Степлер. Стихи и проза.

[Степлер]

А мне нравится это... всё. Хорошая тема! И у неё есть будущее, поскольку сюда хочется возвращаться. К тому же, тут лучше воспринимать по частям, а не всё сразу.

Буду выкладывать постепенно. ))

 

[Степлер]

Лучше денег - то, что за деньги не купишь.
(Рёнго Се).

 

[Степлер]

@Skitalets, вы можете пройти читателем на сайты Проза.ру и Стихи.ру - на мои страницы.

Оффтоп

СвеÑлана Ðогаева / ÐÑоза.ÑÑ

СвеÑлана Ðогаева / СÑиÑи.ÑÑ

 

[Степлер]

Подвиг Патрика​

Светлана Догаева

Корабль чужаков совершил посадку на Руну у дальней восточной кромки Поющего Леса, в Долине Тысячи Соцветий, после чего соцветий там осталось гораздо меньше. И они сразу принялись обустраивать лагерь.


В полночь открылось заседание Совета.


Если бы я умел описывать ночь, я бы написал что-то типа: «Бархатное чёрно-синее небо было усеяно звёздами…» - и так далее.


Но я, во-первых, не писатель. А во-вторых, всё это давно затаскано, и донельзя банально, и уже тысячу раз было.


А вот такой ситуации, с которой мы все так неожиданно столкнулись, как раз не было. Это вновь очень банально прозвучит, но – всё когда-то случается в первый раз.


Разумеется, они сочли нашу планету необитаемой, потому и не стали садиться на каменистое плато где-нибудь в горах. Оттуда им бы пришлось тащиться в Долину через весь наш необъятный Поющий Лес.


***


В этот год Шестирога председателем Совета был избран я. Так решили представители племён на Руне, и мне пришлось подчиниться.


Власть – это несвобода. Несвобода для всех нас – это духовная смерть. Но без Совета многие дела решать было бы невозможно, как показали последние наши пятьсот лет жизни на этой планете. Я принял эту высокую честь, склонив голову, покорился воле Свободного союза племён.


Год Шестирога выдался трудным. Оползни на севере, внезапные мутации и последующая гибель рыб ануака в южных морях. Из-за извержения вулкана Тиу пришлось срочно перенести три наших кормовых базы далеко на северо-запад.


Со всем этим мы, в итоге, справились.


А вот прилёт чужого корабля грозил такими проблемами, что я только давно выработанным усилием воли сохранял внешнее хладнокровие и невозмутимость.


***


Совет собрался на Поляне Решений, запрятанной глубоко в недрах Поющего Леса, как собирался он там и пятьсот, и триста, и сто лет тому назад.


Старейшины восседали отдельно от избранных народами представителей Свободного союза племён. Собрались - и угрюмо молчали, просить слова никто не торопился.


Слова чреваты решениями, а что тут было решать - в точности этого не знал никто.


Пришлось заговорить мне. Я поднялся со своего места и негромко произнёс традиционную формулу:


- Настоящее заседание Совета объявляю открытым. Наша свобода – это мы все, мы все – это наша свобода. Нет ничего дороже свободы! Да пребудет с нами мудрость наших предков, и да укажет она нам всем верный путь во мраке всех возможных решений.


Все тихонько выдохнули, но ни один из собравшихся не шевельнулся.


Теперь они смотрели только на меня – все до единого, слегка сощурив при этом глаза, как и полагается при взгляде прямо на кого-либо.


Большинство старейшин было за немедленное уничтожение пришельцев. И Хариан, и Линк, и старик Ассирон, и горячий Бисунк, самый молодой старейшина, избранный своим племенем в прошлом году Медоносцев.


Против выступил только спокойный рассудительный Митак. Он предложил вначале разведать, чем нам могут угрожать пришельцы, а уж потом решать окончательно.


Во избежание раскола я наложил вето на все дальнейшие высказывания и поспешные решения, отдал команду, и мы небольшой группой отправились к кораблю.


***


В Долине Тысячи Соцветий царила суета. Чужаки сновали туда-сюда, отдавали команды роботам. И сами трудились, как пчёлки. Осваивались в нашем доме.


- Сканируешь? – спросил Бисунк.


- Сканирую, - подтвердил я. – Люди как люди.


- В том-то и дело, - проворчал Хариан.


- Внимание! – вдруг шепнул Линк. – Из корабля выбежали… эт-то ещё кто?!


К кусту, под которым я сидел, на всех парах нёсся упитанный рыжий котёнок с победно задранным хвостом.


А за ним бежала маленькая девочка в красном комбинезоне. По её плечам прыгали растрепавшиеся светлые косички, скреплённые разноцветными резинками.


- Па-атрик! – отчаянно кричала она, размахивая руками. – Патрик, стой, глупый! В лесу опасно! Ты погибнешь! Патрик!..


Мысли Патрика скакали так же быстро, как и он сам на полной скорости мчался к лесу.


«Я им не позволю!.. Где они все?.. Ага, вот они!»


И маленький Патрик буквально влетел, словно рыжая шерстяная пуля, между моих широко расставленных лап.


- Ах вот вы где! – воскликнул он, еле успев затормозить задними лапками. – Ты кто? Я Патрик! Я не дам вам убить Люсю и других людей! Я все ваши мысли учуял!..


- Стоп! – я опустил морду, и мы с Патриком обнюхались по всем правилам первого знакомства.


- Патрик, - склонился к нему гепард Бисунк, - зачем люди сюда прилетели?


- Хотят колонию устроить! – выпалил Патрик.


И он рассказал нам…


Медицинские опыты на кошках и прочих животных на Земле давным-давно не проводят: придумали симуляторы. Зоопарки запретили, устроили огромные заповедники для свободной жизни и охоты всех представителей животного царства. Наконец-то люди поняли, что мы сами поддерживаем нужный нам видовой баланс!


- Где эти люди раньше были и чем они раньше думали? - ворчливо отозвался на эту новость лев Хариан.


- А вы все как здесь оказались? – спросил Патрик.


Мы тоже ему всё рассказали.


Около тысячи лет тому назад количество животных на Земле стало стремительно сокращаться. Охота, браконьерство, вымирание от болезней… Люди почти уничтожили экологию. В зоопарках звери перестали спариваться и рожать. И нашлись люди, решившие спасти хотя бы часть наших предков. Построили огромный корабль, назвали его «Ковчег», взяли каждой твари не по паре, а по нескольку особей, и отправились искать для земных зверей подходящую планету.


Корабль потерпел аварию на подлёте к Руне. Люди успели катапультировать только огромную секцию с представителями класса кошачьих. Контейнер спланировал на Руну, и наши предки выбрались наружу.


А гигантский «Ковчег» вместе с остальными животными, птицами, рыбами и прочими тварями земными рухнул в океан и утонул. Люди тоже погибли.


Львы, гепарды, барсы, тигры, пантеры, коты, пумы, рыси, ирбисы, сервалы и прочие наши предки за тысячу лет освоили свой новый дом. Мы завели кормовые рыбные базы; мы охотимся на мелких грызунов и на некрупных травоядных, например, на шестирогов, похожих на земных антилоп.


И мы охраняем нашу Руну от вторжения людей!


Когда-то некоторые люди Земли решили нас спасти. И им это удалось. И спасибо тем людям. И хватит на этом.


Но наше: «Спасибо» отнюдь не означает, что все люди подряд нас устроят, если начнут освоение планеты, как они это называют!


***


- Я знал, что они вернутся, - тихо промолвил старый леопард Ассирон. – Что делать-то будем?


- Уничто… - начал было Бисунк, но Патрик перебил его:


- Люсю я убивать не позволю! – котёнок выпустил коготки, вздыбил шёрстку на загривке и зашипел на огромного гепарда: - Тебе придётся иметь дело со мной, и я тебя так отделаю!..


- Защищаешь свою хозяйку? – фыркнул барс Линк.


- Моего друга! – горячо ответил Патрик.


Сервал Митак одобрительно мявкнул.


- Тихо! – молвил я. – Мы никого не убьём!


Хариан зарычал, Бисунк зашипел, Ассирон фыркнул, Линк забил себя хвостом по бокам. А Митак поднялся и встал рядом со мной в знак поддержки.


И тогда я, кот Мурри, потомок земных сибирских котов, отважный боец, председатель Совета, избранный в год Шестирога всеми племенами кошачьих, распушил хвост трубой и внушительно прошипел:


- Согласно нашему Уставу я, кот Мурри, председатель Совета Свободных зверей, накладываю вето на все ваши дальнейшие высказывания и действия! Приказываю: собирайте свои народы! Чтобы утром как можно больше наших пришли в Долину Тысячи Соцветий!.. Патрик, сегодня ты остаёшься с нами.


- Но Люся… она же плачет, думает, что я потерялся! Или что меня дикие звери сожрали! - возразил котёнок.


- Не волнуйся, - ответил я ему. – Сканируй, как я: Люся уже вернулась на корабль, требует от своего отца, чтобы он немедленно организовал спасательный отряд, а он её утешает и говорит, что утром люди пойдут тебя искать. Ты же чуешь мой план? Идём, мы тебе молока дадим…


***


Ранним утром заплаканная Люся вместе с отцом, капитаном звездолёта, и с большой группой членов команды вышла из корабля, чтобы идти в лес на поиски котёнка.


И все эти люди увидели нас.


Мы окружили корабль плотным кольцом из тысяч и тысяч голов: львы и барсы, ирбисы и пантеры, сервалы, ягуары, гепарды, пумы, рыси, каракалы, ягуарунди и многие, многие другие. И моё разноцветное и разнопородное племя котов гордо красовалось вместе со всеми.


Я восседал впереди всех. Их общий вождь, кот Мурри, председатель Совета Свободных зверей, избранный в год Шестирога, травоядной зверушки, похожей на земную антилопу.


А рядом со мной стоял маленький рыжий котёнок Патрик, целый и невредимый, сытый и весёлый. И очень отважный!


- Патрик! – закричала Люся и рванулась было к нему, но отец крепко ухватил её за руку.


- Иди, - сказал я Патрику, и он быстро поскакал к своему другу.


Люся подхватила его на руки и принялась целовать в пушистую мордочку, то плача, то смеясь от радости.


А минуту спустя девочка громко закричала:


- Папа, нам тут ничего нельзя! Здесь живут кошки и другие звери! Это ИХ планета! На Земле мы еле-еле спасли природу, а тут хотим опять всё испортить?! Люди, посмотрите, мы столько цветов на месте посадки раздавили, погубили такую красоту! Надо улетать обратно на Землю и искать другую планету для колонии!


Люди оцепенели... Они смотрели на нас, мы – на них, глаза в глаза.


Зрелище действительно было внушительным – море разноцветных голов и спин, море хвостов и мощных лап. И – море наших глаз, горевших огнём, устремлённых прямо на людей.


Я распушил хвост, и над Долиной Тысячи Соцветий, медленно набирая силу и звучность, пронёсся долгий слаженный хор наших голосов. В этом мощном звуке слились воедино вой и рычание. Мы приказывали людям:


- Улетайте!.. Пр-рочь!.. Это наша планета!..


С ветвей деревьев стаями взлетели потревоженные нашим общим гласом птицы и, бешено крича, плотными тучами закрыли небо.


И люди нас прекрасно поняли. Капитан, повернувшись к нам лицом, поднял вверх руки, медленно опустил их и согнулся в поклоне.


Они решили вернуться обратно на Землю и со временем подготовить новую экспедицию, чтобы подыскать для своей будущей колонии другую планету, где не окажется высокоорганизованной и свободной животной жизни.


Похоже, люди и впрямь изменились к лучшему за последнюю тысячу лет.

Хотя полного доверия у нас к ним всё равно нет и быть не может.


***


Перед отлётом Люся отпустила Патрика в лес, попрощаться с новыми друзьями - с нами.


- Я бы хотел остаться с вами, но не могу бросить Люсю, - сокрушённо вздохнул Патрик.


– Друзей нельзя бросать! – одобрительно мурлыкнул Митак.


– Ты совершил подвиг и своей отвагой спас и нас, и людей, наш маленький рыжий братец! – сказал Бисунк.


- Чую, быть тебе со временем председателем Совета Свободных зверей, который ты сам и создашь на новой планете, - ухмыльнулся Хариан.


- Я в этом уверен, - добавил я.


- И создам. И стану председателем! - важно ответил Патрик. – Счастливо оставаться, братья, доброй охоты!


- Доброй охоты! – хором прорычали старейшины.


Патрик обнюхал нас всех по очереди, лизнул меня в щёку и бодро помчался к кораблю, задрав «морковкой» в самый зенит рыжий забавный хвостик.


© Copyright: Светлана Догаева, 2023
Свидетельство о публикации №223041501333

 

[Skitalets]

Буду выкладывать постепенно. ))

Это была не критика, а комплимент, в общем то... Выкладывайте как пожелаете, главное не прекращайте)

 

[Степлер]

Это была не критика, а комплимент, в общем то... Выкладывайте как пожелаете, главное не прекращайте)

Спасибо. ))
Я поняла, что это комплимент. Мне очень приятно.

 

[Степлер]

Прошу прощения за опечатку. )) Можно перезагрузить страницу.

 

[Степлер]

За тридевять небес​

Светлана Догаева


Рассказ получил первое место на одном из конкурсов работ писателей-фантастов в марте 2023-го года. ))


***


Ткач прядёт свою пряжу,

Певец поёт свою песню.



Анохар, «Сказания о трудах».


1.


Еда сидела на камнях у озера и кричала. Бессильно, злобно, обречённо. Потом еда упала мордой вниз, раскинув лапы, и какое-то время не шевелилась. Полежала так, перевернулась навзничь и уставилась в небо, тяжело дыша. Её морда увлажнилась, хотя дождя сегодня не случилось, в синем небе лениво плыли лёгкие белые облачка.


Потом еда с трудом встала на задние лапы и, пошатываясь и спотыкаясь, направилась к лесу.


Они бесшумно двинулись за ней.


2.


Васин наконец заставил себя подняться с камней и побрёл вдоль берега озера, еле слышным шёпотом повторяя слова детской песенки:


- Кто такой, кто такой по дорожке скачет? Это наш озорной непоседа-мячик…


В голову лезла какая-то чепуха вперемешку с обрывочными кадрами о недавней катастрофе, которую он с ужасом наблюдал на мониторе компьютера шлюпки, не имея никакой возможности помочь команде.


- Это наш озорной…


Вот корабль вышел на орбиту планеты…


- Непоседа-мячик…


Вот он, главный механик Илья Васин, надевает скафандр и идёт в шлюз, проверить посадочную шлюпку перед стартом. Залезает в неё, закрывает люк…


- Кто такой, кто такой… Почему ко мне привязалась эта чушь?..


Внезапно раздаётся вой тревожной сирены. Бесстрастный голос оповещает… кого? Только Васина, потому что все остальные уже…


- Внимание, критическая ситуация! Пробой внешней обшивки! Пробой внешней обшивки! Срочно изолировать отсеки за номерами: 33, 12, 47, 124! Срочно изолировать отсеки…


- А некому их было изолировать! – Васин остановился, задрал голову и заорал в полный голос в пустое небо. – Некому, понимаешь? Все уже погибли! Капитан, первый помощник, штурман, врач, два биолога, три разведчика – все! Вся команда! Слышишь, ты, гад?! Все погибли, а автоматика не справилась! Ты её разнёс к чертям!


Тишина неизвестного мира была ему ответом.


Васин опустил голову и побрёл дальше. Куда-то дальше.


- Кто такой, кто такой по дорожке скачет…


Ребята собрались на инструктаж в капитанской рубке незадолго до старта шлюпки. Илья, который заведомо должен был остаться на корабле вместе с первым помощником капитана, в это время спокойно возился в маленьком кораблике. Проверял электрику, электронику и прочие «потроха», по старой привычке напевая себе под нос смешные детские песенки.


И как раз в этот момент в борт большого корабля врезался случайный метеор. Прошёл сквозь обшивку, как сквозь кусок масла, и угодил прямёхонько в капитанское кресло.


