Степлер. Стихи и проза.

[Степлер]

Интересно написали жалко что мало!

Сколько хотелось. )) Размазывать ни к чему. ))

 

[Степлер]

Наследство


Моя бабушка верила в приметы. И они у неё всегда сбывались.


Помню, было мне лет пять или шесть, и бабушка вдруг сказала мне: «Всегда надевай ботинок сначала на левую ногу. Наденешь первым на правую – будут неприятности».


Я тогда пропустил её слова мимо ушей, а через день подвернул ногу во дворе, надев ботинки в «неправильном» порядке.


Вскоре я понял: бабушка знает, как всё устроено в нашем мире на самом деле. Что от чего зависит, чему верить нужно, а чему – ни в коем случае. Какие приметы реально сбываются, а какие – просто выдумки гадальщиков и так называемых экстрасенсов, ради обирания клиентов.


Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было два года, и бабушка воспитывала меня сама. После её смерти – я тогда учился на третьем курсе, - моя жизнь пошла по вполне определённому пути. Тем более, что я получил от неё наследство.


Я окончил медицинский, отработал по распределению положенный срок в районной больнице. В интернатуру не пошёл, хотя меня звали, как прирождённого диагноста-психотерапевта.


Выбрал для себя частный бизнес, который некоторые люди называют сомнительным. То есть, официально объявил себя «проводником в иные миры» и начал предсказывать людям их будущее, растолковывать прошлое, предостерегать от непродуманных поступков, и так далее.


Тот же психотерапевт, но под иной вывеской.


Получил лицензию на свою деятельность, исправно платил налоги. Денег имел достаточно, чтобы мой кабинет не выглядел дешёвой декорацией к фильму о магах средней руки.


Никаких черепов, связок дикарских бус, бубнов, свечей, курильниц, карт Таро, хрустальных шаров, астральных карт и прочей дребедени у меня в кабинете и в помине не было. Я даже обычные ароматические палочки никогда не зажигал – у меня на них аллергия.


Я всегда ходил в обычных костюмах или просто в джинсах с футболками и свитерами. Халатов с изображением звёзд на себя не напяливал, браслетов не носил, амулетами не обвешивался, уши не протыкал и серьги до пояса в них не вдевал.


Зайдёт ко мне новый клиент – и удивляется: сидит за стандартным письменным столом самый обычный молодой человек, лет тридцати, без особых примет, высокий, волосы тёмно-русые, глаза серые, на подбородке – ямочка. Цепями не гремит, дланей к потолку не воздевает, взглядом посетителя не сверлит, утробно не завывает. Просто – сидит, готовый к работе.


И говорит этот парень, то есть, я:


- Присаживайтесь. Я вас слушаю!..


Напротив моего стола – удобное, но тоже - самое обычное кресло для посетителей. У окошка - фикус в горшке. По стенам – книжные шкафы, под завязку набитые классической литературой, фантастикой и детективами в пёстрых бумажных обложках. Самая обычная комната, а не логово просвещённого мага, адепта каких-то там тайных наук и всяческих категорий. Разве что кровати в комнате нет и телевизора.


В дальнем углу, за ширмой, стоит кушетка, для самых взволнованных и неуверенных в себе клиентов. Я её купил у одного знакомого психотерапевта, который распродавал атрибуты своей деятельности перед тем, как уехать за границу на ПМЖ. Солидная кушетка, обитая натуральной кожей. Я на ней спал иногда, если приходилось работать с клиентом до позднего вечера, а домой тащиться на машине было неохота.


Брал я со своих «подопечных» вполне допустимые гонорары, по миру никто из-за меня не пошёл. И, повторяю, в срок платил все положенные и неположенные налоги. Да, неположенные тоже приходилось платить. Иначе братки, «смотрящие» мой район, давно разнесли бы мой кабинет к чертям собачьим, а меня бы вперёд ногами из него вынесли, и не спасли бы меня никакая магия и никакая полиция.


***


И вот сидел я однажды ясным майским днём в кабинете, делал записи в рабочем журнале. Случай мне попался сложный, клиент так запутался в своих страхах и желаниях, что ставил блоки всем моим методам воздействия на него. Для него надо было придумать нечто особенное, этим я и пытался заниматься, благо, больше никаких посетителей в этот день не ждал.


А в окно лезла весна... Радостно, весело и нахально, как шальная рыжая девчонка в продранных на коленях джинсах. Солнце сияло, птицы распелись, как сумасшедшие, запахи большого города, бензиново-асфальтовые, забивал ни с чем не сравнимый аромат молодых клейких листочков…


Я отложил ручку и подумал, что мне, похоже, пора жениться. Или хотя бы влюбиться – до умопомрачения!


Не знаю, откуда эта мысль забрела вдруг в мою голову. Видно, весна навеяла.


Я человек закрытый, малообщительный. Так устаю за время работы с клиентами, что ни сил, ни времени, ни даже желания на личные знакомства уже не остаётся. В театре сто лет не был, в парке у дома гуляю, но обычно только поздними вечерами. Отпусков у меня просто не бывает, сижу в Москве, как проклятый, даже летом.


У меня и друг-то всего один, зато – настоящий. Паша Курилин, бывший одноклассник. Мы друг за друга – в огонь и в воду, без лишних раздумий и сомнений.


Иногда Пашке удаётся вытащить меня на его дачу, и я немного прихожу в себя за выходные дни. Но в последнее время мы оба так заработались, что уже недели две даже не созванивались.


Я внезапно забеспокоился. Не случилось ли чего с Пашкой?


Ветер сильно дунул в окно, зашелестел листьями мой фикус.


Я убрал журнал в сейф и позвонил другу.


- На меня наехали, - тусклым голосом сказал Паша, взяв трубку.


«А ведь я что-то почуял!» - мелькнуло у меня в голове.


- Приехать можешь? Нет? Тогда я еду к тебе, - я встал.


- Не лезь ты в это дело, - тем же невыразительным голосом, резко отличавшимся от его обычного жизнерадостного баритона, отозвался Паша.


- Не пори чепуху, сейчас буду! – я выскочил из-за стола.


Пашка ещё что-то произнёс, до того, как я нажал кнопку отбоя, но я плохо расслышал, что именно. Нечто вроде: «Они и тебя…»


До его конторы было минут тридцать быстрой езды на машине. Я домчался за двадцать, рискуя напороться на штраф за превышение скорости, но мне было плевать.


В маленьком офисе было непривычно тихо. Обычно молодые ребята и девочки перешучиваются, сидя за своими столами, и это нисколько не мешает рабочему процессу. Порою атмосфера в Пашкиной конторе напоминает весёлую тусовку, и это частенько помогает команде найти верное решение. Они что-то такое изобретают в связи с продвижением ИИ на какие-то там рынки в разных отраслях. Ничего в этом я никогда не понимал, и даже не стремился. Не дано мне. В общем, они разрабатывают и продают технологии, что бы под этим словом ни подразумевалось.


Когда я вошёл, народ тихими мышками сидел за столами. Ни один даже не поздоровался, хотя все знают меня в лицо. Молча подняли на меня смурные глаза и молча же опустили. Никто не работал, это было очевидно. Просто сидели и чего-то ждали.


- У себя? – я кивнул на дверь Пашиного кабинета.


- У него гости, - тихо сказала Анечка, самая молодая и, по словам Паши, самая талантливая сотрудница. – Павел Анатольевич просил их не беспоко…


- Ничего, мне можно, - и я решительно распахнул дверь.


Обстановка была предельно понятной, не зря же я люблю детективы, триллеры и прочее криминальное чтиво и кино.


