Русь крестьянская

[Ветер]

Гибнем!.." - слышен крик с телеэкрана.
Ну, а бабка, выйдя из чулана,
Ахает и думает: "Ну да,
Плохо, чай бы ехали сюда.
Курочка еще несет яички,
В магазине есть и соль, и спички,
Хлебушко завозят иногда.
Слава Богу, в подполе картошка,
И в метель не дует из окошка.
Вон, в колхозе дел невпроворот,
Если не калека, не урод.
Это ж надо, страсти-то какие,
Знать, с ума свихнулись городские -
Цельный день на улицах народ.
Что кричат? Чего руками машут?
Лучше приезжают пусть, да пашут
Здесь - не суетясь, не мельтеша, -
На земле отмякла бы душа,
Потеплела, - умирать не надо.
А уж я за всех была бы рада.
Господи! Как жизнь-то хороша…"

 

[Ветер]

На юге России после зимы погибло до 80% пчел
Пчеловоды Кубани, а также других регионов юга России, столкнулись с серьезной проблемой — массовой гибелью пчелиных семей, которая затронула множество пасек региона. По информации местных специалистов, больше половины пчел в некоторых хозяйствах не пережили зиму, а в ряде случаев погибло до 80% пчел и даже вся пчелиная колония.
Причиной этого называют, в частности, резкие колебания температуры, которые привели к стрессу у пчел. Эксперты, в том числе Сергей Коршунов, председатель Союза органического земледелия, утверждают, что гибель пчел — это результат сочетания многих факторов, среди которых вредители, заболевания, использование химических пестицидов и климатические стрессы. По мнению Коршунова, резкие температурные изменения ослабляют иммунитет пчел, делая их более уязвимыми.
Как сообщал «Югополис» с массовым мором поголовья в прошлом году уже сталкивались пчеловоды нескольких районов Кубани — Кореновского, Усть-Лабинского, Динского, а также Новороссийска, что нанесло отрасли огромный ущерб.
По данным Союза пчеловодов России, в прошлом году более половины пчел не смогло пережить зиму, что еще раз подчеркивает серьезность ситуации. Кроме того, гибель пчел несет угрозу для сельского хозяйства, поскольку до 75% всех сельскохозяйственных культур, включая плодовые и семенные, зависят от опыления. Пчелы опыляют огромное количество растений, что делает их роль в экосистеме крайне важной, а экономическая выгода от их опылительной деятельности значительно превышает доходы от самого пчеловодства.
Специалисты уверены, что можно значительно увеличить использование биологических методов защиты растений, не снижая при этом рентабельности. В частности, недавно был проведен онлайн-марафон, в ходе которого отечественные производители биологических средств защиты продемонстрировали их эффективность и экономические преимущества.
Тем временем, председатель Союза пчеловодов Краснодарского края, Иван Злобнов, отметил, что гибель пчел наблюдается не только на Кубани, но и в Ставрополье и на Дону. В этих регионах потери пчел составляют около 60–80%. Основными причинами он назвал бесконтрольное использование химических препаратов, отсутствие севооборота медоносных культур, а также разрушение природоохранных зон, например, запашку территорий вдоль рек, и запрет на ввоз ульев в лесные зоны, сообщает «Коммерсант-Кубань».

 

[Ветер]

Детство крестьянских детей до революции, исковерканное чудовищным деспотизмом хозяев​

Некоторые, прочитав рассказ Чехова «Спать хочется», не могли больше читать другие его произведения, боясь жестокости, но он писал правду жизни –неудобную и невыносимую.
Благодаря произведениям русских писателей и картинам художников, изображавшим детское горе без прикрас, мы имеем представление о том, что у крестьянских детей до революции не было детства.

Девочки с пяти-шести лет присматривали за младенцами, а с 10 лет считались вполне исправными няньками и работали у хозяев.
Трагическую историю 13-летней няньки Варьки рассказал нам великий русский писатель Антон Павлович Чехов в рассказе «Спать хочется».
В начале повествования он не даёт описания внешнего вида героини, потому что таких замученных девочек как Варька было очень много.
Весь рассказ построен на внутренних переживаниях маленькой героини, которой постоянно хочется спать. Варька живёт в чужом доме, прислуживая в нём помощницей по хозяйству. Отношение к ней совсем не доброе, постоянные окрики и подзатыльники. «Подлая» и «паршивая» Варька в течение дня выполняет многочисленные приказы хозяев, а ночью ей приходится качать колыбель с хозяйским сыном, который постоянно просыпается, плачет и совсем не даёт поспать.
Варька находится в промежуточном состоянии между сном и явью, видит сон с безрадостными сюжетами прошлой жизни и слышит плач ребёнка.
Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.
А с утра опять многочисленные приказы с окриками: «Варька, затопи печку! … Варька, поставь самовар. Варька, почисть хозяину калоши! Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!».
Девочка выполняет всё на пределе сил, она не спала уже несколько ночей и её желание спать нарастает с угрожающей силой.
С утра она старается больше двигаться, это разгоняет сон.
Варька оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем положении.
Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядя, повалиться на пол и спать.
День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе деревенеющие виски и улыбается, сама не зная, чего ради. Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон.
Но поспать опять не получается, ребёнок всё время просыпается и плачет.
В рассказе даже не упоминается - успевает ли Варька поесть. Хозяева истязают девочку лишением сна и нагружают бесконечной работой.
Всё это ведёт к отупению человека и разрушению человеческой психики, ведь пытку лишением сна не выдерживают даже взрослые люди.
У Варьки начинаются галлюцинации:
Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко... И вдруг калоша растет, пухнет, наполняет собою всю комнату.
У девочки происходит помутнение сознания, виноватым во всём становится маленький младенец:
«Убрать ребенка, а потом спать, спать, спать...Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку».
Совершив преступление, Варька «смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая»
Чехов был не только писателем, но и практикующим врачом, часто имел дело с душевнобольными и хорошо разбирался в симптомах душевных болезней.
Детские страдания Чехова
Самому писателю были знакомы многие переживания Варьки, поскольку отец будущего писателя был очень деспотичным человеком, и выспаться ему тоже не давал.
Отец заставлял его петь с пяти утра, а иногда и ночью, в церковном хоре. После этого надо было идти в школу. В греческой школе, где учился писатель, детей часто наказывали: били линейками и ставили в угол коленями на соль. После школы он вместе с братом до ночи помогал отцу в бакалейной лавке. Писатель называл себя и своих братьев очень красноречиво "маленькими каторжниками".
Чехов так вспоминал о своём детстве: "Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать. Деспотизм преступен трижды..."
На самом деле виновато было общество, в котором царила нещадная эксплуатация беззащитных детей.
Когда собаки дороже детей
Ещё более печальный случай описан у Достоевского в романе «Братья Карамазовы», где он представил одного из богатейших помещиков, бывшего генерала, который удалился на покой, завёл псарню с сотнями собак и сотней псарей в мундирах.
Однажды дворовый восьмилетний мальчик, играя запустил камнем и попал в ногу любимой генеральской гончей. Генералу доложили о случившемся, и он велел посадить мальчикам в кутузку, где тот просидел всю ночь.
Рано утром генерал при параде с собаками и псарями выехал на охоту. Он собрал всю дворню, велел привести мать мальчика. Затем привели ребёнка из кутузки и раздели донага, а потом генерал крикнул псарям – «Гони его!» Что произошло потом вы представляете, но канал не разрешает описывать такие жестокости. Всё это происходило на глазах матери мальчика.
Маленькие углекопы
В 1887 году писатель Серафимович написал рассказ «Маленький шахтёр», где описал работу в шахте углекопов-подростков. Шахтовладельцы принимали на работу13-14-летних мальчиков и заносили в списки как 16-17-летних подростков. Рабочий день маленьких шахтёров длился 10-12 часов.

