мудрость в государственных решениях и брать на себя ответственность.


В России знают Керенского именно образца 1917 года, а то, что было до и после, обычно остается в тени.
После позорного бегства из Петрограда в разгар революционных событий, оставшуюся немалую часть жизни Керенский провел в эмиграции, где написал подробные воспоминания "Россия на историческом повороте". Керенский, рассказывая о России, естественно был занят прежде всего попытками обелить себя... Но рассказ о детстве, о жизни провинциальной интеллигенции в волжском городе и в Средней Азии, о пути небогатого и незнатного юноши на вершины власти интереснее этих обелений, ведь Россию конца 19 - начала 20 веков Керенский видел своими глазами, хорошо знал и сумел передать собственные впечатления в добротной литературной форме. У мемуаристов часто так случается, что первый план повествования - оправдание собственных ошибок - является лишь скучным дополнением ко второму плану, описанию жизни ушедшей эпохи. Второй план сплошь и рядом бывает лучше и правдивее.
Поэтому подробные цитаты из мемуаров Керенского дополняют сухой казенный очерк о его жизни.

Обычно фигуру Керенского представляют в ореоле барственности. Но его семья имела отнюдь не аристократическое, а простое разночинное происхождение. У матери в роду были даже крепостные. Отец Керенского - сын сельского священника. Сан священника ожидал и самого Федора Керенского.
А.Ф. Керенский писал об отце:
"Он родился в 1842 году в семье бедного приходского священника Керенского уезда Пензенской губернии. В те дни духовенство было самостоятельным сословием, отличавшимся своими вековыми традициями и обычаями. Дети священнослужителей даже посещали особые школы. Именно такую школу окончил мой отец, поступив затем в Пензенскую духовную семинарию".

Федор Керенский решил изменить свою судьбу, тем более, одним из результатов реформ Александра II стало разрешение на поступление в университеты лицам разных сословий, в том числе - детям священников и крестьян. Часто приходится слышать, что высшее образование было платным, а потому недоступным. Отец Керенского являет как раз пример того, как можно было решить эту проблему. Он поработал несколько лет учителем в церковно-приходской школе и собрал нужную сумму для обучения в университете. Это если не учитывать того факта, что многим неимущим студентам предоставлялись льготы и даже полное освобождение от оплаты за обучения. В Московском университете, к примеру, каждый учебный год до 40% студентов имели различные льготы. Так что возможности учиться были, а вот желание было не у всех.
Керенский в своей манере утверждает, что деньги на обучение отец собрал изнурительным (еще бы сказал - каторжным) трудом, но, положа руку на сердце, работа приходского учителя при всей ее сложности и благородстве, не самая изнурительная из возможных. А приобретенный опыт помог педагогу Керенскому сделать блестящую карьеру.

"...В правление Александра II эта социальная дискриминация была упразднена, и поэтому со временем отец смог осуществить свою заветную мечту о поступлении в университет. А до этого нужда заставила его стать учителем в приходской школе, но когда в результате изнурительного труда он сумел накопить достаточно денег, то поступил в Казанский университет, считавшийся одним из лучших в России. Подобно многим из своих собратьев, которым предстояло посвятить себя церкви, он не чувствовал подлинного призвания к этому поприщу... Его замечательный педагогический талант был по достоинству оценен и вознагражден. В возрасте 30 лет он получил назначение на пост инспектора средней школы, а в 37 лет стал директором школы в Вятке. Двумя годами позже он возглавил мужскую гимназию и среднюю школу для девочек в Симбирске.
(Почему прекрасную Мариинскую женскую гимназию в Симбирске надо называть "школой для девочек", можно было бы узнать только у самого Керенского... Но уже поздно. Хотя... и гимназия, конечно, тоже школа...)