За Пашкиным столом сидел, развалившись, полный господин лет пятидесяти, с отёчным, чисто выбритым лицом, на котором застыло выражение чванливого превосходства над простыми смертными. Гость небрежно пролистывал какие-то бумаги. Справа и слева от него монументами застыли два живых «шкафа» - охрана.


А Пашка, хозяин кабинета, стоял у окна, опираясь на подоконник одной рукой. Другой рукой он утирал кровь из разбитого носа.


Во мне всё так и вскипело, но я не подал виду.


Господин поднял на меня жёсткие цепкие глаза цвета гранита и произнёс короткое слово:


- Вон!


- Здравствуйте! – я лучезарно улыбнулся ему и его «шкафам», намеренно не глядя на Пашку. – Простите, но отчего же сразу: «Вон»? Я – новый клиент!


- А я – старый клиент, так что имею перед вами приоритет. Вон! – господин сделал неуловимый знак охране, могучие ребята стронулись со своих мест и попёрли на меня, как два бульдозера.


- Павел Анатольевич, что происходит? – обратился я к Паше, словно только сейчас его заметил. – Я договор на восемь миллионов привёз, как и обещал, в оговоренное время, а у вас тут… А что это с вами? Кровь из носа пошла?


Услышав сакраментальные слова о восьми миллионах, господин встал из-за стола и сквозь зубы отдал приказание «шкафам»:


- Не трогать!


Ребята замерли в шаге от меня и повернули маловыразительные физиономии к боссу.


- Присаживайтесь, - крутой господин сделал приглашающий жест, словно хозяином офиса был он, а не мой лучший друг. – Представьтесь, пожалуйста.


- Игорь Дмитриевич Неделин, владелец фирмы «Астрал». А ваше имя-отчество? – я сел на стул, развернув его так, чтобы видеть всех троих нежеланных Пашкиных посетителей.


- «Астрал»? Не слышал, - господин слегка нахмурился, и охрана мгновенно насторожилась.


«Ещё услышишь!» - подумал я и повторил:


- Так с кем имею честь?


- Суворин Андрей Викторович, - неохотно бросил господин. – Коммерсант. Извините, но у меня к Павлу Анатольевичу срочное дело. Вам придётся перенести вашу встречу на другой день.


- Простите, Андрей Викторович, но у меня тоже срочное дело, - возразил я, закидывая ногу на ногу, в духе американских вестернов. – Я привёз договор на восемь миллионов…


Андрей Викторович небрежно отмахнулся от озвученного мною числа, словно это был сущий пустяк, и тут я договорил:


- …Долларов!


Пашка слабо вскрикнул и зажал рукой рот.


Андрей Викторович медленно повернулся к Пашке и угрожающим тоном вымолвил:


- И вы мне ни слова…


- Помилуйте, господин Суворин, мы же с вами оба коммерсанты, - быстро вмешался я, пока Пашка не выдал какую-нибудь совершенно лишнюю фразу на тему моего идиотизма, авантюризма и прочего подобного. – Как бы он мог открыть коммерческую тайну? Я – да, я могу свободно об этом говорить, потому что нам интересен любой достойный партнёр. Вы какого рода коммерцией занимаетесь, если не секрет?


- Секрет! – отрезал Андрей Викторович, быстро приходя в себя.


- Вот видите! – я поднял палец вверх. – Так что позвольте мне быстренько утрясти наши договорённости с Павлом Анатольевичем, будьте так любезны. Это займёт не больше десяти минут. А в качестве компенсации за потерянное время я приглашаю вас в ресторан, для деловой беседы. Возможно, у нас с вами обнаружатся общие направления коммерческой деятельности? – и я выразительно посмотрел Суворину прямо в глаза.


Прошло полминуты, и Андрей Викторович кивнул:


- Хорошо, господин Неделин. Я подожду вас на улице.


Он сделал знак охране, и все трое покинули Пашкин кабинет.


Первым делом я уложил Пашку на диванчик в уголке, заставил его запрокинуть голову, смочил носовой платок водой из графина, стоявшего на кофейном столике, и положил платок ему на переносицу.


- А теперь – рассказывай! – велел я. – Что за дела, что за тип этот Суворин, откуда он вообще взялся и почему наехал на тебя?..


***


Ресторанное меню Андрея Викторовича не заинтересовало. В заведении, которое он выбрал для нашей беседы, его явно давно знали. Через короткое время стол был заставлен разнообразными блюдами, бутылками, графинами с соками и сифонами с минеральной водой.


- Так чем же занимается ваша фирма… «Астрал», если не ошибаюсь? – спросил Суворин, выпив рюмку коньяку и принимаясь за чёрную икру на тостах, для разгона.


- Не ошибаетесь, именно «Астрал», - кивнул я, потягивая свежевыжатый апельсиновый сок. – Так, всем понемножку. Кому что требуется, то мы и делаем.


Соврал я только в одном пункте – вся фирма состояла из одного лишь меня. И меня это вполне устраивало. А вот делал я и впрямь то, чего от меня желали клиенты.


- И заключаете с мелкими бизнесменчиками договора на суммы в восемь миллионов долларов? – недоверчиво усмехнулся Суворин, безотчётно комкая льняную салфетку.


- А что в этом такого? – я придирчиво выбрал на тарелке с закусками канапе с беконом и пожал плечами. – И не только с мелкими, с любыми… Были бы бизнесмены надёжные и суммы хорошие. Думаю, для вас подобные и даже более крупные числа тоже вполне привычны, не так ли, Андрей Викторович?


Суворин вдруг стукнул кулаком по столу, отчего тонко зазвенели хрустальные рюмки.


- Что мы принюхиваемся друг к другу, как две собаки! – сипло рявкнул он. – Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю!


- Пока что не очень… Да ладно, конечно, понимаю, - рассмеялся я, уловив яростный блеск в его глазах. – Можем ли мы быть полезны друг другу, вот в чём вопрос?


- Посредничество? – он наклонился ко мне поближе через стол.


- Исполнение, - я отщипнул сизую виноградину от пышной кисти. – Чётко, однозначно, без нежелательных последствий для заказчика. Шантажом мы не занимаемся. Только кардинальные решения. Один заказ – один договор – и прощание навсегда, со взаимными пожеланиями дальнейших успехов в бизнесе и в личной жизни!


Суворин помолчал и еле слышно выдохнул:


- За эти восемь миллионов долларов Павел Анатольевич поручил вам… убрать меня?


- Не только, - я попробовал раковый суп, поморщился и отложил ложку. – Пересолили… Такие деньги за простое, м-м, решение вашего вопроса – это курам на смех. Столько никто никому не платит за обычный, скажем, несчастный случай. Ничего подобного даже в кино не бывает!


- Что же ещё он просил вас сделать? – глухо буркнул Суворин.


- Только не смейтесь, Андрей Викторович! – я тоже понизил голос.


- Говорите! Я сам решу, смеяться мне или нет! – он раздражённо отбросил салфетку.


- Как вы думаете, почему моя фирма носит такое необычное название: «Астрал»? – я прищурился.


- Сами скажите! – Суворин еле сдерживался, охранники, чинно стоявшие за его спиной всё это время, беспокойно зашевелились и засопели.


- Велите вашим бугаям уйти, - приказал я, резко сменив тон. – Только с глазу на глаз!


Андрей Викторович вздрогнул и сделал слабое движение, словно попытался отмахнуться от моего взгляда, тона, от меня самого.


- Велите. Им. Уйти, - повторил я. Спокойно, без нажима.


Он разомкнул пересохшие губы и выдавил нужные слова. Громко топая, «шкафы» устремились к выходу из зала.


- Так вот, любезный господин Суворин, - я положил себе на тарелку горку салата. – За эти сумасшедшие деньги Павел Анатольевич просил меня вас… заколдовать! – и я воздал салату должное.