Маковский Крестьянские дети Фото из открытого доступа
О положении детей в царской России писал русский публицист-народник Александр Энгельгардт
«Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше, и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу, то есть мужицких детей»
(Александр Энгельгардт Письма из деревни. 12 писем. 1872–1887. СПб., 1999. С.351–352, 353, 355).
В XIX веке детская смертность в Российской империи была одной из самых высоких в Европе. К началу XX века из тысячи новорожденных детей до одного года не доживала треть, а к пяти годам умирало около половины детей.
Основными причинами были отсутствие медицинской помощи и скудное питание.
Чтобы вы не думали, что это преувеличение, есть ещё один источник
- Н.А. Рубакин «Россия в цифрах» (С-Петербург, издание 1912 года):
«… в 1905 г. из каждой 1000 умерших обеих полов в 50 губерниях Европейской России приходилось на детей до 5 лет 606,5 покойников, т.е. почти две трети (!!!). Из каждой 1000 покойников мужчин приходилось в этом же году на детей до 5 лет 625,9, из каждой 1000 умерших женщин - на девочек до 5 лет – 585,4. Другими словами, у нас в России умирает ежегодно громадный процент детей, не достигших даже 5-летнего возраста, - страшный факт, который не может не заставить нас задуматься над тем, в каких же тяжелых условиях живет российское население, если столь значительный процент покойников приходится на детей до 5 лет».

 

[Анти]

все мои темы наполнены глубоким смыслом...

от скромности не помрешь...

 

[Анти]

Детство крестьянских детей до революции, исковерканное чудовищным деспотизмом хозяев

у вас противоречие: с одной стороны за крестьянское хозяйство, с другой - капитализм эксплуатирует всех, все продается и покупается...

 

[Ветер]

у вас противоречие: с одной стороны за крестьянское хозяйство, с другой - капитализм эксплуатирует всех, все продается и покупается...

так йа против капитализма...
йа за социалистическое развитие общества...

 

[Ветер]

У кого из русских классиков было больше всего крепостных?​

Когда мы говорим о русских классиках, таких как Толстой, Тургенев, Пушкин, то вспоминаем в первую очередь их гуманистические произведения и представляем, будто каждый из них был активным борцом с крепостным правом. Но, к примеру, Николай Васильевич Гоголь считал неправильным нарушать установленный в обществе порядок, полагая, что люди равны лишь перед Богом. А Пушкин, действительно бывший в одно время большим критиком крепостного права, впоследствии в своих взглядах на проблему стал более умеренным и даже защищал современные ему порядки.
Но поговорим об этом чуть подробнее. Кто из самых знаменитых русских классиков был ярым ненавистником крепостного права, и у кого из них было больше всего крепостных?

Иван Тургенев
Мать Ивана Сергеевича Тургенева Варвара Петровна была состоятельной помещицей, которая владела по разным данным до 5 тысяч душ. Часть из этих 5 тысяч душ (точное число нам неизвестно – вероятно, минимум сотню) унаследовал и Иван Сергеевич. Вот только крепостное право он ненавидел, пожалуй, больше, чем остальные писатели из нашего списка. И дело было во многом в его же матери.
Варвару Петровну современники описывают как женщину деспотичную, жестокую. В дневнике русский классик жаловался, что его били «за всякие пустяки, чуть не каждый день». Точно также жестоко обращалась Варвара Петровна со своими крепостными. За малейшие провинности их безжалостно секли кнутом. Неудивительно, что у Тургенева выработалась стойкая неприязнь к крепостному праву. Ещё в 1840-х годах он освободил личную прислугу и семью крепостных, а за несколько лет до отмены крепостного права в 1858-м облегчил своим крестьянам жизнь, переведя их на оброк.

Николай Гоголь
Николай Васильевич Гоголь владел в общей сложности около 200 крепостными душами. Как мы упоминали выше, во взглядах своих на крепостное право и социальное неравенство в целом он был достаточно консервативен. Вот, к примеру, что советовал в письме другу Николай Васильевич:

«Возьмись за дело помещика, как следует за него взяться в настоящем и законном смысле. Собери прежде всего мужиков и объясни им, что такое ты, и что такое они. Что помещик, ты над ними не потому, чтобы тебе хотелось повелевать и быть помещиком, но потому, что ты уже есть помещик, что ты родился помещиком, что взыщет с тебя бог, если б ты променял это званье на другое… …И покажи это им тут же в Евангелии, чтобы они все это видели до единого. Потом скажи им, что заставляешь их трудиться и работать вовсе не потому, чтобы нужны были тебе деньги на твои удовольствия, и в доказательство тут же сожги ты перед ними ассигнации, чтобы они видели действительно, что деньги тебе нуль, но что потому ты заставляешь их трудиться, что богом повелено человеку трудом и по̀том снискивать себе хлеб, и прочти им тут же это в святом писании, чтобы они это видели…».

Но, в общем-то, отношение к своим крепостным у Гоголя было гуманное; он, как мог, помогал им, в том числе покупал крестьянам, которые себе того не могли позволить, скотину.
Александр Пушкин
В стихотворении «Деревня» 1819-го года Александр Сергеевич Пушкин называет крепостное право «тощим рабством», «барством диким», резко его критикуя. Впоследствии, однако, как мы упоминали в начале статьи, отношение классика к крепостничеству становится более умеренным. Например, в публицистическом произведении «Путешествие из Москвы в Петербург», написанном в 1833-1835-м годах, Пушкин даже встал на защиту этого порядка, сравнивая положение крепостных с положением рабочих на Западе. Повинности он, к примеру, называет совсем не тягостными; отмечают, что коррупция характерна не только для России, но и для других стран и что положение крестьян постепенно улучшается.

«Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества», – писал Пушкин, критикуя, таким образом, повесть Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», написанную в 1790-м году, автор которой осуждал российское самодержавие в целом и крепостное право в частности.

А что насчёт состояния Пушкина? К свадьбе с Натальей Гончаровой отец Александра Сергеевича подарил сыну село Кистенёво с 200 крепостными душами, которые, впрочем, были сразу заложены. Полноценным хозяином родового имения Болдино, куда неоднократно поэт приезжал, он так и не стал, владея им вместе с отцом.
Лев Толстой
В наследство от родителей Льву Николаевичу Толстого достались имение Ясная Поляна и 330 крепостных душ. Произошло это в 1847-м году. Таким образом, из известных русских классиков Лев Николаевич стал помещиком, во владении которого было больше всего крепостных крестьян.
В этом же году, к слову, начинается литературная деятельность Толстого; а свою тогдашнюю деятельность как помещика он частично описал в автобиографической повести «Утро помещика». В частности Лев Николаевич отмечает, что видит перед собой ответственность за крестьян, чьё положение описывает как бедственное, и надеется сделать их счастливыми.

Со временем отношение к крепостному праву у Толстого становилось всё более непримиримо. Так, за 5 лет до отмены крепостничества он намеревался передать землю крестьянам на выгодных, как ему представлялось, для них условиях (чтобы они выкупали эту землю у него на протяжении 24 лет), но те будто бы отказались: то ли потому, что заподозрили подвох в предложении, то ли потому, что надеялись в будущем получить её на безвозмездных основаниях. А в 1859-м году открыл школу для крестьянских детей. В то же время после манифеста 1861-го года он не сделал ровным счётом ничего для облегчения положения крепостных, что послужило поводом для ряда современных публицистов обвинить Льва Николаевича в лицемерии.

 

[Анти]

так йа против капитализма...
йа за социалистическое развитие общества...

Колхоз.

 

[Mggu]

Козы и борщевик
Существование нашей козьей фермы с каждым сезоном становится все проблематичнее. Вокруг нас идет массовая застройка новыми коттеджными поселками и садовыми товариществами.
С одной стороны это хорошо, новые клиенты лишними не будут, а с другой стороны, мест выпаса коз становится все меньше и меньше.
Везде понастроили заборов, и ладно бы это были нормальные глухие заборы, а они такие, что козы в них проходят как нож сквозь масло, и как их потом оттуда вытаскивать?
Конечно не все сплошь застроено, есть запущенные, заросшие по шею чужие участки, есть места вдоль дорог, где никто и не думает косить траву, есть никем не занятые участки вдоль речки.
Проблема в том, что дойти до этих отдаленных мест не так просто, ведь вдоль дороги к ним на нейтральной территории хозяева насажали всяких цветов и елок, мимо которых козы, ясное дело, спокойно не пройдут.
Стадо коз, ежедневно идущее на выпас у кого-то вызывает улыбку и умиление, а у других недовольство и даже злость.
Но есть один момент, который примиряет большинство местных жителей с беспокойными соседями.
И это не что иное, как ненавистный всеми борщевик, а вернее его почти полное отсутствие в окрестностях нашей деревни. Хотя если отойти на расстояние, недоступное для моего стада, там все буквально поросло борщевиком и бороться с ним приходится владельцам окрестных участков.
Сами жители деревни не задумываются о том, почему борщевик обходит их стороной, приходится проводить разъяснительную работу, открывать им глаза.
Ведь стадо из тридцати коз ежедневно уничтожает борщевик вокруг их территории.
Теперь уже многие просят попастись рядом с их участком, чтобы избавить его от семян растущих радом сорняков.
И действительно, козы очень любят борщевик. Конечно много за раз они его не съедят, но за сезон, постепенно все побеги уничтожаются.
В результате территории, огороженные заборами и сплошь поросшие борщевиком так манят и притягивают мое стадо. Ведь на доступных им полях этого лакомства уже нет.
Ходит мнение, что борщевик козам вреден, что он ядовит, что от него портится молоко. Это не правда. Ничего подобного я никогда не замечала. Ни само молоко, ни продукты из него нисколько не становятся хуже, не приобретают какого-то запаха или привкуса.
Что же касается здоровья коз, то и оно не страдает от борщевика, особенно в том случае, когда пастбища богаты не только им, но другим разнотравьем, кустами и лиственными деревьями.
И вообще, я очень доверяю мнению самих коз, они всегда выберут, то что для них нужно и полезно, если конечно предоставить им выбор.