Женская гимназия в Симбирске

"Родители мои познакомились в Казани, где отец занялся преподавательской деятельностью сразу же по окончании университета. Моя мать была одной из его учениц. Она была дочерью начальника топографического отделения при штабе Казанского военного округа, а по материнской линии — внучкой крепостного крестьянина, который, выкупившись на свободу, сделался в Москве процветающим купцом. От него мать унаследовала значительное состояние".
Надежда Адлер, мать Керенского, по отцу принадлежала к дворянскому роду с немецкими корнями, а по другой линии была внучкой крестьянина, сумевшего "выкупиться" еще до отмены крепостного права, занявшегося торговлей и разбогатевшего. Приданое матери помогало семье Керенских не слишком заботиться о деньгах.
Хочется думать, что отец Керенского влюбился в одну из своих учениц не по причине капиталов ее деда-купца...

Во всяком случае, А.Ф. Керенский с большим теплом вспоминает жизнь в родном доме, все устройство которого было исключительно заслугой матери. Отец, сам выросший в аскетичной среде, в жилище сельского священника, в бытовые вопросы особо и не вникал.

Мать Керенского Надежда Александровна с маленьким Сашей

"Ранние годы предстают в моем сознании в виде идиллических картинок домашней жизни. Длинный коридор делил наш дом на две части — на мир взрослых и мир детей. Воспитанием двух старших сестер, которые посещали среднюю школу, занималась гувернантка-француженка. Младшие же дети были отданы на попечение няни, Екатерины Сергеевны Сучковой. В детстве она была крепостной и не научилась грамоте. Обязанности ее были такими же, как и у всякой няни: она будила нас утром, одевала, кормила, водила на прогулку, играла с нами. По вечерам, готовя нас ко сну, она с особым тщанием проверяла, расстегнуты ли воротнички наших длинных ночных рубашонок... Перед сном она рассказывала нам какую-нибудь сказку, а когда мы подросли, вспоминала порой дни своего крепостного детства. Она и жила с нами в нашей просторной детской. Ее угол был любовно украшен иконами, и поздними вечерами слабый свет лампадки, которую она всегда зажигала, отражался на аскетических ликах особенно почитаемых ею святых. Зимою она ложилась спать вместе с нами, и тогда сквозь смежающиеся веки я видел, как она истово молилась, преклонив колена перед иконами. В ней не было ничего особо примечательного: ни острого ума, ни глубокой мудрости. И все же для нас, детей, она была абсолютно всем.
В наших повседневных детских занятиях и играх мать была значительно ближе к нам, чем отец. Отец никогда не вмешивался в жизнь нашей детской. В сознании нашем он стоял где-то в стороне, как высшее существо, к которому няня и мать обращались лишь в минуту крайней необходимости. Обычно стоило произнести всего одну угрозу: «Вот подожди, отец проучит тебя!» — и все становилось на свои места, хотя отец никогда не прибегал к физическим наказаниям и ограничивался лишь разговором, стараясь растолковать нам суть дурного поступка. Мама любила посидеть с нами за утренним завтраком, когда мы пили молоко. Она интересовалась всеми нашими делами и при необходимости мягко журила за тот или иной проступок. Вечерами она заходила в детскую, чтобы перед сном перекрестить нас, поцеловать и пожелать доброй ночи. С раннего детства мы всегда молились по утрам и перед сном.

Саша Керенский - гимназист

Удивительно, что неназойливое религиозное воспитание в семье, значение которого так высоко ставил сам Керенский, практически не дало ему ни христианской добродетели, ни духовности, что неизбежно проявилось бы во взрослой жизни...