Воздал от души. Я действительно страшно проголодался с момента знакомства с этим крайне неприятным господином.


- Что сделать?! – неверящим тоном переспросил Суворин.


- Заколдовать! Заворожить. Загипнотизировать, если вам угоден более строгий научный термин. Словом, оказать на вас давление. Такое же, какое вы оказываете на него, требуя каких-то денег. Устроить обратный рэкет, чтобы не он вам отдал свои капиталы, а вы ему – ваши. Выпьем? – и я наполнил коньяком наши рюмки.


- Это… но это же… - Суворин машинально опрокинул рюмку, забыв, что коньяк залпом не пьют, побагровел и закашлялся.


Я привстал, перегнулся через стол и похлопал его по спине. Помогло, он прочистил горло и отдышался.


В глазах его плескалось детское изумление пополам с возмущением истинного атеиста-материалиста, которому вдруг начали рассказывать нелепые сказочки о Рае и Аде, о демонах и духах и о прочей подобной чепухе.


- Это вполне реально, уверяю вас, - я сел на место. – Вы можете не верить, можете позвать обратно охрану, можете затопать на меня ногами, закричать, или просто велеть вашим ребятам разрезать меня на мелкие кусочки, и так далее. Но восемь миллионов долларов мне уплатят именно за это. Вот копия нашего договора с Павлом Анатольевичем, ознакомьтесь!


И я положил перед ним на стол бумагу, которую Пашка подписал перед моим уходом от него. За те десять минут, что я провёл с ним наедине после ухода Суворина и его «шкафов», я убедил друга, что иначе он от рэкетиров не избавится. Только с моей помощью и по моей методике!


- Бред… - Андрей Викторович в пятый раз перечитал договор и откинулся на спинку стула. – А я-то думал, что вы серьёзный… исполнитель!


- Серьёзный, более чем! Несерьёзному не пообещали бы такую сумму за простенькое, в сущности, колдовство. Передача имущества, дарственная или завещание – пустячное дело! Вот любовный приворот или отворот – куда сложнее. Так порою намучаешься! Да вот, хотите, я вам расскажу об одном забавном случае? – я азартно взмахнул рукой.


- Замолчите, - процедил Андрей Викторович. – Ничего я не хочу!


- А зря, - я налил себе ещё сока. – Вы бы тоже могли пожелать… чего-нибудь в этом роде. Тогда вам больше никогда не пришлось бы трясти мелких бизесменчиков, как вы недавно выразились. Помните, что я вам сказал? Одно дело – один договор – и никаких последствий для заказчика. Так что вам есть чего хотеть и над чем подумать, уважаемый Андрей Викторович! Спасибо за потраченное время, можете попросить счёт, я оплачу. Вашим делом я начинаю заниматься с завтрашнего дня. Грядут великие перемены!


- Я сам… оплачу… - Суворин оттянул узел галстука.


- Никак невозможно, вас пригласил я, никаких возражений. Вы потратили своё время, узнали, что я – колдун, видели бумагу… Официант! – я поднял руку.


Он змеиным движением перегнулся через стол, перехватил мою руку и сжал её, словно тисками:


- Не торопитесь. Дайте мне подумать!


- Охотно. Думать вообще полезно, - я вырвал руку и осторожно растёр её. – Особенно о собственной грядущей судьбе. И о способах её улучшения.


Итогом его размышлений стала поездка в мою фирму «Астрал», где мы и оказались примерно через час.



***



Такого клиента у меня не было никогда. Тем больше я был доволен результатом.


Честно: впервые посмотрев Суворину в глаза в Пашкином кабинете, я едва не усомнился в своих силах – смогу ли я его «удержать» взглядом?


Смог. Это была новая ступень, и я её преодолел!


Разумеется, приехав в мою скромную контору, Андрей Викторович продолжал пыжиться и негодовать. Утверждал, что верит только фактам и числам, и убедил его – якобы - лишь наш с Пашкой договор, на котором стояли все нужные печати. Ну а как же! Я лично вынимал печати из сейфа друга и прикладывал в указанных местах, пока он приходил в себя после разборок с ребятками Суворина.


Гипноз – не гипноз, ворожба – не ворожба, колдовство – не колдовство… Какая, в сущности, разница, если у меня всё получилось?


Через несколько дней после нашей приватной беседы в моём тихом кабинете Андрей Викторович Суворин добровольно сдался властям, признавшись в занятиях рэкетом и прочими незаконными видами бизнеса, и сдал всех подельников и сотрудников, вплоть до последней «шестёрки». Остатки его имущества и капиталов, неотчуждённых согласно решению о конфискации, перешли в руки Павла – абсолютно законным образом, по дарственной.


Суд был скорым, приговор – справедливым, и Суворин занял подобающее ему место на нарах. Думаю, он никогда полностью не избавится от последствий нашего приватного разговора. Вот и славно!


Лето было в разгаре, когда ко мне вдруг без звонка явился Пашка. Дождался в маленькой приёмной, когда от меня уйдёт очередной клиент, вошёл и без всяких предисловий спросил:


- Как ты этого добился, джедай? Открой тайну! Суворин сел, а я до сих пор в шоке! Что ты с ним сделал, маг и волшебник?!


- Видишь ли, Паша… А ты зачем пришёл, на тебя опять кто-то наезжает? – я попытался увести разговор в сторону, но Пашка не дал мне этого сделать.


- Игорь, я серьёзно! Я никогда не верил в гипноз и прочие такие штуки. Думал, ты просто применяешь нестандартные методы, потому что диагност и психотерапевт ты – от Бога, ты мне сам говорил! Работаешь с подсознанием, просто зачем-то обзываешь себя каким-то там полупроводником, и…


- Проводником, - поправил я. – Проводник я, Паша. В иные миры. На самом деле, по-чесноку.


- Параллельные или перпендикулярные? – фыркнул он.


Я застонал и обхватил руками голову:


- Паша! Отстань от меня, умоляю! Я дико вымотался с твоим Сувориным, по шажочку заставляя его сделать то, что было необходимо! Я тоже до сих пор в себя не могу прийти. Он бы тебя просто убил, ты это понимаешь?!


- Само собой, - Паша уселся в кресло для посетителей. – Я обязан тебе по гроб жизни. Ты меня спас, я всё понимаю! Кроме одного: неужели ты действительно такой сильный гипнотизёр? Ты бы мог на эстраде выступать, иметь бешеные бабки!


- Паш, мне хватает на жизнь и на всяческие мелкие радости. Бабушка запретила мне… - я осёкся.


Фикус у окна зашевелил листьями, с моего стола скатилась и упала на пол ручка.


- А причём тут Валентина Егоровна? – удивился Пашка, знавший мою покойную бабулю столько же лет, сколько и меня, с нашего раннего детства.


- Никто ни при чём, Паша, уйди! – я сложил руки на груди и взглянул ему прямо в глаза. - Ко мне очередной клиент явится через несколько минут! Да, я – сильный гипнотизёр, но я обещал бабушке никогда не превращать свои способности в средство выкачивания денег. На эстраде ли, из клиентов ли, неважно. У меня разумные тарифы, я умею помогать людям, и не играет никакой роли, что иногда я называю себя – в шутку, только в шутку! – колдуном, как назвался Суворину. Иди отсюда, не мешай работать!


- Хорошо. Уже ухожу. Но ты должен мне пообещать… - начал Паша.


- Какой же ты занудный, о друг моего детства! – воскликнул я.


- Сам такой, - парировал Пашка. – Обещай, что в эти выходные мы поедем ко мне на дачу. Без отговорок! И там не только порыбачим, но и поговорим. Обо всём!


- Обещаю, обещаю, уйди, наконец! – я демонстративно задвигал ящиками стола.


И он ушёл.