Красота, очень интересная история, а вы правда рады новым соседям, ведь это шум, мусор , и застройка возможно любимых мест

 

[Ветер]

Колхоз.

и единоличники были...
при социализме удаленные деревни и хутора жили и развивались...
а при капитализме исчезли...

 

[Ветер]

Мы живем в гнилых, вонючих шалашах, питаемся свиным кормом и то не досыта, а одеваемся в лохмотья​

Кроме того, церковные служители, священники тащут с бедного крестьянина за похороны большого 7-10 рублей, за венец от 10 до 25 рублей, за молебны само-собою и т. п., требуют плату с живого и мертвого. Спрашивается, где же бедному крестьянину оплатить все, когда он лишь в силах отбыть казенные повинности, а тут пан и священник. Так вот и живешь, все время мучаешься, как несли рабство наши предки и отцы.
(Из Приговора крестьян Рибшевской волости Поречского уезда Смоленской губернии в I Государственную думу от 28 июня 1906 года).
Свиной корм здесь не образное выражение, крестьянам действительно приходилось питаться желудями.

Крестьяне Тамбовской губернии нач. XX века Фото из открытого доступа
Вышедший в 2000 году сборник документов «Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905—1907 гг.» (Москва, 2000) стал первым в отечественной и зарубежной историографии фундаментальным изданием собрания уникальных и универсальных по своему содержанию исторических документов — приговоров и наказов крестьян центральной России, посланных ими в 1905-1907 годах на имя царя, Совета министров, Государственной думы.
Изучение таких документов позволяет выявлять и раскрывать политические и экономические условия жизни крестьянства начала XX века.
Рассмотрим некоторые выдержки из прошений крестьян
«Всеподданнейший доклад» крестьян с. Перелоги Суздальского уезда Владимирской губернии Николаю II от 22 апреля 1905 года
Крестьяне села Перелоги откровенно признаются, что так как они живут, жить более нельзя, хотя начальство заявляет, что живут они хорошо, а на самом деле всё не так
«А в чем мы живем и что едим? Живем в гнилых, вонючих шалашах, питаемся свиным кормом и то не досыта, а одеваемся в лохмотья. В нашем распоряжении имеем мы только один надел земли, стоющий нам 10 руб. за десятину каждогодно, да и тот расстрелян в 40 и более местах. Доходом с него мы едва оправдываем подати и на церковь; отдаем все без остатка на жалованье господам и священникам. Кто-кто не пользуется нашими трудами, а подумать о нас никому нет дела, умирай с голоду, никто не пожалеет: “лишь были бы желуди, я от них жирею”. Неблагодарное правительство так доездило нас, как клячу, и стремятся до конца добить нас».

Крестьяне Енисейской губернии. Фото из открытого доступа
Прошение крестьян Хотебцовской волости Рузского уезда Московской губернии Николаю II от 17 июля 1905 года
В этом письме тоже говорится о малоземелье. Так расхваливаемая реформа 1861 года оставила крестьян без земли и обрекла на полуголодное существование. Крестьяне вынуждены брать землю в аренду за высокую плату.
«Мы страдаем от необразованности. В земских школах мы едва выучиваемся грамоте, а в церковноприходских — и того меньше; для наших детей не доступны ни гимназии, ни сельскохозяйственные училища, не говоря про университеты. У нас недостаточно больниц и медицинского персонала, что тяжело отражается на нашем здоровье, у нас почти нет ветеринарной помощи, отчего страдает и гибнет наш скот. У нас нет образованных священников, а ведь священник должен служить руководителем народа, а теперешние священники по своей необразованности не удовлетворяют нас, да и высокие поборы за исполнение ими треб тяжелы для нас».

Рязанские крестьяне. Фото из открытого доступа
“Приговор-наказ” крестьян с. Казакова Арзамасского уезда Нижегородской губернии от 2 ноября 1905 года
В этом наказе крестьяне рассуждают, будет ли польза от избранной Думы, если туда попадут только люди с большим карманом.
Почти во всех наказах крестьяне жалуются на священников, которые занимаются поборами:
«Священники только и живут поборами, берут с нас яйцами, шерстью, коноплями, и норовят, как бы почаще с молебнами походить за деньгами, умер — деньги, берет не сколько дашь, а сколько ему вздумается. А случится год голодный, он не станет ждать до хорошего года, а подавай ему последнее, а у самого 33 десятины земли, и грех бы было — хлебом-то брать, строй ему дом за свой же счет на последние крохи, не построишь и служить не станет».
Главной просьбой по всех наказах было увеличение земельных наделов. Вокруг крестьянской земли располагались частные владения покосной земли, и крестьяне вынуждены брать эту землю в аренду, которая стоила 80 рублей за десятину, чтобы накосить сена. Леса тоже принадлежали помещикам, поэтому дрова приходилось покупать у лесовладельцев.
Монастыри, имея покосные земли, не обрабатывали их, монахи ходили с иконами по селениям собирали у крестьян продукты, землю отдавали в аренду, при этом монастыри жили без нужды.
Наказ крестьян Шоптовской волости Вельского уезда Смоленской губернии в I Государственную думу от 23 мая 1906 года
«Потом желали бы отменить грабительство со стороны священства, которое в нашем селе очень распространено; а именно: за венчание берут 10-15 руб., за похороны 7 рублей, а если священник поднимает тело, то — 15 рублей, за крестины 1 руб., за молебен простой 30 коп., с акафистом —- 50 коп. Мы крестьяне на сем сходе решили этой платы не давать по силе возможности хозяина. Нас бедных крестьян и так дерут со всех сторон без “Божьих служителей”, которые получают жалованье, пользуются доходом и первейшей землей».
В наказах крестьян сквозит обида, что помещики и монастыри имеют по несколько сот, а то и тысяч десятин земли, леса, луга, хорошую пашню, а крестьяне работают: «без отдыху, до одури на пана или на попа, даже хлебушка вволю не видишь».
1905 г. декабря 20. — Приговор крестьян Торбеевской волости Сычевского уезда Смоленской губернии в Правительствующий Сенат от 20 декабря 1905 года
«Всякие поборы за разные требы, как-то за погребение, венчание и проч., все должны быть отменены и переведены на окладное жалование. Земля от священно-церковно служителей должна быть отобрана в крестьянское пользование».
Почти каждый наказ содержал просьбу урезонить священство и отменить поборы и вымогательства с его стороны
«Мы верим и надеемся, что удовлетворит наши требования только Дума Государственная. Только возлюбленные народом люди выведут Россию из тяжелого положения, избавят ее от бесправия, гнета и насилия полицейского и поповского» - писали крестьяне Спасо-Липецкого сельского общества Духовщинского уезда Смоленской губернии в Трудовую группу Государственной думы
Жалоба на Саровский монастырь
Приговор крестьян с. Близарьева Ардатовского уезда Нижегородской губернии в Совет министров от 8 декабря 1905 года
«Если и есть где вокруг нас много земли, так это во владении соседних монастырей Саровского и Дивеевского. Известно, что Саровский монастырь имеет десятки тысяч прекрасной земли со строевым лесом. Вся земля эта в разные времена пожертвована туда благотворителями. Землю эту монахи своими руками не обрабатывают, а пользуются наемными рабочими из нашей же среды.
По правилам церковным и уставам монастырей иноку не полагается иметь никого имущества: “кто принимает иночество, тот клятвенно обязуется отречься от всего мирского, служить только Христу и спасению ближнего”. Между тем мы собственными глазами видим, что монахи распоряжаются громадными поместьями, копят груды золота и вкушают прекрасную пищу, когда в то же время мы, соседи их, — трудовые люди, — не имеем зачастую и корки хлеба».
Думаю, комментарии здесь излишни, это Россия, которую, по мнению либералов, «мы потеряли».