"После утренней прогулки с няней мама часто звала нас в свою комнату. Повторять приглашение дважды никогда не требовалось. Мы знали, что мать будет читать нам или рассказывать разные истории, а мы будем слушать, уютно примостившись у ее колен. Она читала не только сказки, но и стихи, сказания о русских героях, а также книги по русской истории. Эти утренние чтения приучили нас не только слушать, но и самим читать. Не помню, когда мать начала читать нам Евангелие. Да и чтения эти не носили характера религиозного воспитания, поскольку мать никогда не стремилась вбивать в наши головы религиозные догмы. Она просто читала и рассказывала нам о жизни и заповедях Иисуса Христа.
Практическую же сторону христианства мы узнали от няни. Никогда не забуду, например, одного из чудесных весенних дней, когда мы вышли на обычную утреннюю прогулку. После долгой, суровой зимы по Волге пошли первые пароходы. В тот день по улицам города из местной тюрьмы к речному причалу вели партию заключенных, приговоренных к ссылке в Сибирь. Вслед за скорбной колонной, окруженной конвоем из солдат, двигался фургон, набитый женщинами и детьми. Когда мы с братом увидели наполовину сбритые головы осужденных, услышали звон их кандалов, мы в ужасе бросились бежать. «Вы куда? Неужто вы и в самом деле боитесь, что они обидят вас? — закричала нам вслед няня. — Лучше пожалейте этих несчастных. Нам ли судить и осуждать? Ради Христа, будем добры к ним». И, повернувшись ко мне, добавила: «Ну-ка, Саша, вот я сейчас куплю калач, а ты пойди к солдату, тому, что впереди, и попроси, чтоб разрешил отдать калач несчастным. И радость придет не только к ним, но и к тебе». Такой практический урок христианства преподала нам няня на примере современной жизни. А когда мы с братом Федей затевали драку, она стыдила нас обоих, приговаривая: «Ах вы, маленькие злыдни! Христос повелевает нам прощать друг друга, так-то вы выполняете его завет!»
С чувством глубокого удовлетворения возвращаюсь я мыслями к детству, проведенному в России, в стране, где повседневную жизнь питают религиозные верования, укоренившиеся в народе за тысячелетие существования Христианства".

Позёр... без этого не может!

Вид Симбирска

"Мы с братом Федей очень любили религиозные праздники. С нетерпением ждали мы дня Благовещения, когда во имя духовного родства всего сущего на земле в дом приносили клетки с птицами, которых затем выпускали на волю. Ибо, согласно старинной русской поговорке, «в этот святой день даже птицы отдыхают от трудов и не вьют гнезда себе». На Великий пост торжественная тишина опускалась на город, сменив безудержное веселье только что закончившейся масленицы. В семь лет нам впервые разрешили присутствовать на Пасхальной Всенощной, поразившей наше воображение. Но особенно запомнилась мне торжественная служба, когда совершалось Святое причастие детей и нас с братом, одетых в белые курточки с красными галстучками под белыми стоячими воротничками, подвели к батюшке. Позади нас стояли рядами старшие ученики в аккуратных форменных синих костюмах с серебряными пуговицами, и среди них, должно быть, стоял и примерный ученик Владимир Ульянов. Не забыть мне и того мгновения, когда я, потрясенный, впервые увидел изображение распятого Христа, словно прозрачного в падающих на него лучах света, и при этом совсем живого. Мальчиком Владимир Ульянов тоже, наверно, смотрел на это распятие и, быть может, в душе посмеивался, сохраняя благочестивое выражение лица, — если, конечно, верить его собственному рассказу о том, как он в четырнадцать лет выбросил в мусорное ведро свой нательный крест. Что касается меня, то в моих чувствах никогда не было двойственности, в детстве я был глубоко религиозен. Я до сих пор помню старого протоиерея нашего кафедрального собора, который приходил по воскресеньям к нам на чай и давал мне читать популярные религиозные брошюрки с толкованием важнейших религиозных праздников. Религия была и навсегда осталась составной частью нашей жизни".

Но в чем как проявилась эта религиозная часть жизни? Даже общение с дядей-священником не дало Керенскому духовной опоры, лишь заставило сравнивать - насколько беднее его собственного отца был священнослужитель...