Я запер за ним дверь и подошёл к фикусу.


Растение слегка склонило стебель, приветствуя меня.


- Бабуля, - я нежно погладил упругие мясистые листья, - не бойся, я сдержу слово и ничего Пашке не расскажу. Но мне теперь придётся заколдовать, или уж загипнотизировать, и его, а мне бы этого очень не хотелось!


Фикус слегка закачался из стороны в сторону, за моей спиной послышалось лёгкое поскрипывание. Я обернулся и увидел, что моя любимая ручка сама собою выписывает в блокноте, открытом на чистой странице, некие письмена.


Я осторожно пожал лист фикуса и подошёл к столу.


«Ты обещал мне две вещи, - выводила ручка. – Не гнаться за деньгами и никому всерьёз не признаваться в том, что ты – колдун из старинного рода. Нарушишь слово – лишишься своего дара!»


- Я всё помню и понимаю, бабуля. Я не нарушу своё слово. Попить хочешь? - Я взял маленькую лейку, стоявшую на подоконнике, и бережно полил фикус.


Это и есть моё наследство – колдовской дар, который бабушка передала мне перед смертью, и фикус, в который она, проведав, что скоро умрёт, решила поместить свою душу.


Что ж, Паша, заранее прости, но правду о своём лучшем друге тебе узнать не суждено. Как и никому другому. Думаю, это только к лучшему.


А Суворина я обманул, сказав ему чистую правду – как бы в шутку. Потому что он ни во что такое не верил. Именно поэтому всё у меня и получилось.


Такая уж у меня профессия – самое настоящее колдовство. Без амулетов, хрустальных шаров и прочей чепухи.


Кстати, номер моей фирмы «Астрал» есть в любом телефонном справочнике Москвы. Заходите, обсудим ваши проблемы! В чём-либо незаконном я вам помогать не стану, а добрые дела – в моей власти.


А пока вы думаете, позвоню-ка я Анечке, милой девушке из Пашкиной конторы. Когда друг пригласил меня на общую тусовку, отметить избавление от Суворина, она так на меня смотрела… И бабуля не против, я с ней уже посоветовался. Она правнуков хочет, кому можно будет наш дар передать. Хватит мне в холостяках ходить!


© Copyright: Светлана Догаева, 2025
Свидетельство о публикации №225102001289

 

[Степлер]

Хотели как лучше​

Интервью с ВЗ (вором в законе) Гнедиком. Запись от 25 июня 209… года, беседу проводил А.П. Кучерявый, сотрудник издания «Благостыня».


- Когда к нам прилетели эти поцы с Эвридики и подарили людям способ извлекать охренительное количество дармовой энергии чуть ли не из самого распоследнего булыжника, все сперва обалдели, потом обрадовались до невозможности, а потом всё это и началось.


Только мы, воры в законе, люди старой школы, сразу скумекали: нам всем теперь наступают полные и окончательные кранты.


…Мальчик… ты мне лучше замечаний не делай и просьб не проси. Я могу и не по фене ботать, но породу не скроешь, так что терпи. Как ты был терпила по прежней жизни, так и терпи. А я как был коронованный вор в законе, таким и остался.


Я могу и человеческим языком, как ты хочешь, но без кое-какой терминологии, как учёные шишки выражаются, всё одно не обойтись. А тебе потом тёмные места историки разобъяснят, до всех, значит, тонкостей. Ты машинку свою включи обратно, пусть она записывает, а ты слушай и проникайся. Может, тебе моя речуга ума прибавит хоть сколько-то. А то в вашу Эру Милосердия, так её и распротак, вы все стали какие-то плоские, пёстрые и безмозглые, аки птички Божии. Ни заботы вам, ни труда, смотреть на вас противно.


Значит, что у нас в социуме получилось после прилёта эвридикцев?..


…И не поправляй меня, баклан! Вы в своём обществе безмерного счастья и милосердия называете этих поцев «эвридиканцами», а я длинных слов не люблю. Как звал козлов залётных «эвридикцами», так и дальше звать буду. Скажи спасибо, что «эвриками» уродов инопланетных не зову! А ты терпи и наслаждайся, ботаник хре… хороший мой.


Когда принялись энергию без усилий из чего попало добывать, все нефтяные и прочие магнаты разорились подчистую, акции и рынки рухнули. Этих магнатов тогда пострелялось-повешалось и из окон повыкинулось жуткое количество. Ну и ладно, воздух чище стал.


Рыжьё обесценилось, как и всё другое. Перевожу: золото, брюлики, камешки, ювелирка, короче.


Лет всего пять прошло, глядь – и бабло исчезло. Ну, то есть, совсем. Устроилась полная хрень - коммунизм, не коммунизм, а какая-то большая, на всю планету, бесплатная кормушка. И начали психологи, забравшие к тому историческому моменту большую власть, кричать на всю Ивановскую, что пора бедному человечеству отряхнуть со своих ног прах прошлого, весь и разом, и развивать свои таланты.


То есть, в каждом человеке сидит гений – не гений, но кто-то там, в нутре самом, точно сидит, и надо этого гения наружу вытащить и дать ему самореализоваться. Кто картины малевать начнёт, кто романы слёзные или героические сочинять, кто музыку тренькать или в шахматы всех побеждать. Кто чего.


А борьба, значит, за приличное существование отпадает сама собой, раз всё теперь бесплатно и этого всего – по самую маковку. Потому что: ткни хитрый эвридикский проводок хоть в помидор, хоть в старый башмак – и вот тебе она, дармовая энергия. Одним помидором весь свой дом с помощью такого проводка можно хоть сто лет освещать и отапливать, причём, помидор и не завянет, и не усохнет. И будет человек в полном шоколаде: работать больше не надо, можно таланты глубинные наружу вытаскивать и всех ими радовать.


А ещё – надобно каждому стать милосердным и проявлять ко всем людям на свете высокую, значит, гуманность.


Хотели как лучше, а получилось, как всегда.


..Это цитата, запоминай!


Нагнали психологи пурги полную тундру, потом сами за бошки схватились, увидав, что наделали.


Столько гов… пардон, мальчик! Столько дилетантщины изо всех щелей полилось – ты этого не знаешь, не видел ты этого и не кушал, ты уже после родился.


Кто хотел музыку тренькать – натренькал попсы, от которой уши вянут. Кто малевать хотел, да вот не учился этому никогда, просто – хотел, и всё, - картинками своими все салоны завалил. Чтобы шедевр классики откопать, взять его по-тихому и толкнуть «подпольщику»… Записывай: коллекционеры такие были – подпольные… надо было сто пудов мазни перелопатить. А мазня эта даже на растопку не годилась – краски-то сильно воняют.


Про литераторов вообще молчу. Голимая графомания тогда буйным цветом расцвела, будто плесень разноцветная. Даже по радио эту хренотень вслух читали – те, кто в себе чтеца вдруг откопал.


И не было от этой пены никакого спасения, пока к психологам не подтянулись учителя, воспитатели и все министерства народных образований в разных странах.


Бездарям это всё одно не помогло, но хоть поменьше их мутных «творений» стало в мире.


Но главное не в этом.


Всё стало бесплатным! Понимаешь? Вижу: не понимаешь ты ни хрена, зелёный и необученный.


Что ни стырь… Пиши: «Стырить» означает: «Украсть»… Чего? Ты и слова «украсть» не знаешь?! Дела… Ладно, старшие товарищи подскажут. Или в словаре посмотришь. Не перебивай, я сказал!


Короче: что у фрайера ушастого ни стырь – а продать некому. И не за что: бабок больше нет в обиходе. Башлей, лаве… Не врубаешься? Денег, то есть!