А в кресле сидел капитан, Соковский Алексей Михайлович. Для кого - Михалыч, для Васина – лучший друг, Алёшка, и для всей команды - капитан Сок. Кресло было развёрнуто от пульта управления, и перед капитаном полукругом стояли члены команды, почти готовые к посадке в шлюпку. Почти!


- Они ещё не надели скафандры! – Васин остановился, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки, не замечая, что по лицу его струятся слёзы и со лба стекает тонкий ручек крови из рассечённой брови. – Откуда ты только взялся, проклятый?! Тварь, тварь, гад! Метеор - на орбите?! Такого вообще не бывает! О тебе в учебниках напишут, когда я…


Он запнулся, поднял голову и впервые огляделся вокруг - по-настоящему.


Тишина и жара. Небо - синее, облака – лёгкие, маленькие, белые. Звезда – жёлтая, как земное Солнце. Справа – голубое озеро. Камни на берегу, где он недавно валялся, - чёрные, серые, розоватые. Слева – холмики, коричневые, покрытые низкорослой растительностью. Трава - зелёная, с разноцветными вкраплениями неизвестных цветов. Впереди – лес, тёмно-зелёный.


И где-то там, за этим синим небом с белыми облаками, в чёрном космосе облетает по орбите планету большой корабль: с пробитой обшивкой, с развороченным случайным метеоритом пультом управления и с убитой этим метеором командой.


А у озера лежит на боку разбившаяся посадочная шлюпка. В момент катастрофы в шлюпке находился человек – Васин, поэтому, согласно электронной инструкции, по сигналу тревоги она отстрелилась самостоятельно, унося единственного выжившего члена экипажа прочь от корабля. Программа, уже заложенная в автопилот, направила малый кораблик на планету. И в последний момент шлюпка рухнула вниз, как камень. Потому что Илья, похоже, временно сошёл с ума, перепутал рычаги или нажал не на ту кнопку - и успешно сбил настройки автопилота.


Истеричка, баба, идиот! Механик, называется! Кнопочку перепутал, пустая башка, кривые руки!


- Когда я… - медленно повторил Васин и еле слышно поправил себя: - Если я вернусь домой… на Землю.


Ноги его внезапно подкосились, и он упал на колени.


«Это наш озорной непоседа-мячик!.. А может, я сошёл с ума по-настоящему?» - успел подумать Илья - и отключился.


3.


- Еда спит? Можно напасть и съесть?


- Нет. Я чую, что еда опасна даже во сне. Мы подождём.


- А когда еда проснётся и пойдёт в лес…


- Мы пойдём за ней и убьём еду в лесу.


- А если еда встретит рамахов, и они захотят съесть её первыми?


- Мы сразимся с рамахами, убьём их и съедим нашу еду. А пока мы подождём.


4.


Васин пришёл в себя, когда солнце неизведанной планеты уже клонилось к местному западу.


- Алёшка… - пробормотал он. – Капитан Сок… ребята…


Но никого больше не было. Он остался совсем один, как в древнем анекдоте.


- Что я должен сделать? – спросил самого себя Илья и поразился тому, как слабо, почти неслышно прозвучал его голос.


Он откашлялся, отплевался, отдышался и почувствовал, что хочет пить. И есть.


- Я сейчас вернусь к озеру, - уже почти нормальным голосом выговорил Васин. – Кто такой, кто такой… Стоп, заткнись, придурок, иначе и правда спятишь! Вернусь к озеру, попью, если эту воду можно пить. Осмотрю шлюпку. Если контейнер с пищей разбит вдребезги, пойду на разведку в лес. Поохочусь, если тут есть на кого охотиться, чтобы не помереть с голоду. Успокоюсь и подумаю, что и как мне делать. И можно ли что-то сде… хватит, заткнись! Сперва – вода и еда. Всё остальное – потом.


Васин поднялся на ноги и побрёл обратно, к озеру и к разбитой шлюпке, спотыкаясь и кряхтя. Знатной коллекцией синяков он обзавёлся! Хорошо, что рёбра целы, руки-ноги не сломаны и голова что-то соображает. Он чудом выжил, хотя это чудо сейчас виделось ему злым, потому что он остался в одиночестве.


Шлюпка напоминала неаккуратно выпотрошенную тушу кита. Метров на пятьдесят от её треснувшего корпуса веером валялось всё, что только могло из неё вылететь, высыпаться, разбиться и сломаться при ударе кораблика о поверхность планеты.


Илья смутно помнил, как от перегрузки лопнули застёжки ремней, которыми он пристегнулся к пилотскому креслу. Его мотало и швыряло по всей шлюпке, он смачно шмякался всем телом обо всё, обо что только можно было шмякнуться. Кое-как он умудрился вцепиться в ножки пилотского кресла. И тут кораблик буквально швырнуло на землю, несколько раз перевернуло и с жутким скрежетом куда-то потащило…


Очнувшись, механик увидел, что люк заклинило намертво, и принялся судорожно выдираться наружу через дыру в борту этого металлического гроба, в который превратилась их верная шлюпка. Рассадил бровь о край завернувшейся внутрь металлической обшивки, даже не заметив этого.


Но главное – он буквально «распахал» внешнюю оболочку скафандра в нескольких местах о металлические зазубрины, что оказалось самой главной подлостью этого безумного дня.


Стандартный скафандр для работ в открытом космосе имеет особое приспособление по типу малых антигравитационных двигателей. По завершении их работы, когда скафандр с пилотом поднимается с поверхности планеты, включаются уже другие двигатели – малые ракетные, придающие скафандру должное ускорение для выхода в открытый космос.


Эта штуковина весит почти тонну и похожа на индивидуальный танк. Эдакая громадная машинища для одного пилота, с кучей антенн, рабочих манипуляторов и прочих хитромудрых приспособлений.


В космосе-то скафандр ничегошеньки не весит, само собой, а на поверхности любой планеты вес этого рукотворного чудо-устройства, как и проблема преодоления силы тяжести конкретной планеты, компенсируется работой его комплексных двигателей.


Фактически, это мини-космолёт для преодоления сравнительно малых космических расстояний. С очень сложной системой питания и поддержкой функций жизнедеятельности и работоспособности пилота.


Если бы космическая одёжка осталась цела, Васин вполне мог бы долететь с помощью этих двигателей до большого корабля. Он похоронил бы команду, отправив их тела в космическое пространство, и, возможно, сумел бы что-то починить.


Вряд ли бы Илья исправил все разрушения, причинённые метеором, но связь с ближайшей в этом секторе космической станцией он наладил бы. В этом Васин был почти уверен. И за ним бы прилетели и унесли его прочь отсюда… хоть за тридевять небес, лишь бы подальше! А лучше всего – забрали бы его домой, на Землю.


Илья стиснул зубы и принялся разбирать груду перепутанных металлических и пластиковых обломков. Совсем недавно всё это было инвентарным снаряжением посадочной шлюпки. Обнаружил покорёженный металлический ящик с инструментами. Нашёл на берегу озера большой круглый камень и в несколько приёмов сбил замок.


Инструменты не пострадали. Васин зажал в руке гаечный ключ сложной конфигурации и громко объявил неизведанной планете:


- Не дождётесь!


5.


- Это нора еды? Она упала с неба. Странная… плохо и опасно пахнет.


- Еда тоже странная и опасная. Но мы её всё равно съедим.


- Сейчас?


- Нет. Позже. Ночью еда никуда не уйдёт от своей норы. А мы пока поохотимся на другую еду. Карах и Снук покараулят и обо всём позаботятся. Утром мы их сменим. Пошли.


6.


Васин проверил походным анализатором озёрную воду и наконец-то напился от души и от пуза. Наломал сухих веток с кустов, росших на берегу, разжёг костерок и начал мысленно составлять инвентарный список всего необходимого для починки скафандра. В списке не хватало большинства нужных деталей.


Скафандр – штука запредельно хитрая, автономная, результат долгих научных разработок и практических испытаний на грани последнего риска. Тонкой работы вещь!


Скафандр не заклеить на «раз-два» скотчем или изолентой, так только в кино умеют делать. И делают, но не настоящие космонавты, а придуманные сценаристами мужественные герои с мощной нижней челюстью и лёгкой небритостью на лице. Илью всегда смешили дурацкие выверты киношников, когда он смотрел старые фильмы про космос. У их героев всё получалось так легко и просто!


Но в реальности, куда механик так бездарно свалился, ничего смешного не было и нет.


Пока Васин распутает электропроводку оборудования шлюпки, чтобы вживить тонкие проводочки в нужные места и восстановить питание мелких сетей в прокладке оболочки скафандра, он до пояса бородой зарастёт, какая уж там лёгкая небритость! И борода его успеет поседеть и колечками завиться. А гарантий, что всё получится, как надо, никаких.


Шлюпка свой срок отслужила: корпус треснул в нескольких местах, сопла оплавились. Хорошо ещё, что на шлюпки не ставят ядерные реакторы, маневровые двигатели не так опасны в этом отношении. Иначе Илья сейчас пищал бы, как измеритель уровня изотопов, и уже никуда бы не торопился.


Ему повезло, он нашёл ящик с сублимированными продуктами, чудом уцелевший при падении шлюпки. Пайки были рассчитаны на пять дней для группы из семи человек, так что какое-то время он продержится. Семью пять – тридцать пять, но лучше округлить в сторону уменьшения. У него есть около месяца. Скафандр надо починить как можно скорее, иначе ему придётся сначала одичать, а потом и помереть в полном одиночестве на этой планете земного типа.


- Планета земного типа не есть Земля, - пробормотал Илья, открывая упаковку с мясом. – Так говорил капитан Сок, а он понимал, о чём говорит… говорил. А ещё надо будет сходить на разведку, и не единожды. Мало ли кто там таится, в этом лесу?..


На планету спустился тихий ясный вечер, плавно и незаметно перешедший в густую чёрно-синюю ночь. Костерок уютно потрескивал, разбрасывая яркие искры.


Запахи от земли и от слабо светившейся серебром озёрной воды исходили чуть островатые, но приятные, свежие, прохладные. В траве стрекотали неизвестные насекомые, по тёмному небу с незнакомыми созвездиями быстрыми сквозящими тенями пролетали неназванные птицы. В лесу за озером наверняка бродили и охотились друг на друга неисследованные животные.


Маленькое существо в голубоватом светящемся панцире-раковинке тихо перемещалось в траве, переползая с одной крошечной кочки на другую.


- Привет, рачок-светлячок, - прошептал Васин мерцающему незнакомцу. – Идёшь по своим делам? Ну, иди, иди. А у меня, видишь, тоже дел полно… домой мне надо, понимаешь?


Существо кивнуло Илье раковинкой, словно услышало и поняло его слова, и неторопливо понесло дальше свой домик-«фонарик», мерно перебирая членистыми ножками. Что-то - или кто-то - шуршало в траве и в кустах, от озера доносились приглушённые всплески мелких волн. Испуганно вскрикнула птица…


Мягкие, тихие, нежные, иногда – резкие, эти звуки и запахи чужой жизни, казалось, окутывали Васина со всех сторон. Напоминавшие звуки и запахи земной ночи, обманчивые и опасные из-за этого сходства.


Всё тут есть, на этой планете, так похожей на Землю. Озёра и реки, моря и океаны, леса и луга. Полезные ископаемые. Идеальная планета для колонизации!


Но здесь нет гуманоидов. Нет людей, нет цивилизации. И Луны у этого шарика тоже нет.


А Илья Васин никогда и не считал себя Максом Каммерером, к слову сказать.


- Но переживать из-за этого я не стану, - заявил механик в чужую безлунную ночь.


7.


- Карах, эта еда и правда очень странная. Она говорит сама с собой и ест свою странную еду. Но она не поёт песен.


- Она скоро захочет поговорить и с нами, Снук. Но мы не станем её слушать. Может быть, она не умеет петь песни. Сторожи.


- Сторожу.


8.


Васин спал в разбитой шлюпке, скорчившись в уголке, зажав в руке гаечный ключ. Ему снилась погибшая команда. Во сне по лицу капитана Сока почему-то пробегали мелким дождиком голубые искры, и это было мучительно до изнеможения. В конце концов, механик замычал, задёргался и проснулся, чувствуя себя разбитым и выпотрошенным до предела, почище, чем их посадочный кораблик, который он убил своими руками.


Когда Илья вылез наружу, утро буквально ударило его по глазам – светом, небом, пением птиц, ласковым плеском мелких волн в озере. Чужая гармония всего сущего, такая бесстрастная, безмятежная, буколическая, сработала как личное оскорбление для всех чувств и эмоций Васина. Он едва не завыл.


Но одно конкретное обстоятельство резко выбивалось из этой буколики и гармонии.


Вчера, загасив костерок, Илья решил не затаскивать на ночь в шлюпку ящик с пайками. Придавил камнями разбитую крышку и провалился в сон, будто в обморок. Теперь же крышка оказалась сброшенной, а камни и разодранные в лохмотья упаковки от пищи валялись поодаль от спасительного ящика.


- Опаньки! – Васин даже взбодрился от этой картины. – Кто-то решил меня ограбить? Велкам!


Невозможность сорвать злость на случайном метеоре, виновнике произошедшего с кораблём, сводила его с ума. Теперь он мог перекинуть свою ярость и отчаяние на конкретных врагов: на местных обитателей планеты.


Ночью к разбитой шлюпке пришли неизвестные звери и лишили его провианта.


- Ребята, вы сами напросились, я вас не трогал… пока что, - криво ухмыльнулся Илья. - Я иду в ваш лес, охотиться на вас! И учтите: я дома на медведей хаживал!


Для похода в чужой лес Васин снаряжался основательно, напевая себе под нос детские песенки.


Пыхтя и кряхтя, Илья отодрал кусок от полосы металлической обшивки шлюпки. Примотал к одному её концу электрошокер, приладил катушку с проводом, подсоединил сухую батарею, сказав: «Спасибо!» ящику с инструментами. На другой конец полосы он накрутил широкую плотную изоленту, получилась рукоятка.


Так… блок питания двигателей кораблика – вдребезги и напополам, бластер не подзарядить, обычного заряда хватит часа на два. И то хлеб...


Васин откопал в ящике компас и закрепил его скотчем на левом запястье. Снял чехол с пилотского кресла и завернул в пластиковый рулон два коробка спичек, три ножа, гаечный ключ, ставший его личным талисманом, бутылку с озёрной водой. Подвесил мешок за спину на куске страховочного ремня.


Плотный комбинезон многослойной вязки, который надевается под скафандр, Васин снял, оставшись в шортах и футболке. Содрал с ног тяжёлые «танки» - космические ботинки с магнитами в каблуках. В них он мог бы разве что ковылять со скоростью засыпающей улитки. Лёгкие нескользящие тапочки, изготовленные из сложных полимеров, были внутренней составной частью ботинок. Илья решил, что для разведки в лесу они сгодятся, вытащил тапочки из «танков» и натянул их на ноги.


- Я готов! - пропел Васин.


9.



- Еда пошла в лес?


- Да.


- Рамахи сейчас спят.


- Они проснутся, когда наша еда их найдёт.


- Ампар, еда пела, я слышал!


- Все слышали. Синар, ты готов?


- Я готов.


- Идём.


10.


Лес встретил Васина зелёным сумраком и подозрительной тишиной, отчего механик насторожился ещё больше. В душе охотника никогда не засыпает инстинкт его предков, любящих лес, но не доверяющих ему до конца. Тишина означает, что кто-то за тобой следит, в особенности - в чужих неизведанных краях.


Огромные деревья с толстыми гладкими стволами вздымались в чужое небо, словно корабельные сосны. Низкорослый от недостатка солнечного света подлесок отчасти облегчал задачу: найти норы и выкурить зверьё наружу.


Пригнувшись, Илья лёгкими плавными шагами двинулся вглубь леса, крепко сжимая правой рукой самодельное копьё-электрошокер, левой – рукоять бластера.


Машинально он принялся еле слышно напевать себе под нос…


И в тот же момент лес будто ожил и заговорил с Васиным – шорохами, шелестами, потрескиванием веток, птичьим щебетом. Кто-то тявкнул неподалёку, кто-то пискнул… Илья весь подобрался и замер, балансируя на одной ноге, не решаясь сделать очередной шаг.