"Иногда нас брали на прогулку в парк, спускавшийся из центра города к берегу Волги. На полпути к реке стояла скромная церквушка, к которой приткнулось маленькое чистенькое кладбище. Вокруг церкви раскинулся пышный сад. Священник этой церкви был старшим братом моего отца. Нас водили к нему ранней весной, в пору цветения яблони и вишни, или осенью, по возвращении из деревни, когда варили чудесное яблочное и грушевое варенье. В скромном домике дяди, особую прелесть которому придавали герань, всевозможные кактусы и другие растения, нас бесконечно баловали, закармливая домашним вареньем и разными сладостями.
Мы всегда принимали нежную заботу тети как должное. И само собой разумеется, никто никогда не говорил нам о разнице в положении двух братьев. Но, сравнивая непритязательный прицерковный домик с нашим просторным домом, мы, дети, чувствовали эту разницу и делали свои собственные выводы".

И все же Керенский настаивал на своей глубокой вере. Даже собственную роль в революционных событиях, весьма неоднозначную, Керенский трактовал с позиций веры, обретенной в раннем детстве.

«Эти ранние впечатления, образ замечательного человека, пожертвовавшего своей жизнью ради блага других и проповедовавшего лишь одно – любовь, - стали источником моей юношеской веры, которая впоследствии воплотилась у меня в идею личного самопожертвования во имя народа. На этой вере зижделся и революционный пафос…»
С чем - с чем, а с пафосом у него всегда было все в порядке...

Карьера Федора Михайловича Керенского сложилась блестяще. Он довольно быстро дослужился до чина действительного статского советника (IV класс Табели о рангах соответствует военному чину генерал-майора). Чин давал право на потомственное дворянство, а обращаться к действительному статскому советнику советнику и его супруге следовало: "Ваше превосходительство". Статус его в губернском городе был очень высок. Выше его по чину был только губернатор Симбирской губернии. К тому же Ф.М. Керенского, продолжавшего возглавлять мужскую гимназию, назначили еще и директором Мариинской женской гимназии (которую его сын в воспоминаниях почему-то называет средней школой для девочек), и он удачно совмещал оба поста.
Помимо высокого жалованья служба давала и ряд преференций - Ф.М. Керенскому полагалась роскошная казенная квартира, возможность бесплатно учить в гимназии сыновей и т.д.

И знакомства у Керенских были соответствующие, например, действительный статский советник Илья Николаевич Ульянов с семейством. И.Н. Ульянов также служил по ведомству просвещения - руководил народными училищами Симбирской губернии. Александр Керенский в воспоминаниях настаивал, что не дружил и даже не был близко знаком с Володей Ульяновым - разница в возрасте сказывалась... Керенский был на одиннадцать лет младше Володи, поэтому они лишь наблюдали друг за другом издали. «Знаю только, что он нравился девчонкам, - рассказывал Керенский, уже в преклонном возрасте, о Владимире Ульянове, - хотя был и невысокого роста, но красивый. Две соплячки – мои сверстницы – были влюблены в него».

Однако, когда Саша Керенский тяжело заболел, Володя регулярно приходил его навещать и читал мальчику вслух. Но вспоминали об этом другие - не Саша, и не Володя...
"Когда мне исполнилось шесть лет, моему безмятежному детству пришел неожиданный конец. Вдруг все — родители, няня, старшие сестры, друзья дома — стали проявлять ко мне особую заботливость и нежность. Я почувствовал эту перемену, но не знал причины. И был весьма озадачен, когда на меня буквально обрушился град подарков. При этом меня осаждали просьбами не волноваться и не утомляться. Время от времени приходил доктор, который осматривал мое бедро и голень. А как-то вечером в детскую зашла мама, тихо присела на мою кровать и объявила, что скоро мы отправимся на тройке с колокольчиками в город Казань. Я был в восторге... Мы отправились в путь в закрытом возке, куда для согрева поставили жаровню. По приезде в Казань мать привела меня... на прием к известному специалисту по костным заболеваниям, профессору Студенскому. Тщательно осмотрев меня, он поставил диагноз: туберкулез бедренной кости. Когда профессор пришел к нам на следующий день, его сопровождал молодой человек приятной наружности. Они вновь осмотрели мою правую ногу, и молодой человек со сноровкой заправского сапожника снял какие-то мерки. Назавтра молодой человек... втиснул мою правую ногу в похожую на сапог металлическую штуковину выше колена так, что я не мог согнуть ногу. Я завопил благим матом, молодой же человек промолвил: «Прекрасно». А мама сказала: «Ведь не хочешь же ты до конца жизни остаться хромоногим, правда?» И заметив в моих глазах испуг, добавила: «Ну, вижу, что не хочешь. А потому веди себя разумно, когда мы вернемся домой, придется тебе полежать немного в кровати. И вот увидишь: скоро будешь бегать и играть сколько захочешь». Ее серьезный голос звучал успокаивающе. Через два дня мы отправились обратно в Симбирск. Вернулись домой как раз накануне Рождества, и я до сих пор помню, как меня вывезли к елке на специально сделанной кровати. Я пролежал в постели шесть месяцев, и сидеть после этого мне разрешили лишь не снимая тяжелого кованого сапога с привязанным к каблуку дополнительным грузом.