 

[Ветер]

Отношение к детям и роды у крестьян России в 19 веке​

Добрый день, дорогие друзья!
Сегодня я хочу продолжить тему русского крестьянства 19 века и продолжить вместе с вами чтение книги Ольги Семеновой-Тян-Шанской «Жизнь Ивана».
Сегодня нашей темой будет беременность и роды русских крестьянок.
Как проходила беременность?
Ждали ли родители нового ребенка?
Кто помогал женщине в родах?
Какие способы облегчения женских страданий существовали?
Через какое время после родов женщина выходила на работу?
Эти и многие другие темы подняты Ольгой Тян-Шанской в тех главах книги «Жизнь Ивана», которые будут сегодня представлены вашему вниманию.
Для тех, кому интересна тема жизни русских крестьян, вот ссылка на мою прошлую публикацию.
Из нее вы можете узнать и кто такая Ольга Петровна Семенова- Тян-Шанская.




Жизнь русского крестьянина в России 19 века: насколько она была тяжела или это всё выдумки
Анастасия Андреева31 июля
Если тема сегодняшней публикации вас затронет, то предлагаю обсудить в комментариях.
Итак,

Что делает женщина во время беременности​

Всё. И в доме справляет всю домашнюю работу, и в поле — вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов.

Фото из открытых источников
Иные женщины рожают, не домесив хлебов. Иные родят в поле, иные в тряской телеге (почувствовав приближение родов, иные бабы торопятся доехать домой). Иная баба при начавшихся родовых схватках бежит домой, «как овченка»: приляжет во время схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит, благим матом: «как овченка бежит, трясется».

Фото из открытых источников

Как относятся отец и мать к первому ребенку, к его появлению на свет. Как ко второму, третьему. Что говорят в семье об ожидаемом ребенке. Как выражают свою радость и неудовольствие мать, отец и семья​

Первого еще ждут более или менее радостно. Иногда муж подшутит: «Ты мне, пожалуй, и сына родишь, хозяйка». — «Кого еще Бог даст, может, и дочерю догадаюсь себе родить» (дочь — помога матери, нянька детям). «Свекры» сообщают «суседям»: «А молодая-то наша затяжелела ведь» (довольным тоном). Рассуждают, кого позвать в кумовья. Отец, понятно, ждет сына. Даже поговорка есть: сын — батюшкин, дочь — мамушкина. Для матери более или менее безразлично, кто будет ее первенький. К дочери отец относится совершенно равнодушно. Такое же отношение, впрочем, проявляет и ко второму и третьему сыну. Матери же начинают обыкновенно тяготиться уже третьим ребенком.
Удовольствие отца по поводу рождения сына-первенца выражается иногда сообщением о том соседям: «Анютка-то моя сына принесла». Либо зазывая кого-нибудь в кумовья: «Выручила меня моя хозяйка — сына принесла». А дома говорят: «Молодуха наша мальчиком распросталась». Если мать целует и ласкает ребенка, то она говорит: «Радуйся, радуйся на первенького-то». Ласковые слова матери: «Сынок мой (или дочка), хороший мой, золотой, касатик, ягодка, дитеночек милый».

Фото из открытых источников
Если первый ребенок девочка, отец относится к ней совершенно равнодушно. Дома большей частью говорят об этом с сожалением, разве одна из женщин прибавит: «Ничего, нянька будет», — и все на следующий же день забывают о девочке. Если же баба начинает часто родить, то в семье к этому, конечно, относятся неодобрительно, не стесняясь иногда делать грубые замечания по этому поводу: «Ишь ты, плодливая, обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясет каждый год, опять щенка ошлепетила», и т.д., и т.д. Замечания эти исходят нередко от свекрови. Молодого отца, у которого родилась первенец-дочь, товарищи его и вообще другие мужики на деревне имеют право побить, как только он выйдет на работу. «Зачем девку родил», — и нередко здорово отдуют, а он уж молчит, потому так издавна водится.

Роды​

Иногда бабка при начале родов, для ускорения их, втаскивает родильницу в печь и там парит ее.
«Свекра» идет за бабкой. Старается выторговать у бабки что-нибудь из положенного ей вознаграждения (полагается за «принятие» младенца — ржаной хлеб, хлеб ситный, так называемый «пирог», бумажный платок в двадцать копеек и десять копеек деньгами). [Если] бабка не хочет согласиться на невыгодные для нее условия, свекровь отправляется в какую-нибудь другую деревню или в дальний конец села звать другую бабку, свою родственницу, которая возьмет с нее дешевле. Зачастую молодая неопытная роженица мучится в это время совсем без присмотра. Хорошо, если у нее есть поблизости родная мать или сестра; эти еще иногда вступятся и не пожалеют для бабки своего хлеба.

Фото из открытых источников
Является бабка (зовут ее обыкновенно обиняками, чтобы никто, кроме нее, не знал о начавшихся родах, для того, чтобы легче было роженице: «Что ж это ты, бабка, обещалась поглядеть на мою корову и не идешь?»). Молится: «В добрый час распростаться». Набирает в рот воды, льет на руки, мылит их, если у хозяев есть мыло, и «свидетельствует» роженицу. Если роды медленно подвигаются вперед, обводит роженицу три раза вокруг стола. Либо призывает ее мужа и заставляет его три раза пройти между ногами стоящей роженицы. Если и это не помогает (собственно, если роды затянутся долее суток), служат молебен, открывают Царские Двери.
Для ускорения родов женщина схватывает руками брус («висит на брусе»). Если брус высоко, то к нему привязывают две покромки, и она хватается за них руками. Перед окончанием родов покромки ослабляют, так что женщина может встать на пол на колени. Иногда женщине приходится так долго висеть на брусе, что недели две после родов у нее болят руки. Случается, что младенец рождается как раз в то время, когда она висит.
Когда младенец идет «не путем», то есть вперед ногами, или согнутый, то некоторые бабки спускают роженицу с доски. Широкая доска приставляется наискосок к стене и укрепляется так. На верх доски бабка при помощи мужа кладет навзничь роженицу — головою вниз. Затем муж и бабка ее отпускают, и она быстро катится вниз головою (муж и бабка следят, чтоб она не свернулась на бок), от такого быстрого движения и некоторой встряски ребенок будто бы «выправляется» и вторично уже может пойти правильно, то есть головкой вперед.

Фото из открытых источников
По рождении ребенка бабка перевязывает ему пупок льном или нитками. Если долго не выходит послед, родильнице пихают в рот ее косы (если косы коротки — то пальцы), чтобы она подавилась, что будто бы содействует скорейшему выхождению последа. Когда послед выйдет, бабка купает младенца и обмывает родильницу, при этом бабка иногда «расправляет» головку младенцу, придавая ей руками более округленную форму. Поправляют и носик младенца, если он, например, приплюснутый.
Если младенец родится обмершим, дуют ему по три раза на темя, между лопатками и на подошвы ног, шлепают по задку или откачивают, как утопленника. У богатых бабка пребывает иногда дня по три, по четыре после родов, кормясь за их столом. А у бедных ребенок уже с первого дня совсем предоставляется матери и ее уходу. Попадает в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понева. Более опрятные матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это, однако, бывает реже: «Хорошо, и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли — выросли».

Фото из открытых источников
Когда молока у матери не хватает или когда оставляют ребенка одного, дают ему соску. Мать, сестра или бабка нажуют или картошки, или черного хлеба, или баранку, выплюнут в реденькую тряпку, завяжут ниткой — и соска готова. Иногда одна и та же тряпица долго употребляется, не прополаскиваясь, причем приобретает противный кислый запах. Матери на третий и на четвертый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу, иногда даже за тяжелую — вроде замешивания хлебов и сажания их в печь. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама.