- Тук-тук-тук! - быстро сказало его сердце.


Вдруг кто-то горестно заплакал в лесной чаще, жалуясь на немилосердную судьбу.


Васина так и передёрнуло: будто заблудившийся ребёнок зовёт на помощь!


- Стой, дурак… - прошептал он и… ринулся в заросли кустов, уже ни о чём не рассуждая.


Корни деревьев, покрытые серой мерцающей то ли плесенью, то ли мёртвой травой, сплетались в тугие узлы. «Словно электрические кабели, - подумал Илья. – И по ним бегают голубые искры, как в моём сне искры бегали по лицу капитана Сока... Что за хрень?!»


А в гуще сплетённых корней бился и плакал…


- Волчонок! Похож… - пробормотал механик, опускаясь на колени. - Как же тебя так угораздило, парень?


Маленькое лохматое существо, похожее на земного волчонка, подняло мордочку и завыло. Зверьку было больно и страшно, он молил о спасении.


Это стало для Васина главным.


- Погоди-ка, - механик осторожно протянул руку и легонько погладил малыша по мохнатой голове. – Погоди, я попробую… Кто такой, кто такой по дорожке скачет… - замурлыкал Илья, бережно выпутывая волчонка из западни. По рукам ударили слабые электрические токи, и Васин машинально положил этот факт в копилку сознания.


11.


- Ты видишь, что делает еда, Ампар? Все это видят и слышат? Освобождает Синара! И поёт!


- Все видят и слышат, Снук. Наблюдайте!


- Наблюдаем…


12.


- И кто это у нас такой пушистый, кто такой хороший, умный и красивый, кто нас совсем не боится? – приговаривал Васин, распутывая клубки корней и мешанину серых плотных нитей. - Кто такой, кто такой по дорожке скачет? Это наш озорной непоседа-мячик! – промурлыкал он волчонку. – Назову-ка я тебя Мячиком, дружок! Мячик, Мячик, ты же волк, охотник, ты знаешь, где бы мне в твоём лесу еду раздобыть?


Зверёк лизнул Илье руку, отбежал на пару шагов, вытянул шею, мотнул головой и затявкал.


- Направо? – Васин поднялся и отряхнул шорты. – Ты уверен? А нас там, случайно, не поджидают чудовища с красными глазами и острыми клыками? Ну, ладно, Мячик, как скажешь. Веди меня!


Но волчонок вдруг отпрыгнул в сторону, припал к земле и тоненько завыл.


Илья резко обернулся и от неожиданности чуть было не упал на спину.


Пощёлкивая мощными отвратительными жвалами, на него надвигался гигантский паук, размером с хорошего телёнка. По чёрно-синему панцирю в бешеной пляске пробегали электрические искры.


- Ах, ты, насекомое! - пропел Васин, перехватывая поудобнее электрошокер. – Ну, иди, иди сюда… Сейчас я тебе дам прикурить!


Что было дальше, Илья запомнил плохо. Пауков вдруг оказалось невиданное множество! Они клацали жвалами, как вампиры в фильмах ужасов - челюстями; они окружили Илью плотной стаей, они тянули к нему членистые конечности и стреляли в него голубовато-белыми шаровыми молниями...


Они хотели сожрать его и Мячика!


Помнится, Васин крикнул волчонку, чтобы он удирал со всех лап, и Мячик дёрнул в кусты. Откуда-то вдруг появились взрослые волки и вступили в бой с паучьими отродьями плечом к плечу с Ильей.


Отчётливее всего механик запомнил, как он тыкал электрошокером в мерзкие туши этой паукообразной нечисти, как гады падали на спины, бессильно мотая обожжёнными конечностями, как с громким: «Брумм-бабах!» лопались их панцири, и как из поверженных тварей вытекало отвратительное густое вонючее желе их внутренностей.


Васин бил их, как бьют рогатиной рыбу в реке. В правой руке – электрошокер, в левой – бластер, и это было куда круче, чем стрельба по-македонски! Потом бластер разрядился, Илья отбросил его и ухватился за копьё обеими руками.


От запахов озона и от вони туш электрических пауков кружилась голова и мутилось в глазах. Васин словно плыл под водой, и очертания мерзких панцирных созданий двоились и троились, накладываясь друг на друга. Волосы его трещали от жара, несколько раз он получил неслабый электрический удар, когда паукам удавалось стрекануть его конечностями, по которым в дикой пляске бегали голубые искры.


Шум, вонь, дым, чад, щёлканья жвал, волчий лай и вой… Васин надрывно кашлял. Петь он не мог, обрывки детских песенок крутились в голове, а он мочил и мочил мерзких тварей от всей души!..


Потом он вместе с волками очутился в глубокой пещере, где пауки устроили гнездовья. В оплётках серой паутины с земляного потолка и со стен свисали плотные коконы, мерцавшие голубыми отблесками.


Васин вспомнил крошечного рачка-светлячка и его голубую раковинку - маленький фонарик, светившийся изнутри. Похоже, жизнь на этой планете во многом зависит от электричества! Каким образом местная фауна его вырабатывает? Удивительный природный феномен...


Но в феноменах пусть разбираются учёные, а у него задача простая - нужно уничтожить этот рассадник будущих паукообразных чудовищ!


Волки набросились на коконы и принялись рвать их клыками и когтями, не обращая внимания на удары тока.


Вот и спички пригодились! Васин зажигал сразу по несколько штук и втыкал маленькие факелы в коконы. Они вспыхивали, как сухие шары перекати-поля, и жутко шевелились, словно пытаясь набрать воздуху в свои полости. Вонь в пещере стояла невыносимая, коконы умирали с громким свистом, переходившим в ультразвук, терпеть это было невозможно… но Васин как-то вытерпел.


Он помнил, как вылезал из пещеры, обмотав лицо обрывками футболки и ухватив за шкирку одного из волков. Бедняга надышался дыма и вони и уже терял сознание.


Васин вытащил волка наружу, упал на живот и, смаргивая слёзы, вместе со стаей смотрел, как из пещеры плотными чёрными облаками валит густой дым, отдававший запахом гнили и тухлых яиц.


Бой завершился.


День тоже как-то незаметно закончился, в лесу стало совсем сумрачно и тихо.


Туши пауков валялись неровным полукругом под деревьями, испуская отвратительные запахи и слабо дымясь. Голубые искры медленно гасли на их огромных членистых ногах. Последний крошечный голубовато-оранжевый шарик взмыл было вверх с дёрнувшейся конечности, и его понесло куда-то в сторону лёгким ветерком. Шаровая молния пшикнула и бессильно лопнула, никому не причинив вреда.


Васин перевёл дух и позвал:


- Мячик, Мячик, выходи! Не бойся! Мы их всех убили!


Волки улеглись на землю, тяжело дыша, поводя косматыми боками. Кому-то жуткие пауки обожгли морду, кому-то – лапы, но звери уже успокаивались. Они вылизывались, пристально разглядывая Илью мерцающими острыми жёлтыми глазами, и тихо тявкали, словно переговариваясь друг с другом.


- Мы славно потрудились, ребята! – сказал им Васин. – На меня не кинетесь, надеюсь? Мячик, ко мне! Кто такой, кто такой… - запел он.


Мячик выкатился из кустов и уселся на землю перед Ильей, высунув язык.


- С-си-н-нар-р! - отчётливо протявкал волчонок.


- Да-да, синар, синар, а как же… Тебя эти гады не поранили? – Васин протянул руку и почесал Мячика за ушами. – Ты ещё маленький, чтобы драться с такими мерзкими тварями! Что за дрянь вы в своём лесу развели? – он сказал это взрослым волкам, прикидывая, кто из них бросится на него первым.


Скорее всего, вон тот, с седой косматой мордой, со шрамами на боках. Лежит на земле чуть впереди всей стаи. Вожак, наверняка! А уж остальные от вожака не отстанут. Сколько их? Не меньше десяти-двенадцати взрослых клыкастых особей.


Плохо дело…


Волки - зверюги живучие, они уже приходят в себя. Через пару минут они окончательно оклемаются, и придётся Илье вступить в новый бой, чтобы не стать их закуской.


Васин почёсывал Мячика левой рукой за ушами, тихонько напевал детскую песенку о непоседе-мячике и всё крепче сжимал в обожжённой правой руке электрошокер.


И вдруг произошло чудо.


13.


Волчонок отчётливо протявкал:


- Муа-ш-шик!


- Что?! – Васин обалдел и едва не выронил электрошокер.


Зверёныш подпрыгнул и лизнул Илью в нос.


– Муа-ш-шик! – повторил он.


В плечо Васину ткнулось что-то мягкое, он обернулся и уставился в жёлтые умные глаза седого волка, неслышно подошедшего к нему со спины.


- А-а-м-пар-р, - басом пролаял волк. И добавил что-то непонятное: - Р-ркау-ау!


- И тебе спасибо… ампар тебе… - машинально пробормотал Васин, ощущая, что он попал в какой-то сюрреалистический сон.


- Р-ркау-ау! – повторил волк, отступил на шаг и уселся на землю перед Ильёй.


Волчонок вывернулся из-под руки Васина, встал рядом с вожаком и уставился на Васина, вытянув шею и явно чего-то от него ожидая.


Вожак поднял морду и завыл… повторив мелодию песенки про непоседу-мячика, очень точно попадая в тональность! Волчонок подхватил напев, тоненько подвывая.


- Мамочка моя… электрические пауки и говорящие волки… да ещё и поющие! – Васин тряхнул головой. – Ты хочешь, чтобы я спел?!


Волчья стая поднялась - вся, разом, словно в едином порыве, - и окружила Илью плотным кольцом.


- Р-кау-ау! – хором взвыли волки, задрав морды вверх.


- Значит, вы хотите, чтобы я вам спел, - пробормотал Васин. – И вы наверняка меня сожрёте, если я этого не сделаю… Ладно…


Механик откашлялся, перевёл дыхание и запел, прилагая все усилия, чтобы его охрипший голос не дрогнул и не сорвался:


- Кто такой, кто такой по дорожке скачет?..


- Ауы-и, ауы-и, - подхватила простой напев вся стая. – Муа-ш-шик!..


Васин пел с волками, чувствуя себя полным идиотом… или укротителем в цирке… или… Да! Он вдруг ясно понял – он поёт им и вместе с ними, как их соратник!


Они вместе сразились с пауками, они победили, и вот они поют победную песнь!


Васин ощутил внезапный прилив сил, вскочил на ноги и пустился в пляс. Он выкидывал лихие коленца и всё громче распевал охрипшим голосом песенку про непоседу-мячика. Выдохшись, он повалился на землю, перекатился на спину, широко раскинул руки и расхохотался. На него снизошло неожиданное чувство освобождения от всех страхов, тайно терзавших его с момента падения шлюпки на эту планету.


- Ура! – выкрикнул он. – Победа!


- Р-ра! - пролаяли волки. – Ррр-р-рау-а!


Стая окружила своего предводителя, и волки вновь принялись тихонько взлаивать и перетявкиваться друг с другом.


- И что теперь будет? – встав на ноги, спросил Илья у Мячика.


Малыш к совещанию взрослых волков не присоединился. Он сидел перед Васиным и улыбался ему во всю пасть, словно давал понять: ничего плохого с механиком не случится. Во всяком случае, никто его не съест прямо сейчас.


- Ты уверен? – спросил Илья, и губы его помимо воли тоже растянулись в широкой улыбке.


Волчонок подскочил к Илье, мягко толкнул его лапой в грудь, отчего Васин плавно осел обратно на землю, и пролаял:


- Муа-ш-шик! - Подпрыгнул несколько раз и протявкал: - С-син-нар-р, С-син-н-нар-р!


- Тебя… зовут… Синар? – медленно проговорил Илья. – А… а Муашик – это ты меня так назвал? Это я – Мячик? Из-за песенки?!


- Муа-ш-шик, - волчонок прижал лапой ладонь механика к земле и взглянул Васину прямо в глаза.


- Ну и дела! – Илья почесал обожжённой пятернёй в затылке и посмотрел, что там делает стая.


До чего они между собою договорились, интересно? Ведь его это напрямую касается...


14.


- Ампар, он больше не еда! Он – Муашик. У еды не бывает имени, и еда не поёт песен.


- Ты прав, Снук. Он больше не еда. Иначе я не открыл бы ему своё имя.


- Он сможет исправить свою нору и вернуться на небо, откуда упал к нам?


- Не знаю, Карах.


- Мы должны помочь Муашику, Ампар!


- Он спас Синара из старой западни рамахов, куда твой сын его заманивал для нас.


- Он славно бил рамахов вместе с нами, он сжёг их детёнышей, он славно пел после битвы, и мы все пели с ним!


- Вы все правы. Если Муашик сумеет показать нам, что ему нужно, мы поможем ему вернуться на небо. Это говорю я, Ампар, ваш вождь!


- Мы слышим тебя, Ампар, и мы сделаем всё, что сможем.


15.


Васин вышел из лесной чащи к берегу озера, окружённый стаей волков. Звери вели себя спокойно, можно сказать, дружелюбно.


«Благодарны мне за то, что я спас Мячика… то есть, Синара. Ведь Мячик – это я, как они думают. А они явно умеют думать! Они не совсем волки… то есть, они совсем не волки. Дивны дела твои, Великий Космос…» - у Ильи путались мысли.


К разбитой шлюпке волки приближаться не пожелали. «Им чужие металлические запахи не нравятся», – понял Васин.


Вожак ткнул носом Илью в ногу и пролаял:


- Ра-ка!


- Не понял, - честно признался Васин.


- Ра-ка! – повторил вожак. – Руа-ру? – это явно был вопрос. Интонации не перепутаешь, они говорят сами за себя.


- Вот, – Илья указал на разбитую шлюпку и широко развёл руки в стороны, медленно и осторожно, чтобы не встревожить волков. – Вдребезги… и оболочку скафандра я порвал.


Васин указал на повреждённый скафандр, который валялся возле шлюпки бесполезной громадой металла, пластика, сложных полимеров и прочего супер-хлама.


- Починить надо! – Илья несколько раз провёл растопыренной ладонью по прорехам, пальцами свёл вместе края разрывов. – Изолентой не заклеить, скотчем тоже. Видите, ребята? Там такие электрические проводочки…


Вожак обнюхал скафандр, сморщил нос и пролаял:


- Р-рамах-х!


- Ну да, порвал, - кивнул Васин.


- Р-рамах, - повторил вожак.


- И дело моё – швах! - в рифму ответил Илья.


Вожак толкнул Васина носом под коленку, оскалился, повернул морду к лесу и завыл:


- Р-рамах, р-рамах!


Вой вожака подхватила вся стая. Волки дружно вскочили и помчались в лес, все, кроме волчонка.


- Куда это они? – растерянно спросил Илья у Синара.


Волчонок улёгся на землю, вытянул лапы и несколько раз кивнул Васину головой – мол, всё в порядке, жди!


- У вас в лесной чаще есть тайный подземный завод по починке скафандров и шлюпок? – Васин хмыкнул и прилёг на землю рядом с Синаром. – Ладно, подожду…


На механика навалилась дремота. Денёк выдался на редкость богатым на события и впечатления! Синар привалился к Илье тёплым мохнатым боком, Васин приобнял его одной рукой, и вскоре их обоих ласково убаюкала тёплая ночь.


Пробуждение не было романтичным: Васина пинали и толкали со всех сторон, в его ушах раздавалось басистое рычание и ворчание.


- Что?.. – Илья вскочил и протёр глаза.


И увидел, что для него сделали волки.


Они притащили из леса большие клубки электрической паутины. Серые нити продолжали жить своей загадочной псевдо-жизнью: они шевелились, тянулись во все стороны, а узор голубых искр словно подсказывал Васину, что ему надо делать.


- Ребята, вы – гении! – прошептал Илья.


Васин работал весь день. Паутина кусалась и стрекалась, механик распутывал тонкие клейкие ниточки, стиснув зубы, и шикал на Синара, когда волчонок слишком близко совал нос в это опасное дело.