Я всегда был живым подвижным ребенком, а потому лежать в кровати было для меня сущим наказанием. Много лет спустя сестра рассказывала, что за время болезни я стал просто несносен. «Впрочем, — добавила она, — вспышки раздражения быстро проходили. Тебя, а заодно и всех нас от твоих выходок спасало чтение». Я всегда любил книжки, но отнюдь не желал читать их сам. Но однажды во время болезни, устав от бесконечного лежания и хандры, я взял со столика какую-то книгу. И это положило конец скуке и тоске. Не помню сейчас ни названия, ни автора книги, но именно с этого мгновения чтение стало основной привычкой всей моей жизни. Я позабыл обо всем на свете, не замечал тяжести отвратительного кованого сапога. Я проглатывал книги и журналы, исторические романы, описания путешествий, научные брошюры, рассказы об американских индейцах и жития святых. Я познал обаяние Пушкина, Лермонтова и Толстого, не мог оторваться от «Домби и сына» и проливал горючие слезы над «Хижиной дяди Тома.
Должно быть, к лету 1887 года болезнь отступила, ибо хорошо помню радость от прогулок в деревне, где мы проводили каникулы. Я полностью выздоровел и снова стал жизнерадостным и веселым мальчишкой. Но что-то все-таки изменилось. Видимо, я вырос из детских штанишек, и общения с братом Федей стало явно недостаточно. До сих пор все мои чувства и ощущения сливались в одну гармоническую, но весьма зыбкую субстанцию, названия которой я не знал. Теперь же я знал, что имя ей было — Россия. В глубине души я чувствовал, что все окружающее меня, все, что происходило со мной, изначально было связано с Россией: красота Волги, вечерний звон, архиерей, торжественно восседающий в карете, запряженной четверкой лошадей, каторжники в кандалах, хорошенькие маленькие девочки, с которыми я ходил в танцклассы, оборванные босоногие деревенские ребятишки, с которыми играл летом, мои родители, детская, няня, герои русского эпоса, Петр Великий. Я стал размышлять, задавать вопросы, стремясь понять сущность того, что ранее считал очевидным".