Фото из открытых источников
При таких условиях бабе, конечно, долго «не можется», и уход за ребенком самый плохой: он преет в грязной люльке, в мокрой пеленке, надрывается от голодного крику, пупок у него пухнет и болит — «грызь» (грыжа), как говорят бабы. Родильница, разумеется, питается все время обычной крестьянской пишей. Иногда у нее является фантазия «огурчиков зелененьких» или «яблочков» бы поесть. Фантазию эту родные иногда удовлетворяют. Надо сказать, что «суседи» в таких случаях оказываются довольно добродушными и уделяют родильнице от своих огурцов или яблок, если у родильницы в доме таковых не оказывается. Был один случай что родильница (в селе Мураевне) так объелась огурцами, принесенными ей соседкой на второй день после родов, что вскоре умерла.

 

[Анти]

и единоличники были...
при социализме удаленные деревни и хутора жили и развивались...
а при капитализме исчезли...

При социализме крестьянство, как хозяева, исчезли при индустриализации и коллективизации.

 

[Анти]

Был один случай что родильница (в селе Мураевне) так объелась огурцами, принесенными ей соседкой на второй день после родов, что вскоре умерла.

Если революция принесла благо крестьянству, то где последнее?

 

[Ветер]

При социализме крестьянство, как хозяева, исчезли при индустриализации и коллективизации.

ето произошло значительно раньше...
крестьянство как социальная группа в его первоначальном виде в России исчезало в результате отмены крепостного права в 1861 году, когда бывшие крепостные стали личными свободными, и дальнейшего перехода к индустриализации и коллективизации в XX веке. Эти процессы привели к тому, что крестьяне стали частью растущего рабочего класса, городского населения...

 

[Ветер]

Если революция принесла благо крестьянству, то где последнее?

1970-е, 1980-е годы были не такими уж и плохими, для крестьянства, да для России в целом...

 

[Ветер]

Белое безмолвие: как выживали в русской деревне зимой​

Миф первый: изба-крепость и полгода спячки​

В сознании современного городского жителя, привыкшего к центральному отоплению и круглосуточным супермаркетам, зима в старой русской деревне — это нечто среднее между летаргическим сном и фильмом-катастрофой. Кажется, что с первым снегом вся жизнь замирала. Крестьянская семья, как медведи в берлоге, забиралась на тёплую печь, затыкала мхом последние щели в избе и впадала в анабиоз до самой весны, изредка просыпаясь, чтобы пожевать квашеную капусту. Этот образ — уютный, пасторальный и абсолютно ложный. Русская зима была не временем спячки, а временем напряжённой, специфической работы и особого, замкнутого уклада жизни. А крестьянская изба была не берлогой, а настоящей крепостью, продуманным до мелочей инженерным сооружением, которое позволяло пережить многомесячную осаду холода.
Подготовка к этой осаде начиналась задолго до первых заморозков. С лета и осени мужики конопатили избу — тщательно, сантиметр за сантиметром, забивали щели между брёвнами мхом или паклей. Это была жизненно важная работа, от качества которой зависело, сколько драгоценных дров улетит в трубу и не будут ли промерзать углы. Окна, маленькие и низкие, на зиму часто затягивали бычьим пузырём или промасленной холстиной, а в сильные морозы и вовсе затыкали соломой. Дверь делали низкой, с высоким порогом, чтобы, входя, человек кланялся и одновременно не впускал внутрь клубы морозного воздуха. Всё в конструкции избы было подчинено одной цели — сохранению тепла.
Сердцем этой крепости, её реактором и душой была, конечно, русская печь. Это было не просто отопительное устройство, а многофункциональный комбайн, центр всей зимней жизни. Она занимала до четверти всего пространства избы. На ней спали старики и дети — это было самое тёплое место в доме. В ней не просто готовили еду — в ней пекли хлеб, томили щи и каши, сушили грибы и ягоды, одежду и обувь. В её тёплом устье мыли детей, а иногда и парились сами, как в бане. Печь была источником жизни, и её топка — главным утренним ритуалом. Хорошо протопленная с утра, она отдавала тепло на протяжении всего дня.
Жизнь в зимней избе была жизнью в тесноте и полумраке. Чтобы сэкономить тепло и дрова, вся большая семья — а это могло быть и десять, и пятнадцать человек — часто жила в одной-единственной отапливаемой комнате. Но и это было не всё. В самые лютые морозы, чтобы уберечь скотину от гибели, в избу заводили молодняк — телят, ягнят, поросят. Они жили здесь же, в специально отгороженном углу, добавляя к и без того густому человеческому духу свои, не самые благородные ароматы. Это была не прихоть, а суровая необходимость. Потерять корову или овцу зимой означало обречь семью на голод.
Свет был ещё одной роскошью. Маленькие окна пропускали мало дневного света, а темнело зимой рано. Главным источником освещения была лучина — тонкая, сухая щепка, которую вставляли в специальный светец. Она горела быстро, коптила, от неё постоянно летели искры, из-за чего под светец всегда ставили корыто с водой. Сальные свечи были дороги и использовались только по большим праздникам. Поэтому большая часть зимних вечеров проходила в полутьме, при тусклом, колеблющемся свете лучины, который, тем не менее, позволял женщинам прясть и ткать, а мужчинам — чинить упряжь или плести лапти.
Зимняя жизнь в избе — это не спячка, а сложная, хорошо организованная стратегия выживания. Это жизнь в замкнутом, перенаселённом, пахнущем людьми, скотом и дымом пространстве, где каждый сантиметр и каждый кусок дерева были на счету. Это был маленький, самодостаточный ковчег, плывущий сквозь бесконечный ледяной океан русской зимы. И чтобы этот ковчег доплыл до весны, каждый его обитатель должен был знать своё место и выполнять свою работу.

Миф второй: хлеб да квас — и вся еда у нас​

Скудость крестьянского рациона вошла в поговорки. Кажется, что вся диета русского мужика состояла из чёрного хлеба, квашеной капусты и репы. Отчасти это так. Основой питания действительно были простые, дешёвые и сытные продукты, которые можно было вырастить на своём поле и сохранить на долгую зиму. Но сводить всё к этому унылому набору — значит сильно упрощать. Зимний стол крестьянина, хоть и не блистал изысками, был по-своему разнообразен и питателен, а его создание было результатом сложной и продуманной гастрономической стратегии, заложенной ещё летом.
Главным секретом выживания была консервация. Без холодильников и морозильных камер единственным способом сохранить урожай были старые, проверенные дедовские методы. Грибы и ягоды, собранные в лесу, сушили в печи или на солнце. Огурцы, капусту, яблоки — солили и квасили в огромных деревянных кадках, которые хранились в подполе или погребе. Квашеная капуста была не просто закуской, а главным источником витамина С, спасавшим от цинги. Мясо, если оно было, солили и вялили. Рыбу — солили, сушили, а зимой — просто замораживали. Погреб, или «ледник», был стратегическим объектом номер один, настоящей сокровищницей, от наполнения которой зависела жизнь семьи.
Основой ежедневного рациона была, конечно, каша. Ячменная, овсяная, гречневая. Её не варили, а «томили» в русской печи, в глиняном горшке. За долгие часы томления зерно полностью разбухало, становилось мягким и сытным. Вторым столпом были щи. Но это были не те щи, что мы знаем сегодня. Главным ингредиентом в них была не свежая, а квашеная капуста, что делало их кислыми и острыми. Варили их часто не на мясном бульоне, а на воде, заправляя для сытности мукой или толчёным зерном.
Хлеб был всему головой. Пекли его раз в неделю, из ржаной муки, на закваске. Буханки получались огромными, тяжёлыми, с плотным, кисловатым мякишем и твёрдой коркой. Такой хлеб долго не черствел и был невероятно сытным. Кусок такого хлеба с солью и луком часто составлял весь обед крестьянина в поле.
Мясо на столе было редким гостем, в основном по праздникам. Скотину держали не столько ради мяса, сколько ради молока (корова-кормилица) и шерсти (овцы). Забивали её обычно осенью, чтобы не кормить зимой. Часть мяса солили, часть замораживали. Но главным источником животного белка была рыба, особенно в регионах, богатых реками и озёрами. Зимой прорубали проруби и ловили рыбу сетями или ставили ловушки. Мелкую рыбёшку сушили и толкли, добавляя в похлёбки для навара.
Огромную роль играли дары леса. Грибы — солёные рыжики и грузди, сушёные белые — были и едой, и важным товаром для обмена. Лесные ягоды — клюква, брусника, морошка — не только разнообразили стол, но и служили лекарством. Собирали дикий мёд, орехи. Лес был вторым огородом, который кормил и спасал в самые голодные годы.
Конечно, жизнь была впроголодь. Особенно тяжело было в конце зимы и ранней весной, когда прошлогодние запасы подходили к концу, а до нового урожая было ещё далеко. Этот период называли «голодным временем». В ход шло всё: лебеда, крапива, жёлуди, древесная кора. Но представление о том, что крестьянин круглый год сидел на одной репе, — это миф. Его диета, хоть и простая, была достаточно сбалансированной и калорийной, чтобы выдерживать тяжёлый физический труд и долгие морозы. Это была кухня выживания, доведённая до совершенства.