Хоть проводок в стыренное втыкай и получай энергию, а на хрена мне, вору в законе, ваша энергия? Чего я с ней делать буду – дом свой отапливать? У меня и без того в каждом углу по пальме с фикусом стоят, в полном комфорте. Знает братва, что я природу очень уважаю, вот и надарили мне целый лес.


Собралось Общество…


…Да не общество, придурок ты малахольный, а – Общество! Воры в законе, «короли», сходняк устроили! Перетереть сложившуюся ситуацию и покумекать: чего теперь нам всем делать, раз тырить смысл отпал, начисто?


«Деловые» без дела жить не могут. Как говорится, труд сделал из обезьяны человека, и обратно в обезьяну пусть кто другой превращается, а мы – погодим.


Ржавый первым заяву кинул:


- Я садоводом стану! Всю дорогу мечтал яблони культивировать, да недосуг было.


- Ты всегда был двинутым, - проворчал старый Маклак. – Иди хоть в садоводы, хоть в оленеводы, теперь всем всё можно. Кассу можешь не сдавать, бабок-то больше в ходу нет. Поклонись Обществу, накрой поляну – и отваливай.


- А мне что делать? – Бубик заныл. – Мои девочки не знают, куда им теперь податься! В модели, разве что? Так моделей развелось – как собак нерезаных! Конкуренция бешеная, а не платят ни копья, бери даром, чего хочешь, а моим девочкам даром неинтересно!


- Отвали со своими девочками, - Тюфяк сигарным дымом пыхнул. - Не до них нам… Рыжья стало – завались и больше, и всё выращено этими проводками из чего попало! Теперь любая сявка может цепь золотую хоть в три кило себе на тощую шейку нацепить, коли бы осталась прежняя мода!..


…Мальчик, молчи и слушай. Уважай старших!


Тебя же ещё в школе научили, что эвридикские проводочки и такую хрень делают: не просто энергию качают, а и могут из того помидора или старого башмака брильянт сотворить, карат хоть в тысячу, хоть в миллион. Главное – переплести несколько таких проводков по ихней хитрой схеме - и воткнуть во что хочешь. Нажал на кнопочку – и энергия одну вещь в другую преобразовывает. Потому и бабла не стало во всём мире – потому что все вообще предметы уравнялись в цене. Сечёшь?


Это для тебя, щенка, норма, а мы просто охреневали от всего этого.


Эх, экономику теперь нигде не преподают, потому что экономики никакой и не осталось: всё – даром, всё – забесплатно. Жри от пуза, хоть весь брюликами обвешайся, и валяй, выпускай наружу внутреннего гения. Тьфу!


Короче, возвращаюсь к нашим баранам. К собранию Общества.


Что мы на том первом сходняке решили? А ничего. Всё уже в такую сторону повернулось и поехало, что ничего сделать было невозможно, как нам тогда казалось.


А вот при втором базаре…


- Надо эвридикцев пришить, всех, к чёртовой матери, и проводочки эти в море-океане утопить! – заявил Мася, классный катала, таких на весь мир – раз, два, и обчёлся.


- Посольство брать будем? – цитатой из старого фильма хмыкнул Масе в рожу Тюфяк. – А смысл? Тогда всех мировых учёных придётся перекокать. И вообще, всех людишек планеты. Проводочков теперь в любом доме, на каждой хазе – до хрена и завались! Не, без мазы, я на такое не подпишусь. Не хочу в ихнюю Тюрьму Милосердия!


…Да, мальчик, да. Тюрьмы нынешние – это не то, что прежние. Оглядись-ка, позырь на мою камеру.


Тридцать квадратов, я сам измерил, чётко. Окошечки во всю стеночку, от пола до потолка, чтоб пейзажем любоваться. Решёток никаких, стекло-то небьющееся. Шконочка пятиспальная, с мягкими подушечками. В уголке, за дверочкой, мраморный «белый брат»… Что такое «белый брат»? Унитаз, дурило, так называется!


Музыкальный центр. Телемониторище во всю стену, кино смотреть, утопнув в подушках на этой жуткой койке. Три компьютера. Стол для ручных поделок, верстак с кучей инструментов. Это если я вдруг последними мозгами подвинусь и решу руками своими золотыми не в ту сторону поработать и сделать, например, скворечник.


Не камера, а номер в гостинице «Националь»! Или кабинет сумасшедшего учёного!


Клетка с канарейками, будто я – барышня или девочка нашего Бубика.


Разве что пяльцев для вышивания не хватает, ядрить их через коромысло!


…Чего?! Я тебе скажу начальнику тюрьмы, чтобы мне пяльца сюда принесли! Я тебе ноги вырву и спички вставлю, если ты хоть заикнёшься ему о таком! Опозорить себя не дам!


Спрашиваешь, а какой должна быть тюрьма? Отвечаю: настоящей.


Камеры по пять квадратов, с четырьмя шконками, на которых в четыре смены шестнадцать человек тощий матрасик давят. Начальники и вохра злыми цепными псами быть обязаны, а не сиропом сахарным истекать. Еда – простая баланда и чёрный хлебушек с опилками, а не этот ваш черепаховый суп каждую пятницу, от которого меня уже воротит!


Зек тюрьму и начальников должен ненавидеть и хотеть поскорее сорваться на волю. А из такой комнатищи и бежать не захочется тому, кто нервами пожиже, кто не нашей старой закалки вор. Лежи себе и плюй в потолок… а оно на тебя обратно падает.


Гуманность с милосердием попёрли изо всех щелей, не хуже тараканов, которых при новой жизни повытравили.


Тут тебе и библиотека, и спортзал с бассейном, и садики с личными клумбами, и занятия в кружках и творческих группах, где из нормального зека внутреннего гения вытащить пытаются на свет Божий. Пылинки с тебя сдувают и в вату укутывают, чтобы ты размяк, расслабился и не пожелал более в жизни ничегошеньки. Не говоря уж об нарушить общественные законы. Сил моих нет!


Мой внутренний гений как был вором в законе, таким и пребудет до скончания времён. И чихал я на ваши творческие группы.


А музыка! Какой такой гад придумал в Эру Милосердия классическую музыку зекам в уши лить круглые сутки?! Я от Вивальди скоро на стенку полезу! Хорошо, уговорил я лепилу – врача, то есть, тюремного, - не заводить мне эту хрень, у меня от неё, сказал, нервные припадки! В столовке я ещё потерплю ваше музыкальное безобразие, а в камере мне и канареек хватает!..


…Хорошо, я успокоился. Едем дальше.


Сижу я, значит, на втором сходняке, слушаю братву. По новой – прежний базар: все только жалуются, слёзы точат, что жить и работать стало невозможно, но никто ничего реального не предлагает.


И тогда я встал, поклонился Обществу и заявил:


- Уважаемые, на чём мы прежде дела свои делали? На дефиците! Чего у кого не было – мы это раздобывали и желающему толкали. Сейчас дефицита нет вообще, у всех есть всё, и оттого людям жить стало скучно…


…Сам себя перебью: есть одна книжка замечательная, я её когда-то в тюремной библиотеке отрыл. Ещё в прежней тюрьме, нормальной, когда меня в Казани на одном деле замели. Хорошая была тюрьма, правильная!


Про что книжка? Про город или град какой-то… Все, значит, в том граде-городе обречённые были, крутились в чьём-то эксперименте, как завязанные, а ещё надо было то и дело профессию менять и становиться кем-то другим…


Точно – Стругацкие книжку ту написали! Правильно подсказал, мальчик.


Так вот, в какой-то момент терпёж у всех там лопнул. Это когда им Солнце выключили, оно навроде лампы в ихнем аквариуме болталось. Устроили бунт с революцией. Зачистку от нежелательных элементов провели, начали общество благосостояния строить, всех кормить-поить от пуза. И народишко, обратно, заскучал. Там даже самоубился кто-то, из идейных соображений. Мол, для брюха всё теперь есть, а для духа и души – шиш без масла. И жить, мол, сытым земляным червём смысла нет никакого.