Ближе к вечеру волки принесли из леса тушки маленьких зверьков и поделились добычей с механиком. Васин развёл костерок и поджарил свежее мясо на веточках. Живот уже давно подводило от голода.


- Я как Святой Илия, - бормотал он, невольно ухмыляясь этому сравнению. – Только у меня в соратниках волки, а не вороны, чему я очень рад...


Наконец, Васин полностью залепил электрической паутиной повреждённый скафандр. Нити, как живые, вползали в прорехи и соединялись с разорванной проводкой, подключались к крошечным переходникам и датчикам, мигая голубыми огоньками. Скафандр шевелился, будто в нём кто-то прятался и дышал.


- Вот так рамахи… - пробормотал Илья, заворожённый этим зрелищем.


Он сто раз проверил и перепроверил соединения. Всё было в полном порядке!


Пришло время прощания, и он спел вместе с волками прекрасную песню! Волки пели самозабвенно, слаженным хором, задрав к небу острые морды, Васин подтягивал по мере сил.


- Ну, вот… такие дела… Пора мне, ребята, - сказал он.


Вожак ткнул его лобастой головой в плечо и прорычал:


- Руар-ри, Муашик!


Синар, тихонько поскуливая, облизал Васину лицо шершавым влажным язычком.


- Не скучай без меня, Синар, - Илья сглотнул комок в горле и почесал волчонка за ушами. – Твой Муашик скоро прилетит сюда с друзьями, и вы споёте нам, что и как делать. Похоже, пауки-рамахи для многого пригодятся. Даю слово: вы будете, как и прежде, свободно петь песни в лесной чаще!


…Васин летел к большому кораблю, за тридевять небес, напевая песенку про непоседу-мячика. Двигатели работали отлично, скафандр был прочнее прочного. У этой планеты земного типа есть огромный потенциал!..


16.


- Ампар, Муашик вернётся?


- Вернётся, сынок. Он почти как мы. Ткач прядёт свою пряжу, певец поёт свою песню. Так пел великий вождь наших стай, Анхар, в песне «Сказании о трудах», на заре наших веков.


- Отец, скажи: Муашик - ткач или певец?


- Он и ткач, и певец, Синар. Поэтому он вернётся, и не один. Вместе мы укротим рамахов.


- Но мы не убьём всех ткачей? Они важны!


- Ты прав. И ткачи, и певцы важны в нашем мире. Мы не убьём всех рамахов. И никому не позволим этого сделать! Мы будем петь друзьям Муашика. Надеюсь, они нас поймут, чтобы не стать безымянной едой.


- Стая будет петь песню Муашика и ждать его, отец?


- Да, сынок. Думаю, Муашик вернётся прежде, чем мы с тобой уйдём в вечную ночь. А теперь идём. Пора добыть хорошую еду!




© Copyright: Светлана Догаева, 2023
Свидетельство о публикации №223032601161

 

[Skitalets]

Прошу прощения за опечатку. )) Можно перезагрузить страницу.

Предпочитаю оригинал)

 

[Степлер]

Пятый Угол​

Светлана Догаева


1.


Антошка тихо сидел в своей комнате и слушал, как за стеной ссорятся мама и папа.


- Ищи себе пятый угол, всё, с меня хватит! – это крикнула мама папе.


- И найду! – ответил папа. – Мне тоже всё это надоело!


«Это у них кризис», - по-взрослому подумал Антошка о взаимных попрёках родителей. Мол, жизнь сейчас тяжёлая, работа у всех трудная, денег на всё на свете никому не хватает… и оба друг друга ругают.


А кто от кризисов в семье больше всего страдает? Ребёнок, конечно! Даже если этому ребёнку уже двенадцать лет и он считает себя почти взрослым.


«Ни за что не стану таким, как они. Или просто не женюсь. Найду себе этот пятый угол и буду там один сидеть, лишь бы на меня никто так не кричал!» – Антон сморгнул с глаз что-то солёное, шмыгнул носом и утёр его рукавом, что строго запрещалось обоими его родителями.


- Нет, я не стану реветь! – прошептал он.


А кстати, что это такое – пятый угол, и где он может быть? В комнатах-то всего по четыре стены, в любых, хоть в их квартире, хоть в сказочном дворце. И в кухне тоже. Может, это что-то тайное? Тайный проход, например, в другое измерение?! Или в другие миры, получше, чем этот, где люди обижают друг друга?


Антошка взбодрился было и прекратил шмыгать носом, но вдруг вздохнул и по-взрослому покачал головой.


Он до сих пор верит в сказочки? А что – взрослые в них разве не верят? Ещё как верят! Иначе зачем взрослые писатели сказки пишут, фантастику и фэнтези сочиняют? Ради денег, да?


А вот и нет! Не только из-за денег. Деньги можно и по-другому зарабатывать, профессий разных на свете – целый миллион, а то и больше! Или просто писать скучные взрослые книги, где не бывает никаких приключений, а только длинные нудные рассуждения о том, что такое хорошо и что такое плохо.


А взрослые и так знают, что хорошо, а что плохо, даже те, кто вообще никаких книг не пишет. В голове у себя – знают. Но продолжают говорить друг другу обидные слова, ссориться, плакать, иногда и разводиться. И искать потом эти пятые углы.


Взрослые сочиняют сказки, потому что сами тоже хотят в них верить. Начинают верить – начинают сочинять. Или наоборот: начиняют сочинять – и начиняют верить! А в их сказки потом верят и другие люди.


Ладно, хватит фигнёй страдать попусту. Вот он возьмёт и найдёт для себя хороший пятый угол! Исчезнет отсюда через какой-нибудь тайный проход, а родители пусть ругаются дальше. Хотя, конечно, лучше бы они помирились. Но пятый угол Антон всё равно для себя найдёт, он так решил.


Где же этот угол может быть?..


2.


- Загляни под кровать!.. – вдруг услышал Антошка чьи-то тихие голоса.


- Кто это? Я сошёл с ума и сам с собой разговариваю? – прошептал он.


- Это мы с тобой говорим, - отчётливо услышал он. – Под кровать посмотри!


Антон лёг на живот и приподнял край покрывала.


Пыли под кроватью почти не было, мама вчера убирала квартиру. В самом дальнем углу – может, как раз в пятом? – стояла коробка со старыми игрушками. Антон в них уже давно не играл и почти позабыл о них.


Он вытащил коробку из-под кровати и присвистнул. В ней оказались настоящие сокровища!


Заяц Тёпик в красной рубашке и синих шортах, космонавт Шторм в скафандре и с антенной на шлеме, большие и маленькие модели автомобилей разных марок. И поющий световой меч, ярко-оранжевый, с рукояткой в виде фигурки Супермена в синем костюме с красным знаком на груди. Стоило сдвинуть кнопку на поясе Супермена, и меч начинал громко выпевать мелодию из трёх нот, не хуже, чем сирена полицейской машины, а пластиковое лезвие меча освещалось изнутри стайкой бегущих огоньков.


Игрушки немного запылились, Антону стало их жалко и неловко из-за того, что он их так забросил. Был бы у него младший брат или сестра, он бы их получше берёг, а потом подарил бы, ему или ей.


- Тебе не стыдно? – укоризненно спросил Антошку заяц Тёпик. – Зачем ты снял меня в прошлом году с подоконника, где я всегда сидел и смотрел в окно? Лучшего друга Лёшки испугался, думал, он тебя засмеёт из-за меня?


- Ага, - смутился Антон. – Лёшка – аккуратист, все свои игрушки в коробках держит. У него, правда, Фиксики к столу приклеены, но они же совсем маленькие…


- Много ты понимаешь, - фыркнул космонавт Шторм и качнул антенной на шлеме. – Лёшка твой на ночь сажает на окошко в своей комнате любимую обезьянку Пампу! А по утрам он прячет Пампу в шкаф, думает, что ты будешь над ним смеяться, когда после школы к нему придёшь.


- Откуда вы знаете? – изумился Антон.


- Знаем, и всё. Игрушки всегда всё друг о друге знают, - ответил поющий меч. Точнее, это сказал Супермен, рукоять меча.


- У игрушек есть тайное братство?! – восхитился Антошка.


– Нечто вроде, - меч мигнул огоньками. - А меня ты зачем в ящик запихнул? Ещё в прошлом году играл в Звёздные войны со своим Лёшкой, и он страшно тебе завидовал, у него-то такого меча нет! У него простая круглая длинная трубка с диодами, как обычная лампа дневного света, из киоска «Роспечати». А я не просто световой, а поющий Супермеч!


- Ну, извините… - прошептал Антошка. – Я не хотел… то есть, я не думал…


- Ладно, прощаем, - сказал Тёпик.


Машинки хором бибикнули, Супермеч ярко засветился, космонавт Шторм взмахнул пластиковой рукой с зажатым в ней бластером.


– Так ты пятый угол ищешь? – спросил Супермеч.


- Ищу, - кивнул Антошка. – Надоело слушать, как родители ругаются, хочу в другое место!


- Испытаний не боишься? Приключений, сражений, инопланетян, сказочных чудовищ? – спросил Тёпик.


-Не боюсь, - твёрдо ответил Антон.


- Тогда возьми меня в руки, - велел Супермеч. – На кнопку не нажимай, я и сам умею светиться. Смотри…


- Куда?! – прошептал Антон, взяв меч.


- Вон туда, – заяц Тёпик указал лапой в самый дальний и самый тёмный угол комнаты, куда не доставал свет настольной лампы.


- Там же просто стена… - пробормотал Антошка.


- А ты начерти на ней Супермечом дверь, - подсказал Шторм.


- И… и куда же я попаду через неё? – в животе у Антона вдруг стало холодно и как-то пусто, хотя за обедом он съел всё, что мама приготовила, даже добавки попросил.


- Куда и хотел: в Пятый Угол! – торжественно, выделив голосом заглавные буквы, объявил Тёпик.


- А… а туда можно вот так, без скафандра? – спросил Антон.


- Хочешь скафандр? Бери мой! В моём космическом корабле есть запасной, - сказал Шторм.


- А бластер свой дашь? – спросил Антошка.


- Бластер тебе не пригодится, - ответил Шторм. – Супермеч – универсальное оружие!


Фигурка космонавта вдруг мгновенно увеличилась в размерах, Антон только рот разинул от изумления! Шторм снял скафандр и подмигнул мальчику.


Антон положил меч на кровать. Влез в скафандр, застегнул молнию, надел шлем, проверил антенну. Она тихо попискивала, принимая сигналы, идущие… неизвестно откуда.


- Спасибо, Шторм! А вы все со мной пойдёте? – Антон вновь взял Супермеч и крепко сжал его в руках.


- С тобой туда отправится Супермеч, а мы будем тайно тебе помогать, - сказал Тёпик и похлопал мальчика по руке мягкой лапой. - Раз ты опять начал с нами разговаривать, ты нас и из Пятого Угла услышишь. А если тебе будет очень трудно, мы, конечно, придём на выручку. Начерти дверь, иди вперёд и ничего не бойся!


Антошка прерывисто вздохнул, прищурился и медленно вывел остриём Супермеча прямоугольник на стене. Немножко коряво получилось, но линии сразу засветились изнутри, вначале слабо, потом сильнее, ярко разгораясь и блестя. Послышался лёгкий скрип, и дверь медленно приоткрылась... Сигналы от антенны застрочили дробной морзянкой во встроенных наушниках шлема.


Антошка перехватил меч поудобнее, переступил через светящийся порожек и отправился в неизведанное - в Пятый Угол.


3.


- Я не знаю, куда мой сын пропал! – мама перевела дыхание и закричала в трубку: - Я знаю только одно: дома его нет, а уже десятый час вечера! Он пришёл из школы, как обычно, в половине третьего, пообедал и ушёл к себе, делать уроки!


- И после обеда вы его не видели? – спросил дежурный отделения полиции. – Он не ужинал с вами?


- Нет! – выкрикнула мама. – Мы… мы с мужем обсуждали важные вопросы и к сыну не заходили. Мы… ждали его к ужину, но он сидел у себя, а мы… разговаривали… и ужин запоздал.


Она искоса взглянула на мужа. Тот молча стоял рядом, сжимая и разжимая кулаки, и этот бессильный жест безумно маму раздражал.


- Вы с мужем, случайно, не ссорились, не ругались? – спросил дежурный. – Знаете, дети иногда убегают из дома, когда родители конфликтуют.


- Мы не… он не убегал, его куртка и кроссовки в прихожей! Что?.. – переспросила мама.


- Дай-ка мне телефон, - папа тяжело шагнул вперёд, вытянув руку.


- На! Сам ему всё объясняй! – мама сунула папе трубку, упала на пуфик под вешалкой и расплакалась.


- Вы слушаете? – спросил папа дежурного. – Да, мы с женой ссорились. Да, сын мог нас услышать. Нет, я не думаю, что он убежал. То есть, я не знаю… Его верхняя одежда на месте. Нет, его друзья живут на других улицах, не в нашем доме… Нет, он умный мальчик и не побежал бы к приятелям поздним осенним вечером без куртки и в одних тапочках. Да, я уверен! Я же сказал, что уверен! Да, мы его друзьям позвонили, Антона ни у кого из них в гостях нет! Да, мы осмотрели всю квартиру, неужели вы думаете, что мы в особняке или во дворце живём?! У нас обычная «двушка», и спрятаться тут негде! Да, даже ребёнку!


- Дай сюда! – мама вскочила на ноги, вырвала у папы трубку и закричала в неё: - Он просто исчез, испарился, вы понимаете?! Вы собираетесь что-то делать, искать нашего сына, или так и будете по сто раз спрашивать одно и то же?! – она с минуту слушала ответ полицейского, потом отбросила трубку на пуфик, та соскользнула и упала на пол.


- Что? – глухо спросил папа.


- Приедет от них кто-то, мы заявление напишем, а искать только через двадцать четыре часа начнут! - мама залилась слезами. – А всё… а всё ты… я… ты…


- Не я, и не ты, а мы оба, - папа поднял трубку и воткнул её в гнездо «базы». – Мы с тобой. Это из-за нас обоих Антошка сбежал.


- Думаешь, всё-таки сбежал? – всхлипнула мама.


- А ты думаешь – он в невидимку превратился или сквозь стену ушёл?! – выкрикнул папа и тут же сбавил тон: - Прости… Значит, кто-нибудь приедет? Хорошо, что не велели нам самим ехать в участок… Надо будет фотографию Антона полицейскому дать. Где альбом?


- На второй полке в книжном шкафу. Но на последнем снимке ему всего одиннадцать… Господи, что же это такое, почему наша жизнь такой гадкой стала?.. – мама побрела в комнату за альбомом.


Папа догнал жену и обнял её за плечи.


- Прости меня, - одновременно сказали они друг другу.


4.


Антошка сощурился, таким ярким оказался свет в неизвестном пространстве.


В прежнем мире, привычном и обыденном, за этой стеной его комнаты находилась кухня соседки по площадке, Анны Петровны, кинолога. Она смешно себя называла: «Собачья начальница». Воспитанные и обученные ею собаки даже в кино снимались! В фильмах о пограничниках и в нескольких частях сериала «Супер-Мухины».


А сейчас Антон попал в ярко освещённый то ли тоннель, то ли коридор, то ли подземный переход. И куда же ведёт этот переход? Встретит ли он врагов, которых обязательно надо победить?


Свет становился мягче, слабел, вокруг Антона постепенно сгущался полумрак, переходивший в сумрак. Супермеч засветился, разгораясь всё сильнее, словно превратился в волшебный факел.


- Приём, приём! – прошептал Антошка. – Тёпик, Шторм, вы меня слышите?


- Слышим, - отозвался Тёпик сквозь попискивание и потрескивание в наушниках шлема. – Что ты видишь?


- Пока ничего, - ответил Антон. – Длинный коридор, и я… иду по нему. Ничего не происходит, я никого не встретил.


- Будь осторожен! - взволнованным голосом предупредил Шторм.


- Буду, - прошептал Антошка. – Ой! Я вижу дверь!


- Табличка с надписью на ней есть? – быстро спросил Тёпик.


- Кажется, есть… Да! На табличке написано: «Посторонним вход воспрещён!». По-русски. Странно… И ещё там что-то нарисовано, под надписью, - прошептал Антошка.