Миф третий: долгое сидение без дела​

Если летом крестьянин работал от зари до зари, не разгибая спины, то чем же он занимался долгой, тёмной зимой? Кажется, что после окончания полевых работ в деревне должна была наступать полная бездеятельность. Но это ещё одно глубокое заблуждение. Зима была не временем отдыха, а временем другой работы — работы под крышей, в избе и на гумне. Это был период, когда нужно было подготовиться к новому сельскохозяйственному сезону, обеспечить семью одеждой и обувью, а заодно и подзаработать на стороне.
Мужская работа зимой была связана в основном с ремёслами. Нужно было починить весь летний инвентарь: наточить косы и серпы, починить телегу, укрепить плуг. Из дерева делали всё: от ложек и мисок до новых саней или деталей для ткацкого станка. Плели лапти — самую ходовую крестьянскую обувь, которая изнашивалась за неделю-две, так что плести их приходилось постоянно, с запасом. Многие крестьяне были искусными плотниками, столярами, бондарями.
Зима была и временем «отхожих промыслов». Мужики сбивались в артели и уходили на заработки в города или на крупные стройки. Они работали на лесозаготовках, возили товары (извоз), нанимались плотниками или грузчиками. Это был способ заработать «живые» деньги, которые были нужны для уплаты налогов и покупки тех вещей, которые нельзя было сделать самому, — соли, железа, фабричных тканей.
Для женщин зима была самым напряжённым временем. Именно зимой, когда не было полевых работ, они занимались обработкой льна и шерсти, прядением, ткачеством. Весь процесс, от трепания льна до получения готового холста, был невероятно трудоёмким и занимал месяцы. Женщины должны были обеспечить всю семью одеждой: сшить рубахи, порты, сарафаны. Они вязали носки и варежки, вышивали. Прялка и ткацкий станок были главными женскими инструментами, которые не умолкали всю зиму.
Но зима была не только временем работы. Это было и главное время для общения. Летом на это просто не было сил и времени. А зимой, когда вечера были длинными и тёмными, вся деревня оживала. Главным центром социальной жизни становились «посиделки» (супрядки). Молодёжь собиралась в какой-нибудь просторной избе, снимая её в складчину у одинокой вдовы. Девушки приходили с прялками, парни — с балалайками или просто поглазеть. Здесь работали, пели песни, рассказывали сказки, играли в игры, и, конечно, завязывались знакомства, которые весной часто заканчивались свадьбами. Посиделки были не просто развлечением, а важнейшим социальным институтом, школой жизни, где молодёжь приобщалась к традициям и культуре своей деревни.
Для старшего поколения зима была временем передачи опыта. Старики, сидя на печи, рассказывали детям сказки и былины, учили их уму-разуму. Мужики в своей компании обсуждали деревенские дела, вспоминали былые времена. Это было время устной истории, время сохранения и передачи коллективной памяти.
Зима в русской деревне была не мёртвым сезоном, а периодом, наполненным своим, особым ритмом. Это было время ремёсел, общения, праздников, время, когда закладывался фундамент будущего урожая и будущих семей. Это была не спячка, а тихая, сосредоточенная жизнь, скрытая от посторонних глаз под толстым снежным одеялом.

Миф четвертый: отрезанные от мира​

Бескрайние снега, занесённые дороги, трескучий мороз — кажется, что с наступлением зимы русская деревня превращалась в неприступный остров, полностью отрезанный от остального мира. Эта картина изоляции, где каждая деревня живёт сама по себе до весенней распутицы, — ещё один популярный миф. На самом деле, всё было ровно наоборот. Именно зима, а не лето, была главным сезоном для путешествий, торговли и дальних коммуникаций.
Лето, с его раскисшими от дождей грунтовыми дорогами, было для путешественника настоящим адом. Телеги вязли в грязи, реки разливались, превращаясь в непреодолимые преграды. А вот зима всё меняла. Мороз сковывал болота и реки, превращая их в идеальные, гладкие дороги. Укатанный снежный наст, «санный путь», был гораздо ровнее и быстрее любой летней грунтовки. Главным транспортным средством становились сани. На них можно было перевезти гораздо больший груз, чем на телеге, и с гораздо большей скоростью.
Именно зимой начинался «извоз» — главный крестьянский промысел. Мужики, объединившись в обозы, везли в город на продажу зерно, лён, пеньку, мороженую рыбу, дрова. Обратно везли соль, железо, мануфактуру. Зима была главным временем для ярмарок и торговли. Замёрзшие реки становились главными транспортными артериями, по которым на санях можно было добраться из одного конца страны в другой.
Зимой активизировалась и знаменитая ямская гоньба — государственная почтовая служба. Сеть ямских станций, расположенных на расстоянии 40-50 вёрст друг от друга, покрывала всю страну. Ямщики на тройках с колокольчиками развозили не только почту и казённые грузы, но и пассажиров. Зимнее путешествие на перекладных было хоть и холодным, но быстрым и относительно комфортным.
Конечно, зимняя дорога была полна опасностей. Внезапный буран мог занести путников насмерть. В лесах рыскали стаи голодных волков, которые не боялись нападать даже на большие обозы. Но эти опасности были привычными, и люди умели с ними справляться. Путешествовали большими группами, вооружались, старались не выезжать в плохую погоду.
Для самой деревни зима тоже была временем гостей. Приезжали дальние родственники, которых летом было не вытащить из-за полевых работ. Заглядывали бродячие торговцы-коробейники, которые разносили по деревням всякую мелочь: иголки, нитки, зеркальца, пряники. Появлялись и «люди божьи» — странники, паломники, которые ходили по святым местам и которых всегда пускали на ночлег, считая, что вместе с ними в дом приходит божья благодать.

Миф пятый: беспросветная тоска и ожидание весны​

Тяжёлый труд, теснота, полумрак, однообразная еда — кажется, что зима в деревне должна была быть временем беспросветной тоски и депрессии. Что люди, запертые на полгода в своих избах, могли делать, кроме как считать дни до весны? Этот миф о «зимней спячке» и унынии — пожалуй, самый несправедливый. Зимний период был не только самым тяжёлым, но и самым весёлым, самым праздничным временем в году. Именно на зиму приходился главный цикл народных праздников, который расцвечивал монотонные будни яркими красками, наполнял их смехом, музыкой и сакральным смыслом.
Праздничный марафон начинался с Рождества и продолжался две недели, которые назывались Святками. Это было волшебное, пограничное время, когда, по народным поверьям, мир живых соприкасался с миром духов, а будущее открывало свои тайны. Святки были временем колядования: молодёжь наряжалась в вывороченные тулупы, маски животных, ходила по дворам, пела специальные песни-колядки с пожеланиями урожая и благополучия, за что хозяева одаривали их угощением. Это был не просто сбор еды, а важный ритуал, обеспечивающий плодородие на будущий год.
Святки были и главным временем для гаданий. Девушки собирались вечерами и пытались узнать свою судьбу: кто будет суженым, скоро ли замуж, богатым ли будет муж. Гадали на всём: на воске, на зеркалах, на поленьях, на петухах. Церковь, конечно, осуждала эти языческие забавы, но искоренить их была не в силах. Гадания были неотъемлемой частью святочного веселья, полного смеха, страха и тайны.
За Святками следовала череда других, менее крупных праздников, но настоящим апофеозом зимнего веселья была, конечно, Масленица — неделя перед Великим постом. Это был самый разгульный, самый шумный и самый сытный праздник в году. Масленица была временем проводов зимы и встречи весны. Каждый день масленичной недели имел своё название и свои обычаи: «встреча», «заигрыши», «лакомка», «широкий четверг».
Главным символом и угощением Масленицы были, конечно, блины — круглые, горячие, золотистые, символизировавшие солнце. Печь и есть блины было ритуальным действием, призванным помочь солнцу одолеть зимнюю тьму. Но Масленица — это не только блины. Это катание с ледяных гор, кулачные бои «стенка на стенку», взятие снежного городка, катание на тройках с бубенцами. Это было время всеобщего веселья, когда отменялись все запреты, а выпивка лилась рекой. Кульминацией праздника было сжигание чучела Масленицы в последний день, в Прощёное воскресенье. Этот обряд символизировал окончательную победу над зимой и смертью и начало нового жизненного цикла.
Эти праздники были не просто развлечением. Они выполняли важнейшую социальную и психологическую функцию. Они структурировали время, не давая ему превратиться в бесконечную серую массу. Они сплачивали общину, заставляя всех участвовать в общем действе. Они давали выход накопившейся за зиму энергии и агрессии в ритуализованной, игровой форме. Они были тем самым клапаном, который не давал взорваться котлу деревенской жизни, запертой на полгода в тесноте и полумраке. И именно благодаря этому сложному ритму работы и праздника, будней и святых дней, русскому крестьянину и удавалось пережить самое тяжёлое время года не только без потерь, но и с достоинством, силой и даже весельем.