Володя Ульянов

Итак, когда болезнь надолго приковала пятилетнего Сашу к постели, шестнадцатилетний Владимир Ульянов стал навещать его, читал ему книги, рассказывал что-то интересное... В июне 1917 года Керенский называл Владимира Ильича своим бывшим «учителем и старшим другом».
В 1917 году А.Ф. Керенский и В.И. Ульянов-Ленин почти не встречались, разве что мельком, на многолюдных политических митингах. Но у Керенского было желание встретиться с земляком в неформальной обстановке... Кадет Владимир Набоков, отец известного писателя, вспоминал:
«Помню, Керенский уже в апреле, через некоторое время после приезда Ленина, как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним, и в ответ на недоуменные вопросы пояснил, что «ведь он живет в совершенно изолированной атмосфере, он ничего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему ориентироваться в том, что происходит». Визит, сколько мне известно, не состоялся. Не знаю, отклонил ли его Ленин или Керенский сам отказался от своего намерения».
Возвращаясь к детским воспоминаниям Керенского... Все же он не смог полностью обойти в них вниманием семейство Ульяновых. Симбирск был потрясен арестом Александра Ульянова, который как оказалось, с товарищами готовил террористический акт - массовое убийство в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Там проходила поминальная служба по убитому террористами императору Александру II, собравшая кроме царской семьи очень большое количество народа. Александр Ульянов путем взрыва бомб планировал убить императора Александра III с женой, детьми и близкими, а заодно и всех, кого "зацепит взрывом" в переполненном храме. Но спецслужбы оказались на высоте и бомбистов арестовали, не дав им привести в исполнение свой план.
В советское время расхожей стала фраза - "Александр Ульянов готовил убийство царя". Нет, Александр Ульянов готовил убийство как минимум нескольких десятков человек и подрыв Петропавловского собора, жемчужины Санкт-Петербурга...

А.Ф. Керенский вспоминал:
"Симбирск напомнил о себе Санкт-Петербургу весьма неприятным образом, когда был раскрыт заговор с целью убийства Александра III. Осуществить заговор предполагалось 1 марта 1887 года, и одним из заговорщиков был сын директора симбирского департамента народных училищ и брат Владимира Ульянова (Ленина).
И хотя Александр Ульянов был связан с моей жизнью лишь косвенно, в детском воображении он оставил неизгладимый след не как личность, а как некая зловещая угроза. При одном упоминании его имени в моем сознании сразу же возникала картина мчащаяся по ночному городу таинственной кареты с опущенными зелеными шторками, которая по мановению могущественной руки отца Сони увозит людей в неизвестность. Соня — маленькая девочка, которую иногда приводили к нам на танцевальные занятия, а отец ее занимал пост главы жандармского управления Симбирской губернии. Раскрытие в Санкт-Петербурге тайного заговора и арест сына видного симбирского чиновника послужили основанием для арестов в городе, которые, как правило, проводились по ночам. Тревожные разговоры взрослых об этих ужасных событиях проникли в нашу детскую, а тесные отношения нашей семьи с семьей Ульяновых привели к тому, что мы скоро узнали о казни их высокоодаренного сына. Таким было мое первое соприкосновение с революционным движением".

Знаменитая фотография семьи Ульяновых

Членов семей "врагов отечества" в те годы арестовывать или подвергать каким-либо гонениям было не принято, в отличие от родственников "врагов народа" более позднего периода нашей истории.
Однако вскоре Владимиру Ульянову предстояло сдавать выпускные экзамены в гимназии... Он шел на золотую медаль. Директору гимназии намекнули, что брату цареубийцы лучше бы медаль не давать (самое страшное из возможных в те годы наказаний)... И повод был - Владимир как-то надерзил директору гимназии на уроке по логике. Да и другие случаи отмечались... Поведение-то хромает! Но Федор Михайлович сделал все, чтобы Володя медаль получил.
Он еще не раз будет оказывать своему ученику Ульянову покровительство, однако благодарности не получит, только сильно осложнит себе жизнь.

При поступлении Владимира Ульянова в Казанский университет на него была запрошена характеристика у директора гимназии, выпускником которой Владимир был. Ф.М. Керенский, зная, что к брату заговорщика, уличенного в антиправительственной деятельности, внимание будет особое, характеризовал его положительно:
"Весьма талантливый, постоянно усердный и аккуратный, Ульянов во всех классах был первым учеником и при окончании курса награжден золотой медалью, как самый достойнейший по успехам, развитию и поведению. Ни в гимназии, ни вне ее не было замечено за Ульяновым ни одного случая, когда бы он словом или делом вызвал в начальствующих и преподавателях гимназии непохвальное о себе мнение.
За обучением и нравственным развитием Ульянова всегда тщательно наблюдали родители, а с 1886 года, после смерти отца, одна мать, сосредоточившая все заботы и попечения свои на воспитании детей. В основе воспитания лежала религия и разумная дисциплина.
Добрые плоды домашнего воспитания были очевидны в отличном поведении Ульянова. Присматриваясь ближе к образу домашней жизни и к характеру Ульянова, я не мог не заметить в нем излишней замкнутости и чуждаемости от общения даже с знакомыми людьми, а вне гимназии и с товарищами, которые были красою школы, и вообще нелюдимости. Мать Ульянова не намерена оставлять сына без себя во все время обучения его в университете"...