- Что нарисовано, что?! – хором спросили Шторм и Тёпик.


- Похоже… похоже, дракон! - Антон перевёл дух и неуверенно спросил: - Мне надо открыть дверь и войти туда?


- Сам решай… - тихо ответили Шторм и Тёпик сквозь усилившийся треск наушников.


Антон задумался. Входить или не входить? «Посторонним вход воспрещён!» - так написано на табличке. Значит, туда нельзя?


Но, с другой стороны… раз уж он вообще попал через нарисованную Супермечом дверь в этот таинственный коридор-тоннель-переход, то какой же он тогда посторонний?


- Приём, я вхожу! – объявил он друзьям-игрушкам и нажал на ручку двери.


5.


Комната за дверью была пуста. И оказалась она такой необычной, что Антон даже слегка растерялся.


Часть комнаты словно повторяла кусочек кухни Анны Петровны. Антошка узнал большой старинный буфет соседки по площадке, из тёмного полированного дерева, со множеством ящичков и застеклённых дверок. Рядом с буфетом, в углу, располагались три собачьих подстилки и стояли миски её питомцев, наполненные сухим кормом и водой.


А вот в другом углу… Антошка сморгнул несколько раз. Нет, ему не чудится!


Или это стол, словно сросшийся со стулом, или фиг поймёшь - что!


Клубки багрово-чёрных корней, спилов и срезов мощных стволов дерева неизвестной Антону породы, переплетаясь и словно растекаясь в пространстве, образовывали сложное сооружение. Ни просто столом, ни просто стулом эту корявую, зловещую, но по-своему прекрасную махину никак нельзя было назвать.


- Лежбище… - прошептал Антон внезапно вспомнившееся слово, вычитанное им в какой-то сказке-фэнтези. – Это лежбище дракона! Его логово… Но почему в кухне Анны Петровны? Разные пространства перепутались?..


- Чем могу служить? – вдруг спросил кто-то у него за спиной.


Антон так и подпрыгнул на месте, будто ошпаренный, резко развернулся и беспорядочно замахал Супермечом, щурясь и пытаясь разглядеть через запотевшее изнутри стекло шлема неизвестного врага.


- Молодой челове-ек! – укоризненно протянул маленький толстячок в лоснящемся дешёвом костюмчике, неизвестно каким образом появившийся в странной кухне соседки, которая больше не была просто кухней. – Что с вами такое? Уберите это! – толстячок скорчил гримасу и одним толстеньким пальцем отвёл от своего лица мерцающее лезвие Супермеча.


- А… Я… Из-звините, - заикнулся Антон. - Вы… кто?!


- А вы кто, юноша? – толстячок оглядел Антона с головы до ног. – Приёмные часы закончились!


- Приёмные часы? – глупо переспросил Антошка.


- Вы табличку на двери видели? – толстячок прошёл к пугающему древесному сооружению, ловко вскарабкался на него и уселся за самым большим плоским спилом. Поёрзал и устроился в удобной ямке, в углублении из переплетённых корней, словно директор какой-нибудь фирмы в офисном кресле.


- Видел. Там написано: «Посторонним вход воспрещён!» - ответил Антон. – Но о часах приёма там ничего не написано, там нарисован… извините… дракон!


- Не за что извиняться, не за что, - человечек в лоснящемся костюме рассмеялся мелким дробным смешком. – Что ж, раз вы смогли сюда войти, значит… такие дела!


- Какие дела? – Антон насторожился.


Толстячок на миг прикрыл глаза, а когда открыл их и уставился на мальчика, Антон заметил, что глаза у странного дяденьки – острые, золотистые, да ещё и с вертикальными зрачками! Как у кошки. У очень большой и крайне опасной кошки.


- Какие дела-то? – человечек в лоснящемся костюме сочно причмокнул губами. – А каких вы сами захотите! У вас, юноша, как я вижу, в руке имеется меч?


- Имеется, - подтвердил Антон, взглянув на Супермеч.


Огоньки бегали по лезвию в сложном ритме, словно Супермеч пытался что-то Антону показать… или подсказать.


- Стало быть, вы пришли сюда, чтобы сразиться… с кем придётся? – толстячок хихикнул. – Вы, стало быть, рыцарь? Как вас зовут, молодой человек, позвольте спросить?


- Антон. То есть, Антон Владимирович.


- А фамилия ваша? – толстячок сладенько прижмурился, и это очень Антошке не понравилось.


- А ваша фамилия… гражданин? – стараясь придать своему голосу взрослую суровость, спросил Антон.


- Берёте быка – да сразу за рога?! – восхищённо воскликнул толстяк, и это Антону тоже резко не понравилось.


От тона взрослого дядьки в лоснящемся костюмчике разило дешёвой театральщиной, как говорили прежде, на целую версту.


Короче – толстячок над Антошкой издевался!


- Вы не бык, - тихо вымолвил Антон и откинул запотевший изнутри шлем скафандра. Шлем мягко стукнул его по спине. – Вы, я так думаю, дракон… в человеческом облике. И я требую… - Антошка облизал губы и поднял, нет – воздел свой Супермеч! – Я, рыцарь Антон, требую: дракон, назови своё настоящее имя!


- Аш-шшш-ррр! – громовым раскатом пронесся яростный рык толстячка…


…И раздался этот дикий скрежещущий вопль не под потолком бывшей кухни Анны Петровны, а под сводами глубокой пещеры! Всё прежнее вдруг куда-то из этой «не-кухни» исчезло – старинный буфет, собачьи подстилки, миски…


– Ка-ак ты-ы сме-еш-шшь, мальчиш-ш-шка?! - взревел человечек в старом костюме.


- Смею! – Антошка взмахнул Супермечом. – Смею и требую! Имя, дракон! Назови своё имя!


- Ррр-рр-рашшш-ххх!..


Толстячок преобразился, стремительно и страшно.


Громадные жёлтые глаза сказочного чудовища яростно засверкали с чешуйчатой плоской морды. С огромных острых клыков, ощерившихся в жутком оскале, закапала густая жёлто-зелёная голодная слюна. Пухлые ручки вытянулись в мощные лапы, чёрные корявые когти потянулись к горлу Антона. Золотые искрящиеся крылья развернулись волшебным веером, по лицу мальчика ударил сильный порыв ветра. Длинный хвост, толстый, как полено, с острым двузубцем на конце, неистово заколотил по земляному полу пещеры, вздымая клубы вонючей сухой пыли. Из пасти дракона вырвался жгучий лепесток яркого пламени, из ноздрей повалил дым…


Лежбище дракона корчилось и корёжилось, изменяясь на глазах. Ожившие корни бешено извивались, по чёрно-багровым спилам и срезам могучего дерева, притворявшегося столом и креслом, потекли густые тёмные потоки выпитой драконом крови отважных рыцарей, бившихся с ним века и века тому назад.


Тем рыцарям явно не повезло, дракон их убил… но у них не было Супермеча! А у Антона – вот он, в руке!


Антошка взмахнул Супермечом, пластиковое светящееся лезвие взвыло громкой резкой мелодией из трёх простых нот и отсекло сразу три корня, жадно протянувшихся к мальчику.


- Назови… своё… имя!.. – в третий раз выкрикнул Антон, обрубил Супермечом ещё несколько мерзких корней, уворачиваясь от фонтанов брызнувшей из обрубков крови, и…


И ткнул страшилище завывающим пластиковым Супермечом прямо в сердце!


Что-то вдруг будто взорвалось: громкий резкий звук ударил Антона по барабанным перепонкам, сверху посыпались искры, словно над головой Антона лопнули сразу сто перегоревших лампочек. Он зажмурился и затряс головой, быстро провёл левой рукой по макушке – нет, волосы не загорелись, их даже не опалило.


- Оооо-би-ида-а!.. – содрогнувшись всем своим огромным телом, взвыл дракон. – Моё имя-а – Оби-ида-а!..


6.


Маленький пожилой человечек в старом лоснящемся костюмичке съёжился и затих. Он сидел за обычным конторским жёлтеньким столом с исцарапанной столешницей и двумя выдвижными ящиками.


Никаких корней, спилов и срезов чудовищного дерева, никаких потоков крови и прочей жути.


И сам дракон, и его лежбище вновь изменились.


Все действующие лица этой странной истории вернулись в почти обычное человеческое помещение, напоминавшее кухню кинолога Анны Петровны. Возвратились в «не-кухню».


Буфет тёмного дерева – на месте. Подстилки и миски для собак – тоже на своих местах.


У толстячка не сверкало ни единой чешуйки на костюмчике, не говоря уже о языках пламени изо рта и дыме из ноздрей.


Нахохлившись, как воробей, дракон исподлобья смотрел на Антона и молчал.


- Обида… - проговорил Антон и опустил Супермеч.


- Молодчина! – из наушников откинутого за спину шлема до Антошки донеслись голоса Тёпика и Шторма.


- Обида, - ворчливо подтвердил толстячок. – Ну, узнал ты моё имя, рыцарь Антон! И что? Чем тебе это поможет?


Антошка повернул голову вправо, влево, ещё раз огляделся вокруг...



Да, это опять "не-кухня". Конторский обшарпанный стол и толстячок, скорчившийся за столом, по-прежнему не вписывались в интерьер, знакомый Антону не хуже меблировки в квартире его родителей. Как и два стульчика у стола, шатких и хлипких, на тонких ножках. Но, по крайней мере, это хотя бы не пещера, уже как-то спокойнее, решил мальчик.



Дракон сидел на одном из стульчиков за столом, а Антон каким-то непонятным образом оказался сидящим на другом стуле, перед столом. Как будто он был посетителем в запущенной приёмной чиновника самой мелкой руки.


- Ты сам себе такое имя выбрал? – спросил Антошка.


- Нет, - проворчал толстячок. – Меня так родители назвали. Ой, бедные мои мама и папа… их один коварный рыцарь убил, сделал меня сиротой-сиротинушкой… - по пухлой щеке человечка в старом костюме скатилась мутная слезинка, он жалобно захныкал.


- Вот этого не надо! – сурово приказал дракону Антон. – Ты не обманешь меня больше, Обида.


Толстячок дёрнулся, поёрзал на стуле и покорно сложил пухлые ручки на столе.


- Почему же тебя так назвали? Родители тебя не любили? – спросил Антон.


Ему стало жарко, и он решился – снял скафандр Шторма. Свернул в плотный комок и положил на колени.


- Назвали, и назвали, - дракон в облике толстячка шмыгнул коротеньким носом. – Я-то откуда знаю?! Я не психотерапевт! Они назвали, а я всю жизнь мучайся! Носи обидное имя, торчи тут, в Пятом Углу… где никого по сто лет не бывает!..


- Стоп! – приказал Антон, и толстячок утёр нос рукавом. – А скажи-ка мне… Ты же теперь на все мои вопросы обязан отвечать честно?


- Слушаю, - покорно отозвался Обида. - Обязан, да. Ты меня победил, спрашивай.


- Ты хотел бы себе какое-нибудь другое имя, посимпатичнее?


Дракон поднял голову и уставился в глаза Антону жалобными желтоватыми глазками, часто-часто моргая. Вертикальные зрачки прыгали, вытягивались, сокращались, расширялись и кривились в радужках, словно то и дело превращались из восклицательных знаков - в вопросительные и обратно - в восклицательные.


- Другое имя? – недоверчиво спросил Обида. – Это… это как же так?


- Да вот так! – Антон машинально вскинул Супермеч и рубанул им по воздуху, отчего толстячок нервно дёрнулся и по-драконьи зашипел сквозь зубы. - У нас, у людей, сейчас можно имя сменить и новый паспорт получить! Ты не знал?


- Так то - у вас, - проворчал человечек. – А у нас, у драконов, такое не принято. Не помню, чтобы кто-то из нашего племени сам имя своё мог сменить! И паспортов у нас не имеется, незачем нам всякие глупые человеческие бумажки.


- Но ты бы – хотел? Что за имя у тебя, в самом деле… Обидное какое-то! – Антон отчего-то решил докопаться до дракона, хотя и самому себе вряд ли бы объяснил, зачем он это делает и для чего ему это вообще нужно. – Сколько тебе лет, ответь?


- Три тысячи пятьсот шестнадцать лет, пять месяцев, восемнадцать дней, девять часов и восемь минут, - ответил Обида.


- Ничего себе! - поразился Антон. – Три тысячи пятьсот шестнадцать лет с почти... почти с половиной?!


- И что? – с вызовом отозвался Обида. – Скажешь, я уже старый? Да мы в тысячу раз дольше людей живём! Мы, считай, вообще почти бессмертные! Рыцарь Антон, и ты скажи мне… если я имею право тебя спрашивать, конечно…


- Спрашивай, но без подколок, - предупредил дракона Антон.


- Ты, Антон Владимирович, Саймака читал?


- Клиффорда? – уточнил Антон, хотя - что тут было уточнять-то.


- Клиффорда, само собой, - кивнул дракон, и в его жалобно сощуренных глазках вспыхнуло оранжевое пламя.


- Нет, - честно признался Антон. – Только слышал, как старшеклассники о нём друг другу рассказывали. А родители говорят, что мне ещё рано, что даже «Заповедник гоблинов» - страшная повесть.


- Ничего и не страшная! – возмутился Обида. – Хотя, может, ты до этой повести ещё и в самом деле не дорос… - еле заметно ухмыльнувшись, прошипел толстячок.


- А это не тебе решать, - нахмурился Антон. - Подрасту - прочитаю! Я тебя о чём спрашивал, Обида? Не переводи разговор!


Дракон вздохнул и отвёл в сторону погасшие глаза:


- Ты спрашивал, рыцарь Антон: хочу ли я выбрать себе другое имя? Ну, хочу, хочу, давно уже! И что? У меня нет на это права! Что ты ко мне прицепился, в самом деле?! Как назвали – тем и стал, так и живу! Нам так на роду написано!


- А кто имеет право дать тебе другое имя и переписать твою будущую биографию? – прямо спросил толстячка Антон. – Ты же ещё тысяч десять лет проживёшь, а то и больше, а с таким именем жить – только мучиться! Тем более, если вы почти бессмертные, как ты сказал.


- Я сижу тут и жду, когда ты меня пронзишь своим игрушечным мечом, а ты меня о какой-то ерунде спрашиваешь! – возмутился дракон. – Ты зачем меня мучаешь, рыцарь Антон? Победил, так убей, и побыстрее, пожалуйста! Издеваешься только! – толстячок оскалился и зашипел сквозь зубы.


- Не издеваюсь, я серьёзно! – Антон тоже вскипел и взмахнул Супермечом. – Не дёргайся, что ты такой нервный? Отвечай, дракон Обида: кто может дать тебе другое имя?


- Ты, - буркнул дракон и уставился в столешницу.


- Я?! – изумился Антошка.


- А кто же ещё? Ты ведь меня победил! Пластиковым мечом… что скажет моя троюродная тётя… позор какой… завился вдруг мальчишка с игрушечным оружием и заставил меня назвать ему моё имя… кошмар! – забубнил толстячок, с опаской косясь на Супермеч. – Никакой жалости в сердце этого рыцаря нет, сидит тут передо мной, не разит меня насмерть, пристаёт с дурацкими вопросами…


- Тихо! – приказал Антон.


Толстячок умолк, вытащил из кармана пиджачка смятую пачку сигарет, достал зажигалку, прикурил и выпустил изо рта струйку дыма.


- Курить бы бросил, вредно это, - машинально заметил Антон, хмурясь и пытаясь сообразить что-то очень, очень важное.


- Я не курю, - дракон ухмыльнулся и выпустил большой клуб дыма. – Оно само. У меня внутри! Сигаретка – это просто декорация. Для вас, для людей.


- Погоди, погоди... Вот что, дракон Обида… - Антон глубоко вздохнул, встал с шаткого конторского стульчика, поднял обеими руками Супермеч и торжественно объявил: - Я, рыцарь Антон, называю… нет, я нарекаю тебя, дракон… то есть, - о! О дракон!.. Именем – Друг! Вот! – и он легонько прикоснулся Супермечом к плечу толстячка в старом костюме.