 

[Ветер]

«Правила тайги»: какие негласные законы существуют у сибиряков​

Сибирская тайга — не просто бескрайний лес. Это суровый, но щедрый мир, веками кормивший и воспитывавший целые поколения. Здесь, вдали от цивилизации, выработался свой строгий и мудрый кодекс поведения, основанный на взаимовыручке, уважении к природе и здравом смысле.

Гостеприимство без хозяина​

Главный символ таежного братства — охотничья избушка. Если дверь не заперта — вас ждут.
Можно смело переночевать и даже взять еды из оставленных припасов. Но правило обязывает: если взял тушенку — оставь свою; съел крупы — положи спички или соль. Это вопрос не этикета, а выживания для следующего путника.
Пользовался дровами? Наруби новых. Умеешь мастерить руками — подправь дверь или почини полку. Свой мусор, особенно пищевой, унеси и закопай подальше, чтобы не приваживать грызунов.
Настоящий таежник не оставляет после себя ни следа. Надписи на стенах «Здесь был Вася» — признак дурного тона и неуважения. А современное правило: снегоходы ставить за несколько метров от избушки, чтобы искры не вызвали пожар.
Охотничьих или ездовых собак обязательно кормят первыми, особенно если охотничьи собаки отличились и только потом готовят еду себе.
В зимовье или на стоянке очаг часто считается сакральным местом. В него не плюют, не бросают перья или потроха птицы, мелкие кости животных – очевидно, этот обычай остался у таёжников с языческих времен, когда суеверные люди поклонялись огню, и сейчас почти не соблюдается.

Общение​

Есть ещё одно хорошее правило поведения в сибирской тайге, которое корнями уходит в каторжные времена: если услышали невдалеке людей или группу охотников, нужно постараться избежать контакта с ними.
Делается это из осторожности, потому что в тайге большинство встречных вооружены, и неизвестно, насколько дружелюбно они настроены; у них могут быть неприятности с законом или проблемы с употреблением алкоголя.
В обществе настоящих таёжников любой городской человек воспринимается настороженно. Есть хороша примета, по которой можно определить, принят ли новичок в коллектив. Если его начнут запугивать, значит, считают чужаком, а если высмеивать – то, скорее всего, уже приняли за своего. Ему осталось лишь доказать, что он действительно не промах.

Таёжный чай​

Обычай заваривать крепкий таёжный чай непременно в большой консервной банке уходит корнями в советское прошлое, когда заключенные, чтобы иметь силы для работы, заваривали в жестянках чифирь – неимоверной крепости напиток, действие которого можно было сравнить с уколом адреналина.
Сейчас чифирь не заваривают, делают просто до черноты крепкий чай и обязательно добавляют в него таёжных трав от богородской травки (чабреца), растущей на байкальских гольцах, до некоторых видов лишайника и саган-дайля. Последний тоже тонизирует и возвращает уставшему путнику силы.
В ход идут также листья дикой малины и смородины, брусники, в чай добавляют и таёжные ягоды: костянику, землянику, малину. Тут каждый бывалый таёжник старается удивить друзей.

Пища​

Недопустимым считается в тайге допускать женщин к приготовлению ухи. Уху таёжники варят сами, у каждого свой рецепт. Кто-то кладёт туда горстку риса, кто-то — морковь и пару картофелин, а кто-то считает, что подобные излишества портят продукт и варят уху из различных видов рыб. Но все таёжники, как один утверждают, что без добавленной в уху рюмки водки, получится рыбный суп.

Отношение к природе​

Отношение настоящего таёжника или промыслового охотника к природе самое бережное и перенято у северных народов, например, у эвенков. В книге авторов И. В. Зайцева, Т. П. Интигринова и И. В. Протопопова «Экологические традиции народов севера Баргузинской долины» указывается, что в обычаях местных было не только наносить наименьший вред тайге, но и использовать все таёжные дары без отходов. Например, на изготовление чума, покрытого корой, уходило всего три ели, а из древесины делали лёгкие санки.
К зверю истинный таёжник относится уважительно. Он всегда сдерживает охотничьи инстинкты, никогда не убьёт молодняк или стельных важенок (олених) и самок изюбря. Нельзя оставлять раненое животное умирать, у эвенков даже поговорка была соответствующая – «Раненый зверь бежит — надо преследовать!»
У сибирских охотников всегда считалось обязательным во что бы то ни стало выследить и добить раненого медведя, иначе выжив, он может начать мстить людям или, если дело происходит осенью, может не лечь в спячку и стать шатуном.
Ловушки в тайге ставят так, чтобы они быстро убивали зверя.

Охотничьи традиции​

Настоящие охотники не прибегают к использованию электронных устройств – манков, приборов ночного видения, и никогда не будут охотиться на зверя с вертолёта или с машины, считая это варварством.
Никому и в голову не придёт поднять зимой из берлоги медведя и начать его гонять на снегоходах, потому что настоящий таёжник знает – у такого поступка всегда будут последствия: медведь станет шатуном и придет в ближайшее село убивать.
Настоящий промысловик никогда не воспользуется бедственным положением животного, которое тонет или спасается от огня, а наоборот, поможет ему.
Таёжник-промысловик всегда соблюдает правила пожарной безопасности в сухом лесу, а такой период бывает дважды в году: весной, когда трава ещё не отросла, и осенью, когда огромные площади тайги, заросшей высоким папоротником, стоят сухими. Он обязательно зальёт водой ещё дымящийся костёр, разотрёт окурок сапогом, никогда не бросит в сухой мох непогашенную спичку, а если увидит начинающийся пожар, то его потушит.
И наконец, сибирский охотник обязательно придёт в тайге на выручку, потому что знает, что по таёжным законам все, что ты делаешь другому воздастся тебе сторицей.

 

[Анти]

1970-е, 1980-е годы были не такими уж и плохими, для крестьянства, да для России в целом...

Битва за урожай и поездки в колхозы...

 

[Ветер]

Как жилось прислуге в Царской России​

"Отдых помещика", худ. К. Трутовский
Люди, выполняющие функции прислуги, появились в России очень давно: собственно, с момента разделения русского общества на богатых и бедных. Состоятельные купцы, помещики и представители дворянства быстро смекнули, что, если у тебя водятся деньжата, совершенно необязательно утруждать себя или членов своей семьи выполнением грязной и зачастую физически тяжелой работы. Этим вполне может заниматься кто-то другой: например, наемный рабочий за очень скромное жалование. К тому же, наличие прислуги считалось показателем достатка и определенного положения в обществе.

«Крестьянский дворик», худ. И. Репин
Вообще наиболее ярким периодом в истории Царской России, на примере которого видны все аспекты и нюансы жизни обслуживающего персонала, является время, когда практически все крестьяне являлись крепостными, то есть находились в собственности состоятельного землевладельца. По законам того времени купец или помещик мог приобрести земельный надел вместе со всеми имеющимися на нем постройками и проживающими там люди, которые автоматически становились точно такой же частной собственностью, как и недвижимость или, скажем, скот.

Крепостные крестьяне
Состоятельные российские граждане порой скупали целые села вместе с местными жителями и становились их полноправными владельцами, что означало, что крестьянин, по воле своего барина, мог быть продан (или наоборот выкуплен), подарен или, что бывало крайне редко и за какие-то особые заслуги, отпущен на волю. Более того, наличие крепостных крестьян было необходимостью, поскольку каждый уважающий себя землевладелец едва ли мог обойтись без их помощи при управлении многочисленными поместьями, угодьями и скотными дворами.