Ну, я про ту книжку и вспомнил. Пересказал, как сумел, своими словами.


- И чего ты предлагаешь? – Тюфяк спросил. – Дефицит обратно создать? Поздно. Проводочки поганые всю жизнь нам перевили, задыхаемся от изобилия дармовых вещей. Стругацкие-то в книжке своей концы слили: уехал, мол, Андрей в экспедицию, а что с тем обществом сталось – авторы и не написали.


- Сами напишем! - и я изложил свой план.


Братва поначалу слушала недоверчиво, «короли» мне вопросы каверзные толкали. А как суть ухватили – на руки меня, и ну качать! И приговаривали: золотая, мол, башка у тебя, Гнедик!


В общем, все подписались, и замутил я это дело.


Для выполнения первой части мне понадобилсь Колготка.


Вызвонил я марушечку свою драгоценную, велел срочно лыжи к моему дому навострять.


- Папичка, я на показе, - вякнула было она, но я ей чётко сказал: «Немедленно ко мне!» Иначе я весь её показ под подиум провалю, а главному ихнему распорядителю пятки на уши накручу. Так и оставлю дальше жить инвалидом.


…Почему у неё кликуха такая странная, спрашиваешь? Ничего не странная.


Колготка моя, до того, как у Бубика поработала, где я её и заприметил, в детдоме росла. А какая жизнь в тогдашних детдомах была, да ещё и в провинции, я тебе, мальчик, даже рассказывать не стану, всё одно, не поверишь.


Я поначалу тоже подивился – мол, чего ты так некрасиво обозваться решила, пуся моя?


Она и рассказала, что больше всего ненавидела в детдоме эти самые колготки. Их тогда и на девок малолетних напяливали, и на пацанов. Но пацаны-то ладно, они поверх колготок ещё шорты или другие портки надевали, прикрывали это безобразие. А девки-то в платьишках да юбочках коротеньких в детдоме щеголяли.


Колготки эти, говорила мне марушечка моя, чисто до бешенства её доводили. Дешёвые, из самого плохого хлопка тканые, с зад… с попы тощей девчоночьей свисали всю дорогу, коленки пузырились, резинка то и дело лопнуть норовила. Перекручивались они на тонких ножках, как червяки расплющенные. Да ещё и цвет у них был гадкий – или красные, или синие, или вообще, коричневые.


И вся эта «красота» напоказ из-под куцей юбчонки торчала. Позорище.


Поклялась себе моя девочка: как вырастет и в люди выйдет – станет дорогой девушкой по вызову, - возьмёт себе кликуху Колготка. Чтобы никогда о нищем детстве не забывать и вечно быть Судьбе благодарной, что всего сама в жизни добилась.


Почему она решила стать платной барышней? Ну, малец, я ж говорю – в детдоме она росла. Там её… это… любить физически ещё с тринадцати лет научили. А первым её стал не кто-нибудь, а сам директор детдома, гад ползучий! Я с ним расквитался, когда Колготка мне всю историю своего детства в этом аду обсказала.


…Не спрашивай, что я с ним сделал, неважно это. Просто он больше никогда ничем не смог бы ребятишкам навредить, особенно девочкам. Ему после моего визита только молиться оставалось, чтоб ножки ходить не разучились.


…Да иди ты туда и сюда со своим милосердием! К педофилу я должен был милосердие проявить?! Это ты в Эру Милосердия бесхребетником родился, а я – человек старой закалки, с шестнадцати лет по понятиям живу и дальше жить буду! И не смей при мне больше это слово поминать, сопля ты сопливая!


В общем, выпорхнула Колготка в большой мир и пошла прямо к Бубику.


- Я, - говорит, - уважаемый господин, не мамина, не папина: детдомовская. Хочу хорошо зарабатывать, а нужному делу меня с младых ногтей обучили добрые люди. Возьми меня в ночные бабочки – не прогадаешь! И тебя озолочу, и сама заживу, как белый человек. Зови меня Колготка, плати, сколько своим девочкам отстёгиваешь, а уж клиентов я ублажу так, что они себя потеряют.


Я Колготочку как увидал у Бубика – запал, моментально. И красива, и с фигурой, и, что самое главное, с мозгами. Не просто тёлка – личность! Селф-мейд-вумен.


Мне к тому времени уже за полтинник перевалило, а ей всего восемнадцать стукнуло. Год она на Бубика пахала, и был он новой бабочкой предоволен. Безотказная! Ни от какого клиента не отговаривалась, ни от старого, ни от кривого или хромого. А садюг и прочих извращенцев Бубик к ней не допускал: берёг лялечку.


И всегда она была весёлая, с шуткой-прибауткой, с выдумкой работала! Танец-шманец живота в исподнем как спляшет – мужик в ауте. Или шампанского закажет, целый воз бутылок, выльет их в ванну и клиента туда – бултых, прямо в костюме! Смех, визг, сладкие брызги! Залезет в пену и раздевает очередного дяденьку тонкими пальчиками. Тот и забалдеет, замурлычет от удовольствия, да и отвалит девочке за такой праздник жизни втрое больше таксы. Бубику она долю только с тарифа платила, всё по чесноку. А что сверх того заколотит – эти башли её, и точка.


Сошлись мы с Бубиком, перетереть вопрос. Хотел я Колготку у него выкупить на веки вечные, и тут она сама голос подала:


- Гнедик, - говорит, - миленький, не волнуйся! Я до этого дела очень уж охоча, так мою натуру сыздетства жизнь сложила. Давайте мы с вами, господа хорошие, так поступим: я буду с тобой, Гнедичек, жить, но и останусь бабочкой, потому как мне одного мужчины всегда мало было. А ты уже в возрасте, прости великодушно. Коли ты не ревнивый, дозволь мне иногда себя побаловать молоденьким тельцем. Тебе, стало быть, вся моя беззаветная сердечная любовь достанется, мне от мальчиков-мажоров удовольствие проистечёт, а Бубик, отец родной, будет свой бакшиш иметь, как и прежде.


Я было всколыхнулся спервоначалу, а потом подумал: а и правда, чем плохо-то? Я и бабки сохраню, и Колготочку свою любить буду, а она – меня, всею душою. Её не переделать, пусть тешит свою натуру, как привыкла. И Бубик не будет на меня злым глазом сверкать, что я у него такую бабочку яркую отобрал, пусть и за лаве. Потому как второй такой Колготки ему уже не найти, сто пудов.


И десять лет с тех пор мы с ней живём душа в душу.


В новую Эру Милосердия моя Колготочка быстро ориентир обрела: пошла в модели, одна из первых. Да только скучно ей это – бюстами вертеть, что верхним, что нижним, тряпки модные толстухам из народу показывать. И дело не в том, что всё бесплатно стало, и работать ей вообще не было никакой необходимости.


Девуле моей азарту не хватало, спектаклей, типа, как с ванной шампанского. Приключений ей хотелось, бурления в крови! Тем она на меня и похожа, душа родственная, единственная. Будь я бабой – был бы второй Колготкой, хотя другой такой нет на всём белом свете.


Потому она полностью поддержала мою идею.


- Ты, - говорит, - Гнедик, чистой воды гений! Папичек мой драгоценный, как же мне жить-то стало скучно в новые времена, когда всего – завались и даром, а душа к свободе рвётся! Говори, когда начинаем, всё исполню в точности.


… Дальше, мальчик, ты и сам знаешь.


Хотя знаешь ты не всё. Только то, чем тебя твои начальники в СМИ накормили.