- Ура! – услышал он голоса Шторма и Тёпика из наушников шлема.


И тут всё это странное пространство «не-кухни» внезапно заволокло густыми клубами чёрного дыма…


7.


Когда Антон проморгался, дым уже почти рассеялся.


И это помещение уже не было пещерой! И «не-кухней» оно тоже быть перестало.


Антон сидел на полу в кухне кинолога Анны Петровны, широко раскинув ноги, сжимая в одной руке Супермеч, а другой обнимая Варга, овчарку соседки-кинолога. Панг и Ланг, щенки от Варга из последнего помёта, сопели Антону в уши: Панг – в правое, Ланг – в левое.


- Варг, Панг, Ланг! – «железным» голосом скомандовала Анна Петровна.


Собаки послушно отошли в угол и улеглись на свои подстилки, свесив языки из пастей и дружелюбно косясь на Антона.


- Тебе лучше? – с беспокойством спросила Анна Петровна, протягивая Антошке стакан с водой.


- То есть? – прохрипел Антон и завозился на полу, пытаясь встать на ноги.


- То и есть, - Анна Петровна покачала головой и помогла Антону подняться с пола. – Появился ты вдруг у меня в кухне… наверное, я входную дверь не заперла… Да-с. Оказался ты здесь, весь такой… гм… обиженный и расстроенный. Сказал, что родители твои поссорились. Только я печенье из духовки достала, как ты, парень, вдруг на пол - бряк!


- Бряк? Я?! – Антон чуть было не обиделся, но тут ему кое-что вспомнилось, и он прикусил губу.


Кто был драконом в его видениях – если это были видения! - раз на самом деле, в этом привычном обычном мире, он вдруг брякнулся на пол в кухне соседки? Или Анна Петровна – и есть дракон?! Да ну… Ерунда какая!


Такого не бывает.


Или?..


А даже если и бывает, если всё так – дракона-то он победил! Это – главное. Ну и всё! Или… или не всё?


«Или-шмыли! Потом разберусь, когда родители помирятся, - решил Антон. – Когда они ругаются, они сами – хуже драконов…»


- Так кто бряк – я? – вновь спросил Антон.


- Ты, ты, - «собачья начальница» усадила Антона в мягкое кресло, стоявшее в её кухне рядом со старинным буфетом чёрного дерева, и опустилась на второе такое же кресло напротив гостя.


- Бряк… так… - пробормотал Антошка.


– Может, тебе от дыма плохо стало? - озабоченно спросила соседка. - В последнее время моя духовка стала дымить, газовщика пора вызывать, плиту чистить… Да ты сиди, сиди! – она положила Антону руку на плечо. – Парень, ты хоть сказал своим, что ко мне в гости отправился?


- Не… не сказал, - прошептал Антон, сжимая в руках Супермеч. – Я… не туда попал…


- В смысле? – Анна Петровна вскинула густые чёрные брови.


Антон не помнил точно, как такие брови - чёрные, густые, широкие, - называются. То ли соболиные, то ли соколиные…


Нет, соколиные – это очи. То есть, глаза. И у Анны Петровны глаза зелёные, а не жёлтые, как у дракона. К тому же, наконец сообразил он, дракон-то был дядькой, а Анна Петровна – женщина!


– А куда же ты хотел попасть? – с интересом спросила Анна Петровна. - И что это у тебя под мышкой такое? Костюм? Для чего? Ишь, с полосками фольги, и со шлемом, интересный… Сам сделал?


- Скафандр… маскарадный костюм… это мы в школе… - Антон прикрыл глаза.


- Так куда ты хотел попасть, Антон? – повторила соседка.


- Да так, в одно место, - уклончиво ответил Антон.


«Собачья начальница» молча смотрела на него, явно ожидая внятного и честного ответа. Антошка замялся, заёрзал в кресле, но соседка продолжала пристально его разглядывать и, похоже, прикидывала - не сошёл ли он с ума?


- А вы смеяться надо мной не будете? – решился Антон.


- Хм… там посмотрим, - Анна Петровна улыбнулась краешком губ. – Ты рассказывай, рассказывай.


Антон перевёл дух, на миг крепко зажмурился, распахнул глаза и выпалил:


- Я хотел найти Пятый Угол! И вот что произошло… - и он всё-всё рассказал, быстро, перескакивая с одного на другое, втайне боясь, что Анна Петровна послушает-послушает, да и вызовет для него санитаров в белых халатах.


Соседка слушала невероятную историю о драконе в её кухне, которая вдруг сперва стала «не-кухней», а потом и вовсе – пещерой, сурово сдвинув чёрные брови, и лицо её было очень серьёзным. Таким серьёзным, что, договорив до конца, Антошка испугался ещё больше. Пожалуй, она не санитаров из психушки вызовет, а своими руками свяжет его по рукам и ногам собачьими поводками и отвезёт в «дурку» - лично!


- Значит, ничего не закончилось… - пробормотала Анна Петровна, когда Антон умолк, запыхавшись и закашлявшись. – Опять Пятый Угол активировался. Люди, люди, что ж вы за люди?..


-Что?! – еле вымолвил Антошка. – Что вы сказали, Анна Петровна?!


- Я сказала, что ничего не закончилось, - отчётливо повторила соседка. – Ты не ослышался.


- Вы… вы мне поверили?! – Антон так поразился, что у него сам собою широко раскрылся рот, и он крайне невежливо уставился на «собачью начальницу» во все глаза. – Вы знаете про Пятый Угол?!


- Более чем достаточно, - Анна Петровна встала с кресла, прошлась по кухне, бесцельно дотрагиваясь то до плиты, то до раковины, то до подоконника. – И верю тебе, и про Пятый Угол знаю. Нехорошее это место.


- Ваша кухня – волшебная? Заколдованная?! У вас тут, в вашей кухне, этот самый Пятый Угол?! Значит, вы…– замирая, пролепетал Антон.


- Всё на свете – волшебное, - рассеянно отозвалась соседка, как будто произнесла самые обычные слова на свете. – Просто мало кому дано видеть это волшебство и попадать в заколдованные места. Особенно – в такие, как Пятый Угол. Это, Антон, иносказание. Игра слов. Не понимаешь? Вырастешь – поймёшь, хотя лучше бы не надо… Взрослые о нём знают, и у каждого Пятый Угол – свой. И все они – крайне плохие места. Тебе удалось туда попасть. Из-за чрезвычайной ситуации… Пардон, ты хотел меня о чём-то спросить?


- Вы – волшебница, колдунья? Или ведьма? А вы… злая или добрая? – раз уж он, похоже, и правда сошёл с ума, решил Антон, и слышит от взрослого человека такие невообразимые слова, значит, может и об этом соседку спросить, и пусть потом их обоих отвезут в сумасшедший дом! – И что это за чрезвычайная ситуация? – спохватился он.


- Я – обычный человек, как и ты, - ответила Анна Петровна. – Чрезвычайная ситуация – это ссора твоих родителей, их обиды друг на друга и твоя обида на родителей и на их ссору. Вот скажи-ка мне: как ты думаешь, твои родители – они злые или добрые?


- Добрые, - не задумываясь ни на секунду, ответил Антон, но тут же засомневался: - Но сегодня, да и раньше, иногда... редко... случалось так, что они… ну, в общем…


- Сегодня они вели себя, как злые люди, так? – соседка вновь уселась в кресло напротив Антона.


- Угу, - буркнул он, опуская глаза. – Но при чём тут волшебство, при чём тут Пятый Угол, ваша кухня и дракон? Почему всё так перемешалось?


- Потому что волшебство – сложная штука, - улыбнулась соседка.


- Вы зря говорите со мной, как с маленьким! - нахмурился Антон. – Я понимаю, что волшебство, колдовство и всё такое прочее – штуки сложные и непонятные. Но я всё равно хочу разобраться! А раз вы про такие вещи знаете, и про Пятый Угол тоже знаете, раз вы сами верите, что всё на свете – волшебное… значит, вы – не обычный человек, как я и мои родители, а ведьма или колдунья, и можете мне это объяснить!


- Если ты – обычный человек, как же ты в тот коридор-тоннель-переход попал? – прищурилась соседка.


- Я же рассказывал! Тёпик и Шторм велели мне нарисовать Супермечом дверь на стене моей комнаты, и я… - вновь принялся рассказывать Антон.


- И ты нарисовал, - подхватила Анна Петровна. – Как ты думаешь, если бы ты просто играл и просто рисовал бы на стенах своей комнаты разные двери игрушечным мечом, пусть даже Супермечом… эти двери получились бы настоящими? Они бы открылись? И везде за ними были бы тоннели, коридоры или переходы – неизвестно куда? В так называемый Пятый Угол? Или сразу в несколько таких Пятых Углов? И в странных комнатах, или в чьих-то кухнях, которые «не-кухни», или в пещерах, - там обитали бы драконы, притворяющиеся пожилыми дяденьками в потёртых костюмах? Или злые колдуны, или кровожадные пришельцы, или ещё какие-нибудь чудища? А?


Антон ёрзал в кресле и молчал. Казалось, Анна Петровна пыталась донести до него какую-то очень простую мысль, но он никак не мог её ухватить.


- Так что же это получается… - Антошке показалось, что он что-то сообразил и наконец поймал эту простую и важную мысль за хвост. – Что это я…


- Ну-ну? – Анна Петровна шевельнула бровями.


- Что это я – волшебник?! Или колдун?! – у Антона перехватило дыхание. В который раз за этот странный вечер.


- А как ты сам думаешь? – подмигнула ему соседка.


- Это же… невозможно! - Антона прошибло жаром, он схватил стакан, стоявший на столике рядом с креслом, и жадно допил воду.


- Но ведь это - было? Было на самом деле, – Анна Петровна наклонилась к нему. – У тебя нет температуры, ты не болен и не бредишь, верно? Ты не собирался ко мне в гости, не звонил в мою дверь. Но каким-то непонятным образом ты появился в моей кухне, которая оказалась сначала «не-кухней», потом стала пещерой… то есть, совершенно другим местом. Неизвестно каким, непонятно – где, неясно – как и почему. Ты видел дракона по имени Обида, сразился с ним, победил чудовище и дал ему новое имя. Ведь так?


- Да… Но мне игрушки помогали! Я бы сам ничего… и никогда… но тогда… - Антошка запнулся.


- Дай-ка мне свой маскарадный скафандр, - вдруг велела соседка.


- З-зачем? – заикнулся Антон.


- Увидишь, - «собачья начальница» властным жестом протянула руку.


Окончательно обалдев, Антошка поднял с пола скафандр и подал его Анне Петровне. Соседка расправила скафандр в руках, слегка встряхнула, тронула шлем, и до Антона донеслось:


- Приём, приём! Антон, приём!


- Это Тёпик и Шторм – Антон выхватил скафандр из рук Анны Петровны и закричал в микрофон шлема: - Приём, это я! Вы меня слышите? Приём!


- Они тебя и без шлема слышат, - заметила Анна Петровна, встала, отошла к столу и нажала кнопку на электрическом чайнике. - Как и я - их.


- Слышим, приём! – отозвались Шторм и Тёпик.


- А… а без шлема – тоже слышите?! – замирая, пролепетал Антошка.


- И без шлема слышим, - басисто рассмеялся Шторм, а Тёпик хихикнул. – А ты сейчас где?


- У соседки, у Анны Петровны, - пробормотал Антон. – Она тоже вас слышит! И она говорит, что я – волшебник!


- Я не это сказала, - Анна Петровна налила в две чашки ароматный чай. – Я сказала другое: что всё на свете – волшебное! И что не всем дано попадать в заколдованные места. У тебя, Антон, это сегодня получилось, - соседка выделила голосом слово «сегодня» и поставила на столик чашки и большое расписное блюдо с печеньем.


- Сегодня получилось! – громко и отчётливо, словно игрушки были где-то рядом, прозвучали голоса Тёпика и Шторма. Прозвучали не из наушников, а так, будто Тёпик и Шторм были где-то в кухне Анны Петровны - невидимые.


- Сегодня, - повторил Антон. – Из-за чрезвычайной ситуации. И я попал в Пятый Угол, где живёт, то есть, жил дракон по имени Обида… В другом измерение очутился, с драконом Обидой сразился… ага… Я о таком даже ничего похожего не читал! Оно со мной реально случилось – само собой?


- Ну да, - соседка кивнула и отпила глоток чая. – Ты не дракона победил – ты победил свою обиду. А если родители не знают, куда ты пропал и как ко мне попал… а они не знают! – подчеркнула она, - то и свои обиды они сумеют победить.


- За меня испугаются? – спросил Антон. – Вот о таком я слышал, по телеку! Психолог какой-то трындел, то есть, говорил об этом.


- Скорее всего. Так и случится маленькое волшебство, одно из немногих, что ещё происходят в нашем мире... Угощайся, хоть духовка и дымит, печенье у меня сегодня получилось вкусное. Но газовщика я всё же вызову! – и Анна Петровна легонько хлопнула себя ладонью по коленке.


Антон потянулся к блюду с печеньем, и вдруг…


Варг, Панг и Ланг резко одновременно вскочили и хором пролаяли – три раза каждый.


Кто-то позвонил в дверь.


- Наверное, это твои родители, - Анна Петровна встала и шагнула в сторону прихожей.


- Вы же мне ничего не объяснили! – Антон вскочил с кресла. – То есть, объяснили, но мало!


- Ты уже и сам почти всё понял. Ну, ладно. Приходи завтра, только родителям скажи заранее, что я тебя пригласила в гости. Что сумею – расскажу. А уж ты сам разбирайся, тоже – как сумеешь, - и соседка вышла в прихожую.


8.


- Антон, ну как ты мог?! – всхлипывала мама.


- Ты поступил безответственно, - вторил маме папа. – Мы ведь уже в полицию позвонили! Человек оттуда должен приехать, и что мы ему теперь скажем, как всё это объясним? Мы должны будем уплатить штраф за ложный вызов! К соседке он пошёл, самостоятельный какой…


Анна Петровна, вошедшая в комнату Антона вместе с его родителями, молча смотрела на мальчика, приподняв густые смоляные брови.


- Я поступил? - тихо повторил Антон слова отца. – А вы как поступили? – уже громко, в полный голос, спросил он и прямо взглянул и на мать, и на отца. – Я ведь всё слышал! Мам, пап, вы так ругались, как будто совсем друг друга не любите! И меня… Не любите!


- Ну что ты, Тошка, - растерянно ответила мама и утёрла глаза.


Отец потупился и глухо пробормотал:


- Любим. И тебя, и друг друга.


- Докажите! – Антон вскочил со своей кровати, куда родители его усадили, и взмахнул Супермечом. – Да, докажите! Иначе с вами так и останется обида! И со мной – тоже!


Родители смущённо переглянулись. Анна Петровна вздохнула.


И тут вновь раздался звонок в дверь, но уже, конечно, в дверь квартиры Антона.


- Это полицейский! – испугалась мама.


- Погодите, - отец побежал в прихожую.


Щелчки, металлический скрежет…


А если к ним в квартиру сейчас ворвётся дракон?! Если волшебство продолжится, и будет оно очень злым?


Антон перехватил поудобнее Супермеч, отвёл руку чуть назад и вверх… и уронил меч на кровать, увидев гостя.


- Тон, алё, это я! Ит"с ми! – и в комнату вихрем влетел лучший друг Антона – Лёшка.


Рыжий, вихрастый, веснушчатый, синеглазый. И, как всегда, с улыбкой до ушей.


– Отец подниматься к вам не стал, у него в тачке что-то разладилось, он в мотор полез, копается там, а меня всего на полчаса к вам закинул, потому как – подзняк-вечер! Здрасьте, Лен-Пална, здрасьте, Владим-Игорич! Ан-Петровна, здрасьте!.. Родаки трынде… говорили, чтоб я тебе его завтра в школе подарил, а я как закончил, так и упёрся. Не, говорю, я его прям щас Тохе отдать хочу, – в своём особом стиле, бурно-сумбурно, выпалил Лёшка. – И уговорил предков. Тон, смари, чё я тебе притаранил! - и он сунул Антону в руки великолепного дракона. То есть, фигурку дракона, высотой сантиметров в тридцать-сорок.