Крепостные крестьяне
Крепостные крестьяне занимались абсолютно разной работой. Кто-то трудился исключительно при дворе, на псарнях и конюшнях, кто-то занимался приготовлением еды для барина и поддерживал в его доме порядок и чистоту, а кто-то выполнял прихоти своего господина, становясь частью его увлечений. Так, к примеру, некоторые особо талантливые, яркие и интересные крестьяне входили в состав крепостных оркестров, театров и художественных мастерским, которые создавались на потеху барина и его гостей.

Пляски крепостных крестьян
Любопытно, что даже совсем небогатые или находящиеся на грани разорения помещики и землевладельцы все равно считали своим долгом содержать при дворе крепостных крестьян, выполняющих функции прислуги. Другое дело, что ограничивались они малым: лакеем, кучером, кухаркой, горничной и, быть может, няней при детях -всего не более пяти человек. Столь немногочисленная прислуга размещалась чаще всего в доме, в двух отдельных комнатах: мужчины - в передней, женщины - в девичьей. В обязанности горничной входили уборка комнат и помощь хозяйке, ее дочерям и прочим родственницам помещика при одевании и раздевании.

«Приезд гувернантки в купеческий дом», В. Перов
Также, если в доме не было лакея, горничные нередко накрывали на стол. Если же лакей был, то эти функции были на его совести, как, впрочем, и всякая другая работа, связанная с непосредственным досугом барина – грубо говоря, был эдаким мальчиком на побегушках.

"В передней", худ. В. Маковский
Но это, так сказать, тоже весьма неплохой вариант. Если же у помещика денег не было вовсе, а поддерживать дутый имидж перед соседями все же как-то надо было, то он переводил своих крепостных, которых еще не отдал за долги, на самообеспечение и, так сказать, «подножный корм». Проще говоря, крепостные крестьяне продолжали служить своему барину, однако денег не получали, жили в крайне стесненных условиях, ели и носили, что придется.

«Возвращение крестьян с похорон зимою», худ. В. Перов
Так, к примеру, даже худые валенки или тулуп домашней прислуге не полагались, а когда появлялась необходимость пойти куда-нибудь зимой, скажем, за дровами или на рынок, горничная или лакей собирали теплую одежду по округе. Некоторые разорившиеся помещики и вовсе годами держали своих крепостных на хлебе и воде, искренне считая, что крестьяне двужильные, и этой скромной еды им вполне достаточно!

"Сбор недоимок", худ. А. А. Красносельский
Но, конечно же, так было не везде, и в целом отношение помещика к своей прислуге целиком и полностью зависело от его, так сказать, нравственного развития и воспитания. Все понимали, что абсолютная власть над крепостными могла развратить кого угодно. Судите сами: помещик мог в любой момент продать одного, двух или даже сотню крестьян, подарить крепостного своему другу или родственнику, проиграть его в карты, отдать за долги, сослать, избить, в качестве наказания сместить с должности и отправить на грязные работы, да в конце концов просто выменять его на…собаку!

"Крепостных крестьян меняют на собак" , худ. И.Ижаевич
И да, обмен крепостных крестьян на породистых борзых было весьма распространенным делом у помещиков Царской Руси. Иногда за собак отдавали целые села, так как хороший борзой щенок мог стоить 3 тысячи рублей, а крепостная девушка всего 25 рублей.

"Утро на кухне" (Кухарка), худ. А. Попов
И да, крепостные крестьянки, девушки и женщины, действительно стоили по сравнению с работниками мужского пола немного, однако работы выполняли ровно столько же или даже больше. Помимо физической работы в доме или при дворе, девушкам зачастую приходилось целыми днями сидеть в душных комнатах, вышивать, шить или плести кружева – тоже на радость своих хозяев или на продажу. Более того, многим крепостным крестьянкам не везло, и они оказывались в собственности чрезмерно любвеобильного помещика, который собирал в своем имении настоящий гарем из красивых, но безродных девушек.

"Торг. Сцена из крепостного быта", худ. Н. Неврев
Или же становились собственностью вздорных и неадекватных хозяев, любящих глумиться и издеваться над своей прислугой. И такие случаи были обычной практикой. На протяжении многих лет вплоть до отмены крепостного права во "всеподданнейших отчетам" жандармов Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии частенько можно было встретить сообщения о зверствах помещиков, у которых наблюдались явные психические отклонения. Но едва ли кто-то мог повлиять на ситуацию. Крепостной крестьянин – частная собственность, и тут уж, как говориться, хозяин – барин.

«Наем прислуги», худ. В. Маковский
Однако не всегда жизнь прислуги была настоящим адом. В конце концов, далеко не у всех землевладельцев и помещиков дела шли из рук вон плохо. Состоятельных граждан в Царской России было куда больше, и они могли обеспечить своей прислуге достойные условия труда. Так, к примеру, богатый помещик мог позволить себе купить квалифицированного дворецкого, управляющего или профессионального повара, которые в дальнейшем получали жалованье (от 100 до 2 тыс. рублей в год), подарки от хозяина и даже ели с барского стола.

"Без хозяина", худ. В. Маковский
Такую прислугу называли «дворовой аристократией», и жила она, в отличие от простых работяг, в отдельных комнатах в барском доме или в домиках поблизости. И, в целом, их работа, как, впрочем, и их жизнь была на порядок более благополучной, чем у крепостных крестьян. Они хорошо одевались, сытно и вкусно ели, жили в комфортных условиях. Так, к примеру, горничные, прислуживающие одной хозяйке, занимались исключительно ее делами и другую работу не выполняли, а камеристки зачастую сопровождали своих хозяек в поездках и путешествиях, в том числе и за границу.

"Девушка с горшком роз", худ. В. Тропинин
Еще одной категорией наемной прислуги являлись отставные солдаты – бывшие крепостные крестьяне, которые, отслужив положенные 25 лет, не пожелали более возвращаться к сельской жизни. Да и зачем? В армии они обучились прислуживать, а это значит, что из них получились бы отличные лакеи, швейцары и кучера. К слову, многие бывшие солдаты, воспользовавшись протекцией своих армейских начальников, собственно, и отправлялись в дома помещиков, где вполне успешно устраивались на неплохие денежные должности.

"Опять они ссорятся" (повар и кухарка), худ. В. Маковский
Как не трудно догадаться, ситуация изменилась в феврале 1861 года, когда было отменено крепостное право, и крестьяне, которые раньше не имели никакой альтернативы, кроме как работать на своего помещика, стали вольнонаемными. Это, конечно же, давало определенные свободы. Однако первое время в отношениях крестьян и помещиков мало что поменялось. Сказалась и сила привычки, и незнание первыми своих новых прав, но зачастую при поступлении на службу к помещику, крестьяне отдавали свои паспорта и поступали в полное распоряжение хозяев.

«Освобождение крестьян (Чтение манифеста)», худ. Б. Кустодиев
Вроде бы теперь уже наемные крестьяне по-прежнему не имели нормированного рабочего дня, определенных обязанностей (то есть выполняли вообще любую работу), да и у работодателя не было никаких обязательств перед ними. Многие крестьяне годами работали без выходных, не имея никакой возможности повидаться с родными или даже сходить в церковь. А помещики, прекрасно понимая, что у них работают в большинстве своем неграмотные и неразвитые деревенские люди, искренне полагали, что все так, как и должно быть.

Крестьяне
Кардинально изменила ситуацию революция 1905 года, когда в России разгорелось настоящее рабочее движение, в котором участвовала как мужская, так и женская прислуга, а в Петербурге даже был организован Союз домашней прислуги. Наемные рабочие требовали лучших условий, а чтобы показать всю серьезность своих намерений, выходили на улицы городов и устраивали массовые забастовки.

Забастовка в Петербурге
Так, например, в одном только Петербурге на митинг собралось 1,5 тыс. человек! К слову, определенные цели все же были достигнуты, и к 1906 году в России насчитывалось уже 47 профессиональных союзов прислуги, представлявшие интересы наемной рабочей силы и требовавших установления ограниченного рабочего дня и твердой оплаты труда. В дальнейшем работа этих профсоюзов осуществлялась с переменным успехом, как и в целом ситуация с прислугой в России. Ну а позже не стало и Царской России…

Кухарка