Чего глазками лупаешь? Ты слушай!


Приоделись мы с Колготкой и поехали на приём к эвридикскому послу. По предварительной записи.


Эвридикцы очень уж до баб наших охочи. Не в смысле сексу – они же сухопутные осьминоги, почкованием размножаются, о чём нормальному мужику и подумать стрёмно и противно.


Они смотреть любят. На красивое. Глазки свои выпученные тешить. Эстеты, хрен им в дышло!


Когда эвридикцы у себя на планете проводочки в работу запустили, поимели всего до фига и больше, решили они другие Галактики осчастливить ихним образом жизни. Потому и до землян добрались.


А что у землян самое главное красивое?


Бабы!


…Не морщись, мальчик. Ты, небось, ещё и не целовался в твои годы. Эра Милосердия запрещает принуждать баб, пардон, женщин, к близкому телесному контакту и обмену жидкостями. Даже при поцелуях. Вот и сидите вы, как недосватанные, стишки слюнтяйские сочиняете и прочие шедевры своих внутренних гениев девкам дарите. А они уж сами выбирают, с кем чего, а кому – фигос под нос.


Либерасты вы вонючие.


…Это на свою машинку не пиши. А коли записалось, сотрёшь потом. Для ваших статеек такая правда не сгодится.


Короче: эвридикцы обожают смотреть на сексапильные женские тела. Только смотреть, потому как иной путь наслаждений им ихней природой заказан.


Ну, мы с Колготкой и вломились, то есть, культурно прибыли на приём к эвридикскому послу. Чтоб, значит, поглубже познакомить его с характерными особенностями земной биосферы.


Отметились на ресепшене: мы, мол, культурная делегация от общества ВВКБ, господин посол нас ожидают.


…ВВКБ тебе расшифровать? «Всевозможные Возвышенные Красоты Бытия», по легенде. Я сам сочинил!


А на самом деле это означало: «Вернуть Всё, Как Было». Усёк?


Посол солидный был, опытный, но это его не спасло. В смокинге с восемью рукавами, как положено. В одном щупальце сигара, в другом чашечка с кофием, в третьем ручка «Паркер» с золотым пером, в четвёртом мобильник. Остальные конечности так болтаются, не при деле. Восемью глазищами на все стороны моргает.


Как увидал отпочкованный когда-то родным папенькой осьминог красавицу Колготочку! Да в её лучшем прикиде! Так и погорел: сигару, чашку, мобильник и ручку выронил, щупальца его гадкие по столу красного дерева растеклись, все восемь глаз из орбит выкатились. Икает, пыхтит и почти не дышит, только клювом щёлкает.


А на марухе моей брюлики звёздами сверкают, на тонких лямочках висят, а так она – чисто в натуральном виде. И грудь вперёд: перед вами - модель, прямо с подиума, полюбуйтесь на прекрасное! И круглая задница, яблочко наливное, идеально отклячена.


- Мы, - Колготочка мурлычет, - хотим предложить вашему вниманию уникальную культурную программу…


Готово дело - посол в расслабуху впал. Пора!


Я, значит, тихо захожу сзади и нежно сжимаю железными пальцами обе главные артерии на плечах мерзкого осьминога. Шеи-то у них нет, голова прямо из плеч растёт.


- Пиши, - говорю, - признание.


- В чём?! – сипит мой недодушенный. – А как же культурная программа?!


- В чём надо! – и я его головкой об столик – бряк, легонечко. – Будет тебе сейчас программа, вся, как есть! И мобильник подбери, вызванивай сюда всех ваших главных изобретателей с ихними проводками и машинками преобразования. И законников зови, бумаги подписывать и печати ставить!


Три его глаза закатились под лобешник, остальными эвридикец Колготку живьём пожирает. А она хохочет, заливается, обоими бюстами вертит, и брюлики искры во все стороны рассыпают.


…Мальчик, дарю цитату: «Картина маслом!»


И написал посол всё, и подписал, и изобретателей с законниками вызвал, ихних и наших, чтоб они всё должным образом зафиксировали. Всё получилось, как я братве и обещался.


Когда все лишние из кабинета убрались, отключил я осьминога полностью. Устроил его в креслице, щупальца на груди красивым узелком сложил, навроде двойного кукиша, воротничок гуманно поправил. Пусть поспит часок-другой, пока мы когти рвём из его резиденции. А когда он конечности обратно размотает, пробудившись, мы уже будем далёко-далече.


Прихватил со стола подписанные бумажки, Колготочку - под нежный локоток, и потопали мы к выходу.


Воровские «короли» нашу безопасность лично соблюдали. Плюс охрана, человек по сорок у каждого, по всем дворам и закоулкам близ посольства на стрёме понатыкались.


Как вышли мы с Колготкой на вольный воздух, нас мигом – в бронированное авто, и ищите нас, свищите нас! Сопровождающие отстреляются, коли что, решила братва.


К счастью, этого не понадобилось. Хлюпики они, осьминоги эвридикские. Милосердные уж очень. Не пожелали налётчиков-шантажистов убивать.


И пошло-поехало!


СМИ ухватились за сенсацию, как псы – за кость с мясом. Ты и сам про то писал, и у других читал.


Придушенный мною осьминожка подписал историческое признание: мол, энергия для проводочков берётся вовсе не из помидор с баклажанами, не из старых башмаков и булыжников, а поступает прямиком от нашего родимого светила! Так что погаснет Солнце не через сколько-то миллионов лет, как земные учёные рассчитали, а лет так через сто. Или даже раньше. Потому как всю энергию из него к тому сроку высосут до дондышка!


Зато эти сто лет человечество будет жить в полном довольстве. Ещё и Золотой Век себе устроит – создаст кучу гениальных произведений в разных областях наук и искусств. А эвридикцы, значит, потом от нас улетят в другие Галактики и передадут культурное наследие землян тем инопланетным цивилизациям, до которых дотянутся их щупальца с волшебными проводочками.


Как известно из физики, ничего никуда не исчезает, но взять это «чего-то» и преобразовать – это можно. Только вот там, откуда взяли, мало что останется. Потому как - откуда что берётся, обратно не возвращается. Или оно используется, или рассеивается в пространстве, и хрен вам с кисточкой.


Вот так.


Ну, и все словно взбесились, узнав такую новость!


Порвали мы с дружбанами общественное мнение на куски. Главное правило сопромата: где тонко – там и рвётся.


СМИ успешно раздували пламя гражданского негодования. А у братвы своих газет было – до фига и завались. Писали репортёришки и прочие словоблуды, чего нам требовалось, воду мутили – и таки домутили.


Пошли выкидывать эвридикцев из посольств все страны-государства. Проводочки у всех поотобрали, и у послов, и у наших учёных, инженеришек, и у простых пользователей благами дармовыми. Кто сам не хотел сдавать, к тем наши ребята приходили, вместе с возмущёнными гражданами. Убеждали не быть скотинами и подумать о будущих детях, которым солнышка не достанется!


Были, конечно, и противники нашего разоблачения эвридикцев. Гнилые людишки типа: «После нас – хоть потоп!» Им своих гениев внутренних было жалко, да и от бесплатных брюликов и прочих вещей отказываться не хотелось. Ведь, если всю Эру Милосердия с бесплатной кормушкой поломать, им, значит, обратно работать придётся? И бабло возвернётся – зарплаты-пенсии-кредиты-банки?..


Прямо гражданская война начиналась, но братва наша эту войну, как ты знаешь, успешно придушила в самом зародыше.


Главный наш лозунг так звучал: «Подумайте о детях и внуках! У них уже не будет Солнца!»


И встало человечество на нашу сторону. Не отдадим наше солнышко проклятым эвридикцам! Долой!