Лучший друг Антона занимался в студии современного мультфильма. Аниме и всякие компьютерные "рисовалки" Лёшка презирал, говорил, что у нарисованных теперешних мультяшных героев даже носов не бывает, и это – полная фигня. Другое дело – кукольные мульты, в духе старых дедовских времён!


Лёшка увлечённо делал фигурки героев сказок и фэнтези и раздаривал друзьям плоды своего мастерства. Его пластиковый Фродо, которого Лёшка «работал», как он с важностью говорил, в течение нескольких месяцев, получил высшую оценку какого-то известного скульптора, члена комиссии по детскому творчеству.


- Ну, как тебе? Нравится, Тон? – затеребил Лёшка Антона, нетерпеливо подпрыгивая на месте, как туго сжатая рыжая пружинка.


Антон во все глаза рассматривал фигурку чешуйчатого пластикового чудовища с пронзительными оранжево-жёлтыми глазами, широко распростёртыми золотыми крыльями и острым двузубцем на кончике хвоста.


- Очень нравится, спасибо, Рыжий, - сказал он. – Дракон – красавец, как настоящий!


«Опять – волшебство! – подумал он. – Это не случайность, что Лёха принёс мне именно дракона, а не, скажем, игрушечного Гэндальфа… Ох, как всё это странно и непонятно! И правда, волшебство – штука сложная… Но я разберусь!»


- Назови его, - потребовал Лёшка, сияя всей своей рыжей физиономией, на которой, казалось, подмигивала Антону и всем на свете каждая веснушка. – Имя ему придумай!


- Я назову его - Друг! – Антон прижал фигурку дракона к груди, посмотрел на маму, на отца, на Анну Петровну. – Анна Петровна, угостите нас вашим печеньем? А духовку мы вам с Лёшкой вдвоём отчистим. Мы завтра к вам вдвоём придём и всё сделаем, ладно?


- Ладно, - соседка звонко рассмеялась, и Антон вдруг увидел, что Анна Петровна – ещё совсем молодая, девчонка просто! Красивая стройная девчонка, коротко стриженая брюнетка, с чёрными густыми бровями и зелёными глазами. Она только выглядит взрослой! А сама, как и он, умеет слышать голоса игрушек, и вообще!


Родители что-то смущённо забормотали, но Антон их перебил:


- Рыжий, слушай, - сказал он другу, - не прячь больше в шкаф свою обезьянку Пампу. Я никогда, никогда не буду над тобой смеяться! А это – мои друзья, Тёпик и Шторм, Супермеч, и ещё автомобильчики, - и он указал на коробку с игрушками, стоявшую возле его кровати. - Я их обратно на окно посажу, нечего им в коробке пылиться. Я их люблю!


У Лёшки рот сам собою распахнулся:


- Ты как про Пампу догадался?! – воскликнул он.


- Да просто сообразил. Заметил, что ты перестал сажать любимую обезьянку на подоконник, - улыбнулся Антон.


Лёшка моргнул, на секунду задумался и кивнул Антошке:


- Оки-оки, Пампа будет жить на подоконнике вечно! Верняк-слово!


- А что же теперь с полицией будет? А, Бог с ней! Пусть нам выпишут хоть десять штрафов... Главное – что Тошка нашёлся, - вздохнула мама.


- Конечно, - улыбнулась Анна Петровна.


- Я позвоню в полицию, - спохватился отец. – Может, ещё не поздно сказать им, что у нас всё в порядке! Я чуть позже подойду, - смущённо сказал он соседке.


- Хорошо, - кивнула "собачья начальница". – А если полицейский рассердится на вас, ведите его ко мне, пусть и он чаю с нами попьёт. Что ж, идёмте!


- Только я папке звякну, хотя он, когда в свою машину закопается, ничего и никого больше не видит и не слышит, - Лёшка достал телефон, набрал номер и принялся бурно и бессвязно объяснять отцу, что они все будут у соседки Антона, чтобы отец не перепутал, в какую дверь звонить, когда он с машиной разберётся и вспомнит, что сыну уже домой пора.


- Вас такое нашествие не затруднит? Ведь уже почти десять часов вечера… – мама улыбнулась отцу, Тошке, Анне Петровне, Лёшке – и всему и всем на свете.


- Нисколько, - засмеялась Анна Петровна. – Прошу, прошу! Лёша, и папа твой тоже пусть заходит, печенье мне сегодня удалось. Я вам и с собой дам, маму угостите. Варг, Панг, Ланг, уйдите из-под ног, обжоры, я и вам тоже дам печенья, у-у, собакины вы мои!


«Собачья начальница» многозначительно взглянула на Антона, и он кивнул в ответ соседке, поняв её мысль без слов.


Ни о чём плохом он беспокоиться не станет. А придёт плохое – Антон с этим плохим сразится. Опыт у него уже есть. Как и друзья – есть! А завтра Анна Петровна расскажет ему, как это так устроено, что всё на свете – волшебное? При том, что люди – просто люди?


Может быть, Анна Петровна всё-таки - колдунья или волшебница? Хоть самую чуточку? И он, Антон… тоже? И родители, и друг Лёшка? И другие люди, просто они сами об этом не знают? Или пока что не все знают? Вот было бы здорово!


Выходя из комнаты, Антон обернулся и подмигнул Тёпику, Шторму, Супермечу и машинкам.


Пока его родители решали, что удобно, а что - неудобно, и прилично ли ли идти в столь поздний час всей толпой в гости к соседке, Антошка быстро вернул старых верных друзей на их законные места. Заяц и космонавт чинно сидели рядышком на подоконнике, Супермеч лежал рядом, вокруг разноцветной стайкой стояли машинки. Тёпик и Шторм тоже подмигнули ему в ответ, по лезвию Супермеча пронеслась весёлая ленточка золотистых искр. Маленькие автомобильчики подмигнули Антошке крошечными фарами.


- Значит, теперь всё нормально. И пусть так и останется, - прошептал Антон и тихонько затворил за собой дверь.


Если он – хотя бы немножко волшебник, если всё на свете – волшебное, как утверждает «собачья начальница», его желание сбудется.


Завтра они с Лёшкой расспросят Анну Петровну, как совершается такое волшебство – чтобы всё у всех было в порядке! Хотя бы в главном…


© Copyright: Светлана Догаева, 2023
Свидетельство о публикации №223032501415

 

[Степлер]

Чья тень упадёт на меня?..​

Светлана Догаева

1.


Высоко в небе разворачивались, словно крылье-перья птицы Рапа, огромные тени. Наливались злыми хищными оттенками: ало-фиолетовыми, багровыми, оранжевыми, иссиня-чёрными.



Тени присматривались, прицеливались… И вдруг – это всегда случается вдруг! - тяжело, тягуче стекали вниз зловещими полотнищами и накрывали собою то одну, то другую человеческую фигуру.



Чёрно-лиловая тень обволокла Мака. На её рваных краях вспыхнули быстрые алые блики, будто распахнулись тысячи беззубых жадных пастей. Миг – и Мак исчез, не успев даже вскрикнуть. Тень поглотила его целиком, замотала в плотный пульсирующий кокон и громко заурчала, насыщаясь.



Толпа взревела. Ужас восторга и восторг ужаса… Но больше всего в этом слитном вопле было облегчения: ещё один враг империи повержен!



Меня сбило бы с ног звуковой волной, если бы я не был крепко привязан к жертвенному столбу.



Чья тень упадёт на меня?..



2.



Кто бы мог вообразить, что обыкновенный школьный учитель рисования из маленького городка когда-нибудь станет инопланетным имперским преступником номер один?




А мне это удалось! Сейчас я вам всё расскажу.



Люся забрала Пашку и Машку и уехала. Надоело ей, что я пью. Не по-чёрному, но крепко. И тут уж я запил на неделю. Когда кое-как всплыл из алкогольного коматоза, бросил всё: работу, квартиру, знакомых. И уехал далеко, в лесную чащобу, на заимку Михалыча. Ещё с отцом в детстве туда ездил, Михалыч меня охотиться учил.



В лесу-то я Млинна и нашёл. Или это он меня нашёл. Неважно…



Гроза к ночи обрушилась на лес фантастическая! Написать бы её маслом!..



Гремело, как на стрельбище, лило, словно небо лопнуло. Лесная живность вся попряталась, никого я не подстрелил, да и не особо хотелось.


Заплутал я, компас где-то посеял. Тащил на спине ружьё, пёрся по колдобинам, в овраг свалился, в болоте едва не утоп. Чудом выбрел к одной из сторожек Михалыча, он их по всему лесу раскидал. Забился в пахнущий смолой колючий уголок, глотнул самогонки из фляги и затих, измокший, полупьяный и больной.



И прислышался мне голосок. Тонкий, как у ребёнка.



- Помоги… - услышал я.



Услышал в своей одурманенной голове.



- Я тебе точно помогу, - помнится, ответил я. – Ещё разик выпью, и помогу. Только дай поспать…



Ответил себе, как я тогда успел подумать.



И вдруг я полностью и окончательно протрезвел.



Вы знаете, что это за пытка, когда хрусталь трезвости внезапно в мозги всеми гранями вламывается? Не дай вам птица Рапа узнать! Меня что-то реанимировало. Или кто-то. Думал, сдохну прямо в сторожке, и мой труп сожрёт дикое зверьё, кого не успел подстрелить Михалыч.



А потом я не просто голос услышал в голове. Я увидел говорящего со мной.



Это был Млинн.



Маленький серый пушистик с громадными печальными синими глазищами. Пришелец с другой планеты. Существо, способное улучшать натуру того, кто отдастся ему в тонкие длинные лапки.



Он выпускал их из тела, как паутину. Они облепили меня, одна лапка легко легла на мои губы, и я заорал на весь лес. Задёргался, задел ногой ружьё, оно выстрелило, я едва не оглох…



И Млинн запищал, как радиоантенна:



- Потерпи минутку… Извини, прости, извини!



Я потерпел. Куда бы я делся? Я же тогда подумал… Нет, думать я ещё не мог. У меня просто возникло ощущение, что я наконец допился и спятил.



- Прошло? – спросил меня Млинн через вечность, занявшую несколько минут.



- Да, - прохрипел я. – Ты… вы… ты кто такой?! Откуда ты на мою несчастную голову свалился?..



- Я Млинн, - ответило маленькое существо. – Мы… как сказать тебе понятно?.. Я Улучшатель. Я к вам на планету сел, тут недалеко. Ты мне теперь поможешь? Ты уже можешь говорить и ходить. Ты не спятил… Отнесёшь меня в теплое место?



- Ты… Знаешь…. Русский?.. - мой язык, казалось, сам по себе стекал изо рта и свисал чуть ли не до пояса. Как у вурдалака.



- Мы телепаты. Я беру слова из твоей головы. Да, как в вашем филЮме… фильме «Кин-дза-дза!». Но мы не носим коко… лольчиков… не носим колокольчиков, - сказал Млинн.



Сказал вслух. Эти слова я услышал снаружи своей головы. Из которой этот серый синеглазый комок шерсти их взял.



- Нам надо согреться и поесть. Отнеси меня в тепло, - Млинн залез на моё плечо.



И я отнёс его в тепло, на заимку.



Михалыч крепко спал и храпел, как Большой симфонический оркестр.



А Млинн рассказывал и показывал.



Удивительно, но я сразу поверил каждому его слову. Каждой «картинке».



3.



Планета Као расположена в очень далёкой солнечной системе. Планета красивая и богатая, но соваться туда землянам и людям с других планет совершенно незачем.



- Есть другие обитаемые планеты во Вселенной?! – у меня дух захватило.



- Конечно, - Млинн очень удивился моему вопросу. – Полным-полно! И на них живут такие же люди, как здесь. Разумных хвостатых многоруких монстров не бывает, это фантастика, выдумки… Все эти планеты, и твоя Земля – тоже, сейчас находятся под страшной угрозой. Их хотят колонизировать Тени птиц Рапа и выпить у людей глаза их душ. На Као они почти у всех людей уже выпили души…



- Как это – выпить глаза душ?!



- В переносном смысле. Это значит, что люди больше ни в ком и ни в чём не будут видеть плохостей… плохого. Станут бесчувственными. Не будут помогать никому, и себе тоже. Сами отдадут своих детей насильникам-стражам, лишь бы их не тронули…



- Ничего себе!



- А ещё – люди не смогут творить и выдумывать. Совершать научные открытия они будут, летать в дальний космос – тоже. Но на захваченных Тенями птиц Рапа планетах больше никогда не родятся ни писатели, ни художники, ни композиторы, ни скульпторы. Ни актёры, ни режиссёры. Никакого творчества там больше не возникнет… С выпитыми глазами души нельзя творить. И родить будущего творца – тоже. Не говоря уж о гениях.



- Ужас… - я похолодел. – А кто такие Тени?



- Люди думают, что Тени – дети птиц Рапа. В каком-то смысле это так. Жуткие твари… Я был на многих планетах. Угнал с Као космолёт, - Млинн на миг прикрыл огромные синие глазищи. – Никто не захотел полететь со мной и помочь людям империи ИННА на Као. Никто! Они меня испугались…



- Я тоже испугался, - заметил я. – Знаешь, я как-то не привык встречаться с мохнатыми маленькими пришельцами, похожими на Смешариков!



- Какие эти Смешарики? – заинтересовался Млинн и, похоже, извлёк из моей головы нужные «картинки». – А, понятно! Забавные… Но мы не Смешарики, мы – Улучшатели. И мы умеем вливать обратно в людей глаза их душ, выпитые Тенями птиц Рапа.



- Почему же не вливаете? Почему сами не можете спасти людей на Као? Я-то тебе и другим Улучшателям зачем понадобился? – задал я вполне оправданный вопрос.



- Мы никого никогда не улучшаем насильно. Так нельзя! Прости меня за то, что я без спроса в тебя влез! – Млинн весь распушился.



- Проехали. Только не пищи больше мне в уши свои свои извинения, - проворчал я.



- Спасибо. Рассказываю дальше, - пискнул-таки Млинн. - … На планете Као на нас охотятся птицы Рапа и их Тени. Вместе с выпитыми людьми. Стражи империи ИННА летают на воздушных машинах и ловят нас металлическими сетками. А потом давят нас тяжёлыми плитами. Медленно. Наслаждаясь нашей болью. Мы лопаемся и умираем…



Я всмотрелся в Млинна. Серый пушистик с огромными синими глазами, очень грустными… Как вообще можно такого давить, да ещё и медленно?!



- А людей стражи ловят в лесах, - продолжил Млинн. – Тех, кто сумел сбежать, затаиться и теперь кое-как выживают в глубоких подземных норах. Их привязывают к жертвенным столбам, Тени падают на них с неба и пьют их души… Живущие под землей зовут себя Свободными, но их мало, мы не можем собрать их вместе и объединиться.



- Для чего объединиться? – я сразу понял, что зря задаю этот вопрос, но слова уже были сказаны.



- Чтобы убить птиц Рапа и их Теней, - просто сказал Млинн. – Ты нам поможешь?



- О Господи… Но я не умею никого убивать! Я даже в армии не служил, меня не взяли! У меня плоскостопие, остеохондроз и сердечная аритмия…



- Хочешь, я тебя улучшу? – спросил Млинн.



Из его пушистого тельца выпросталась тонкая радужная нить и легко поплыла в мою сторону. Я чуть было не заорал, еле сдержался.



- Больно не будет. Дай мне коснуться тебя…



Я заставил себя сидеть неподвижно. Млинн выпустил свои паутинки…



Сеанс исцеления длился примерно полчаса. Что я чувствовал? Что я то ли молодею, то ли наливаюсь силой – изнутри.



Силой - в том смысле, какой вкладывал в это слово магистр Йода из фильмов Лукаса? Понятия не имею. Наверное. Ощущение какой-то всеобщей крепости организма при полной ясности в мозгах – вот что это было. И меня больше совершенно не тянуло выпить! И уже не потянет до такой степени, сказал Млинн.



- Вот, - Млинн втянул ните-лапки обратно в мягкое круглое тельце. – Я тебе ещё брюхо… живот поправил, там у тебя было нехорошо. В лесу я не всё сделал сразу, тебе бы стало сильно больно.