Хариз Якупов. Владимир Ульянов на студенческой сходке Казанского университета

В 1887 году Владимир Ульянов благодаря поручительству господина Керенского в университет поступил, но через четыре месяца за участие в студенческих политических беспорядках был арестован и сослан в имение своего деда Кокушкино. Поручителя взяли на карандаш... Пять лет на посту директора Симбирской гимназии ему дослужить дали, а потом предложили продолжить службу в далеком Ташкенте. Не то, чтобы это была ссылка... Но чиновников, чем-то проштрафившихся, часто отправляли на окраины империи - на Кавказ, в Туркестан...
Саша Керенский был еще слишком мал, чтобы понять подоплеку событий - ему путешествие в Ташкент представлялось интересным приключением:
"В начале 1889 года мы узнали о том, что нам предстоит навсегда покинуть Симбирск и перебраться в далекий Ташкент — столицу Туркестана. Мы отродясь не слышали о Ташкенте, и потому весть о переезде нас крайне взволновала. Нам сказали, что вначале мы поплывем вниз по Волге, затем пересядем на другой пароход и поплывем по Каспийскому морю, на другой стороне моря сядем в поезд, а напоследок поедем конным экипажем. Наступила весна, и начались лихорадочные сборы. В доме творилось невесть что, но нам, детям, эта суматоха доставляла огромную радость. Утром в день отъезда нас посетили самые близкие друзья, чтобы попрощаться и, как это водится на Руси, вместе посидеть и помолиться перед дорогой. Затем все поднялись, перекрестились, обнялись и отправились на речной причал. У всех стояли в глазах слезы, и мы, дети, взволнованные до глубины души, чувствовали, что происходит что-то необратимое. На причале нас поджидала большая толпа знакомых. Наконец прозвучал пронзительный гудок парохода, сказаны последние отчаянные слова прощания, подняты на борт сходни. Застучали по воде колеса, и люди на берегу закричали и замахали белыми носовыми платками. Еще один гудок — и Симбирск, где я провел счастливейшие годы своей жизни, начал постепенно удаляться, становясь частью далекого прошлого".

Ташкент сыграл в формировании личности будущего политика не менее важную роль, чем Симбирск... Этот мальчик рос-рос, рос-рос... А потом - что выросло, то выросло...

Продолжение следует...

* * *
Текст по мотивам моего очерка "Александр Федорович Керенский" из серии "Портреты политических лидеров", подготовленной для издания "Государственная Дума Российской империи. 1906-1917. Портреты политических лидеров" (М.: Пашков Дом, 2006). Все очерки о лидерах фракций Государственной Думы для этого издания были написаны моей могучей рукой... Позже к теме Керенского приходилось снова возвращаться, поэтому материала собралось много. Пришлось порубить его на крупные куски, буду выкладывать порционно.

И основной источник (и он же составная часть): Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. - Цитируется по изданию: М.: Республика, 1993.

 

[Mak]

 

[Mak]

то поступил в Казанский университет, считавшийся одним из лучших в России.

Звучит так, как будто он выбрал университет получше и туда поступил
На самом же деле всё не так: Россия была поделена на университетские округа и жители каждого округа могли поступить только в соответствующий университет - для поволжья это Казанский универ, именно поэтому и ленин там же учился и сдавал экстерном потом
Чтобы поступить в Петербургский университет надо было жить в столице или в её округе, чтобы в Московский - в Москве и округе