…Эффект, конечно, от того, что уже сталось, сам собой не убился. На всё время потребно, мальчик. А время-то идёт себе и тикает, никогда об этом не забывай! Время – оно такое: проходят одни времена, начинаются другие. Или возвращаются прежние, хотя бы в главном. А часики-то теперь тикают в нужную сторону.


Потому как всё циклично в этом мире. Да!


…Я с самого начала знал, что за нападение на эвридикского посла подписываюсь на эту роскошную камеру. Я сознательно, ради нашего воровского Общества, и даже ради вашего маленького человеческого общества, на это пошёл. Чтобы властям было над кем милосердие проявить.


А то как же так: пришельцы сделали всем хорошо, потом заявили, что это на самом деле - плохо, хуже уже некуда, а кто отвечать должен?! Тем более, что эвридикцев выкинули с Земли куда подальше от нашей планеты. Пущай кого другого осчастливливают проводочками своими.


А у нас, хоть Эра Милосердия ещё не закончилась, но безобразить мы тут у себя никому не позволим. Ни эвридикцам, ни своим. Кто-то должен за всё это ответ держать?


Вот я и держу ответ. Год уже отсидел, апелляцию подал. Думаю, скоро выйду. Я ещё не старый, мне только чутка за шестьдесят. А Колготочке, стало быть, теперь под тридцатник, в самом соку моя девочка.


…Всё так, мальчик: меня должны были поймать и показательно милосердно наказать. И я поймался. То есть, дал себя схватить силам правопорядка.


Умчала нас, значит, братва от посольства подальше. Вылез я из авто на окраине Москвы, поцеловал Колготку на прощанье, слёзки с её щёчек румяных утёр. И говорю:


- Не плачь, не рыдай, моя девочка! Скоро всё станет, как было и как быть должно. Выкинем мы пришельцев с их проводочками к чёрту лысому с грешной Земли. Людишки за детей своих заволнуются: достанет ли их потомкам Солнышка?.. Это – нутряное, инстинктивное, Богом данное, каждому человеку свойственное. Настоящее! Не фунт изюму, не гнусное эвридикское почкование!


- Я ребёночка от тебя хочу, - ляпнула вдруг подружка моя боевая.


Ну, баба – она и есть баба. Выбрала момент, ничего не скажешь!


- Нос морковкой, ляленька, хвост пистолетом! – отвечаю я на её блажь. - Заделаю я тебе потомство, не сомневайся. Мута утихнет, буду я с тобою, и станет нас не двое, а трое, или даже больше, сколько пожелаешь! А покуда погуляй, Колготочка, потешь тело молодое. Возвернусь к тебе в целости и сохранности, потому как смертной казни давно нет, да и не убивал я эвридикского посла, лишь придушил малёчек.


- Я к тебе на свиданку в тюрьму приеду! – Колготка плачет-заливается. – Или брошу подиум, в медсёстры при тюрьме пойду, лишь бы видеть лицо твоё скособоченное, рябое и родное, хоть раз в неделю!


- Не надо. Пиши по е-мейлу, сейчас в каждой камере компьютеры имеются. Фотки с показов мод присылай, мальчиков динамь или пользуй. Живи полной жизнью! – приказал я, и она послушалась, хорошая моя детка.


Села к Бубику в тачку, братва мне честь отдала, машины чёрной цепочкой обратно в Москву потянулись.


А я огляделся и лёгкой походочкой потопал в знакомый ресторан при Кольцевой дороге. Там меня и взяли, когда я десерт дожёвывал. Всё было рассчитано в точности, до секунды.


Судили, приговорили, посадили в клетку золотую, милосердные вы мои. И пока всё не закончится, я буду тут сидеть, лежать и слушать канареек.


А вы там у себя пока что электростанции восстановите, для начала. Чтобы добывать энергию привычным человечеству путём.


…Спрашиваешь, когда всё закончится?


Отвечаю, мальчик: уже скоро.


Да, камера у меня шикарная, дармовых прежних богатств пока всем хватает, но… НО! Уже пошли перебои. Скоро меня выпустят, как величайшего героя всея Земли, разоблачившего гнусные происки инопланетян. Адвокат мне прямо намекнул: мол, ждать осталось недолго! Ещё и орденами да медалями от разных стран мою грудь увешают. Тут уж и братва подсуетится.


На руках меня до дома восторженный народ отнесёт. Обниму я Колготочку, к сердцу прижму, и будем мы жить-поживать, чужое добро добывать да деток в понятиях растить!


Только законный брак оформлять не станем – для воров в законе это возбранно. Запрещено, то есть. Да нам-то с Колготкой и без законного брака сладко.


…Человечество возвращается к своим истокам. А это, лопух ты зелёный, есть что? Борьба за существование полюс инстинкт размножения.


Ну и душа, конечно, куда же мы без души-то? Без души нам только и останется почкованием размножаться, как эвридикцам, недобрым словом они будь помянуты. Улетели – и слава Богу! Век бы их и никого на них похожего не видать!


Даром, мальчик, ничего в жизни не бывает. И быть не должно. За всё платить приходится, хоть баблом, хоть усилиями, хоть нервишками, хоть мозгами. Кому чем.


Только так энергия во что другое и преобразуется, а не проводочками всякими!


..Было ли то признание посла настоящим или ложным, сделанным под моим давлением?


Ну ты и спохватился с вопросом, тормоз! Раньше надо было мозгой шевелить и спрашивать!


Какая уже, на фиг, разница? Не смеши меня. Я как на суде ничего не сказал, так и тебе всю правду не выдам. Спроси своего внутреннего гения, он тебе подскажет, чего на эту тему накалякать.


Я с братвой и Колготкой своё дело сделал.


Разваливается ваша Эра Милосердия потихоньку, трындец ей настаёт, жизнь обратно поворачивает. Я вчера в своём черепашьем супе таракана нашёл, а это верный признак! И булка к супу была чёрствая. Ничего, скоро мы вздохнём свободно, и всё будет по-прежнему!


…Выключай диктофончик, Кучерявый. Я, Гнедик, вор в законе, всё тебе сказал, что хотел.


© Copyright: Светлана Догаева, 2025
Свидетельство о публикации №125102005471

 

[Скиталец]

А Суворина я обманул, сказав ему чистую правду

Я не могу догадаться, о какой правде идет речь.

 

[Степлер]

Я не могу догадаться, о какой правде идет речь.

Игорь честно сказал Суворину, что - колдун. Суворин не поверил.

 

[Скиталец]

Игорь честно сказал Суворину, что - колдун. Суворин не поверил.

Я-то надеялся, Игорь сказал Суворину такую правду, что последний сразу помчался сдаваться)
Светлана, а ведь читателям было бы интересно прочитать о финальной встрече колдуна и его жертвы.

 

[Степлер]

Я-то надеялся, Игорь сказал Суворину такую правду, что последний сразу помчался сдаваться)
Светлана, а ведь читателям было бы интересно прочитать о финальной встрече колдуна и его жертвы.

Я специально не стала раскрывать тайну - как именно Игорь колдует. Колдует - и колдует!

Встреча мне тоже показалась излишней.

 

[Степлер]

В пылу​

В пылу внезапных рассуждений
Недоучившихся людей
Я вижу только лишь стремленье
Абсурдность множить без конца.
Но нет там верных озарений,
Как нет и своего лица.


© Copyright: Светлана Догаева, 2025
Свидетельство о публикации №125102200706

 

[Степлер]

В сардоническом юморе
_____________________________


В сардоническом юморе есть печаль

И чувство, что всё напрасно.

Мы все умираем - так с плеч долой,

Давайте умрём прекрасно.


© Copyright: Светлана Догаева, 2025
Свидетельство о публикации №125102305308