- Ещё бы у меня в брюхе было хорошо после самогона… Спасибо… - пробормотал я, ощупывая себя со всех сторон. Всё было настолько в порядке, что просто не верилось!



Млинн вдруг радостно заверещал и весь распушился, его синие глазищи просияли.



- Когда нас благодарят, мы растём изнутри, умножается наша сила, - объяснил он.



- Расти на здоровье, хоть изнутри, хоть снаружи… Только стрекочи потише, Михалыча разбудишь.



- Степ, помоги. Помоги всем, - прошептал Млинн. – Летим со мной на Као!



- Прямо сейчас?! – я обалдел.



- Я тебя потом сразу верну домой, - Млинн легко поднялся в воздух, выпустил ните-лапки и закачался перед моим лицом в сплетении тонких мерцающих радуг, словно в гамаке. – Целым и невредимым. Честное слово. Летим, а? Успеть надо…



4.



«Летели, летели, на головку сели»...



Когда космолёт опустился на Као, я попросил Млинна убрать мои ощущения от этого переноса. Жуть что это было, не хочу я ничего помнить, иначе с ума сойду. Ничегошеньки писатели-фантасты не знают о гиперпространстве! Их бы туда…



Мы пробирались через густой, но почему-то низкий лес, больше похожий на плотный кустарник. Лес на Као выглядел каким-то приниженным: ветви деревьев здесь не стремились выше к небу, они корячились, кривились и испуганно стлались по земле.



- Высокие леса по приказу птиц Рапа выжгли и выкорчевали, - рассказывал Млинн. Он висел на моей спине мохнатым детским рюкзачком, уцепившись ните-лапками за плечи. – Так стражам легче по ним разъезжать на тяжёлых боевых машинах и искать укрытия Свободных.



- Откуда эти Рапы у вас вообще взялись? – спросил я, отводя рукой низкую острую ветку с колючими листьями.



- Жрецы, может быть, знают, - откуда, но молчат, - вздохнул Млинн. - Просто однажды первые птицы Рапа вдруг стали прилетать в посёлки и города с далёких островов, что за океаном…. Им начали поклоняться и молиться. Живые боги, почти бессмертные, живут по тысяче и больше лет! Ослепительные, пёстрые, разноцветные! Размах крылье-перьев – на триста метров! Представляешь, как ласково светит солнце сквозь такую радужную красоту? Это же чудо…



- Вполне могу себе такое представить. Я художник, и глаза души у меня пока что никем не выпиты… А куда мы идём? – уточнил я.



- К норе моего друга, Мака, он родился Свободным, живёт под землёй. Вы друг другу понравитесь, - ответил Млинн.




Мак мне и впрямь сразу пришёлся по душе.



Худой, но крепкий и сильный, с копной чёрных жёстких волос, с чёрными глазами, в которых искрились огоньки маленького очага. Его взгляд были не просто живым: он был цепким, недоверчивым, ищущим.



- Откуда? – спросил Мак, когда мы с Млинном спустились в его глубокую подземную нору, где пахло землёй, дымом, сушёными травами и только что испечённым хлебом.



Слова Мака мне тихим голоском переводил Млинн. Как и мои ответы Маку передавал. Вслух работал, а иногда «картинки» нам в головы запускал.



- С Земли. Из леса… Неважно. Это страшно далеко отсюда, - ответил я.



- Я на его лес упал, - сказал Млинн. – Мы нашлись друг в друге… друг друга нашли.


- Не на мой лес, а на лес в N-ской области, - поправил я пушистика. – Я лесом не владею.



- А чем владеешь? – Мак неровно откромсал ножом краюшку от круглой тёмной буханки и протянул мне ароматный кусман.



У них тоже горбушки от хлеба отрезают! Может, Мак мне и молока нальёт?



Мак молока-то налил, но не мне, а Млинну. Пушистик принялся деликатно лакать его узким синим язычком, как кошка. А мне Мак сунул в руки тяжёлую глиняную кружку с напитком «лесной силы». Без единого градуса алкоголя. Пахло от кружки лесными ягодами, мёдом и… да – и полынью! Родным пахло, земным.



- Чем владеешь, Степ? – повторил Мак вопрос, назвав меня так, как ему Млинн подсказал.



- Квартирой. Машиной. Дача у нас есть… Это такой дом у леса. Возле дома – огород. Сад старый на участке, ещё мой дед первые яблони и груши там сажал. Гараж имею… в городе, там, где квартира, - кратко ответил я.



- Что за штука - гараж? – Мак сунул в огонь маленького очага прутик с ломтиками свежего мяса какого-то местного мелкого зверька, вроде кролика или зайца.



- Маленький жестяной домик, укрытие для машины. Машина – средство передвижения землян. Она на колёсах катается, - объяснил Маку Млинн.



- Не катается, а ездит, - машинально поправил я.




- Зачем ездит? – Мак удивлённо вскинул на меня глаза.



- На работу возит… Нет, не так. Я езжу на работу в своей машине. Владею машиной и езжу в ней. Куда захочу… Хлеб у тебя вкусный! – я ещё раз откусил от ароматного куска.



- Сам пеку. Мясо ликра тоже ничего себе, - и Мак протянул мне прутик с подкопчённым ломтиком. – Значит, у тебя есть квартира, машина и этот… гараж. У нас машины и гаражи простым людям не положены. Только стражи на своей бронетехнике разъезжают, где хотят, но у них она гусеничная, в основном… И дом возле леса у тебя имеется, с садом и огородом. А ещё чем или кем владеешь?



- Никем! – я изумился. – В моей стране люди людьми не владеют… Нет, это я вру. У гастарбайтеров отбирают паспорта… но… Да. Я тебя понял, Мак. Я – я не владею никем из людей. Я даже собой не владею, когда много выпью… Млинн, покажи ему, ты всё видишь в моей голове.



Некоторое время Мак и Млинн молчали, глядя в огонь, а я пожирал горячее мясо ликра, старясь не слишком жадничать. Проголодался, пока через лес пробирался.



Мак очнулся, кивнул самому себе и сказал:



- Ну, ладно. Раз тебя Млинн сюда доставил, значит, с тобой всё в порядке. Слушай внимательно…



5.



- Я тоже - дитя птицы Рапы...



Услышав такое, я поперхнулся и шарахнулся от Млинна, как очумелый, едва не угодив ногой в очаг.



- Не дёргайся, - Мак поймал меня за ворот и усадил ровно. – Млинн - не Тень Рапы, он другое её дитя.



- Чёрт бы вас побрал с вашими Рапами и с её детками! – я сбросил с плеча руку Мака, встал и отряхнул куртку и штаны. – Вы зачем меня то запутываете, то пугаете? Сколько у этих Рапов… у Рап… проклятие! Сколько у ваших милых птичек детей, какие они, чем опасны? Про Теней я понял, а этот шерстяной с какого боку к Рапе?



- Я - генетическая ошибка, - спокойно, словно профессор - понимающему коллеге, отозвался Млинн. – Мы, Улучшатели, - побочное явление, отвергнутые дети птицы Рапы. А про Теней ты ещё не всё понял. Мак, говори ты.



Вот что рассказал мне Мак.



Тени птиц Рапа за несколько последних столетий выпили на Као души почти всех людей. Детей Тени не трогают, хотя это тоже - отнюдь не слава Богу… Люди сами приводят к жрецам собственных отпрысков, когда тем исполняется по двадцать лет!



Птицы Рапа создали и воспитали элиту: правителей, жрецов, богатых аграриев, промышленников. Вместо выпитых глаз души, то есть, способностей к творчеству, птицы вложили в опустошённые души избранных поразительные знания точных наук: математики, физики, химии и так далее. Воспитали касту учёных и техников-прикладников.



Пять лет тому назад в империи ИННА начали строить первые большие космолёты. Маленькие, двух-трёхместные, для предварительной разведки в космосе, у них уже есть. Один такой космолётик Млинн и выкрал из-под носа стражей. Ещё полгода, от силы, и большие корабли достроят, оснастят техникой и укомплектуют командами захватчиков. Птицы Рапа пожелали устроить экспансию своих деточек - Теней - на другие планеты, и вскоре всё это планируют начать.



Сами птицы Рапа в космос не полетят, им это незачем. Им и на Као замечательно живётся, в единой всепланетной империи ИННА.



Империя ИННА – Империя Настоящего Наслаждения.



Наслаждаются все и всем.



Крестьяне наслаждаются рабским трудом на полях. Земли принадлежат богатым аграриям. Ремесленник наслаждается горбом, который у него вырос за всё время работы «на дядю». Правители наслаждаются безграничной мудростью своего правления. Их правлением наслаждаются все жители империи ИННА.


Маршалы и солдаты когда-то наслаждались войнами, кровью и последними хрипами поверженных врагов, знатной добычей. В единой империи ИННА войн давно не случается, солдаты стали стражами и наслаждаются облавами на внутренних врагов государства. И пытками.



Женщины наслаждаются мужской ломающей силой. Мужчины – тягучей податливостью женщин. Дети – неоспоримой мудростью родителей. Родители – полным послушанием детей. И так далее.



А какие роскошные одеяния умелые мастера изготавливают из перьев птиц Рапа для правителей и прочей знати! Радуги получаются, а не одеяния.



Изумительная технологическая оснащённость – и кастовое устройство общества. Вот-вот начнутся массовые полёты в дальний космос – и при этом в империи совершаются регулярные человеческие жертвоприношения пополам с… каннибализмом.


Ведь тех людей, кто не выдержал выпивания глаз души и сошёл с ума, или его шарахнул инфаркт, или он утратил способность трудиться и размножаться, отдают жрецам. Жрецы устраивают свои «представления» и наслаждаются, алчно пожирая печёное на угольях человеческое мясо...



Каково?!



- Маразм и фашизм, - высказался я.



- Не то слово, - кивнул Мак.



- Так кто же такие эти Тени, в конце концов? – спросил я Мака. – Как я понял, птицы откладывают яйца. Тени вылупляются из яиц, выпивают души людей, а потом – что? В кого Тени должны превратиться, в итоге?



- В новых птиц Рапа, конечно, - Мак пожал плечами.



- То есть?! – я вздрогнул.



- Дело в том, что люди их так просто называют – птицами. По давней привычке, ставшей ритуальной традицией. Увидели когда-то впервые… а Рапа чем-то на ваших реальных павлинов или на сказочных Жар-птиц похожи… вот и решили, что они - птицы. Эти яркие твари обрастают всё новым и новым «комплектом» крылье-перьев неимоверной красоты каждые двадцать-тридцать лет и становятся ещё прекраснее…


- А кто же они на самом деле? - спросил я.



- А на самом деле, птицы Рапа – никакие не птицы. Это огромные бабочки, а Тени – просто их коконы! - сказал Мак.



- Чёрт меня побери совсем! - я вдруг так обозлился, что принялся ругаться жуткими словами, которых уже сто лет вслух не произносил.



Млинн запищал и предложил меня улучшить, чтобы я больше никогда не захотел говорить бранные слова. Но я отказался. Человеку иногда бывает просто необходимо выматериться от всей души!



- Ладно, к чёрту… - выпустив последний пассаж, я перевёл дух. – Дальше!



- Дальше… Не так давно, лет сто тому назад, люди придумали для птиц Рапа Подиумы. Места для торжественного кормления Теней при большом скоплении покорных зрителей. Но это не просто кормление и вопли восторга, когда Тени падают с высоты на привязанных к столбам людей и начинают питаться…



- Что же это ещё? – я отпил из кружки глоток «лесной силы», в горле после ругани саднило.



- Нашим птичкам стало скучновато жить на обустроенной ими планете, в единой империи ИННА, где не бывает войн, где не может быть никаких восстаний, ведь все мы тут наслаждаемся жизнью, - криво усмехнулся Мак.



- Да уж я вижу, как вы тут наслажадаетесь... - пробормотал я.



– Они захотели состязаться друг с другом: по размаху крылье-перьев, по их прочности и густоте, по многообразию расцветок, по красоте полёта… По разнообразию окраски своих Теней и степени их прожорливости… Вот люди и придумали для них Подиумы. Все жертвоприношения, казни отловленных стражами невыпитых «преступников» - Свободных… Для птиц Рапа и их Теней всё это – ещё и повод для демонстрации своих статей и окраски, - объяснил Мак.



- По-вашему – это что-то вроде показа мод! – пояснил Млинн.



- Ядрить твою налево… - только и вымолвил я. Настоящих бранных слов у меня временно не нашлось. – Не дёргайся, Млинн, я умею ругаться хорошими словами… Почему Тени не питаются животными? Коров и овец, конечно, тоже жалко, но всё-таки…



- Коровы, лошади и другие звери Теням не годятся, - печально проговорил Млинн. - У зверей маленькие души и сознания, они не умеют чувствовать большие ощущения… нет, не такие слова надо...



- Переведи! - потребовал я.



- Перевожу: животные не умеют долго испытывать большие сильные чувства. И творить, изобретать, выдумывать, хотеть полететь в космос, желать открыть что-то новое они тоже не умеют. А люди всё это - умеют! И могут всего этого захотеть, если не выпивать у них глаза их душ… Вот Тени и переделывают красоту душ людей в красоту крылье-перьев птиц Рапа, - объяснил Млинн.




Бранился я долго и смачно, вошёл во вкус. Никак не мог остановиться, пока Млинн не запищал, что ему уже больно и он сейчас или заболеет, или отключится и уснёт.



- А ты, Млинн, тоже кто-то вроде кокона? – спросил я, с трудом затолкав обратно в душу последние чёрные слова. – Или ты яйцо Рапы? Может, ты – яйцо морской черепахи? Или ты - лягушка-поскакушка? – меня «понесло», я схватил кружку, стоявшую на земле у костра, и сделал большой глоток.



- Я – это Рапа. Тоже птица Рапа. Последняя ипостась, то есть, взрослая бабочка. Но совсем другая! Мы сразу из яиц начали вылупляться. Я же говорил: у нас нет промежуточной стадии коконов. Это всё случайно получилось, – Млинн, похоже, разволновался.



- По просьбе птиц Рапа учёные-генетики начали улучшать их породу, - кратко пояснил Мак. – Птицы отдали в научные лаборатории несколько тысяч своих яиц для экспериментов… - Мак сплюнул в очаг и выругался: - Хвост-перо и то, что падает из-под хвоста!



- Генетики начали улучшать яйца, - продолжил Млинн. - Синтетические материалы тут не годятся. Это же не космолёт оснащать, там пластмасса и всякое другое искусственное на своём месте. А яйца и коконы получаются из разных биологических веществ и ферментов, которые начинает выделять яйцо птицы Рапа в процессе вызревания… Ты меня понимаешь, Степ?



- Понимаю, ты же словами из моей головы со мной говоришь, - кивнул я. – Три стадии развития: яйцо, кокон, птица Рапа. Улучшатели – из яиц, а не из коконов, но тоже - птицы Рапы. Совсем другие, потому что улучшают кого-то только по их добровольному согласию. И коконов у них, пардон - у вас - не бывает. Гм! Значит, генетики напихали в эти яйца разных ферментов и всякой органики, так? И в один прекрасный день…



- И тогда из этих изменённых яиц однажды вдруг вылупились мы – Улучшатели, - закончил за меня фразу Млинн. - Мак, я устал. Я посплю минутку-другую. Степ, я во сне научу тебя местному языку, а Мака – твоему.



Он уснул мгновенно. Мак бережно взял Млинна на руки и привычным жестом уложил нежный живой комочек шерсти в травяное гнездо в углу норы.



Мы с Маком помолчали. Каждый думал о своём.



- Мак, а как ты с Млинном познакомился? – спросил я уже на местном языке, запихивая в рот очередной кусок хлеба и запивая его напитком «лесной силы».



- Он улетел от стражей, спланировал на лес, укрылся там, а потом прямо в мою нору закатился, - усмехнулся Мак. – Как я заорал!



- Я тоже сперва заорал, когда его увидел, - кивнул я. – Ого! Мак, ты мне по-русски отвечаешь!



- Ты классно ругаешься, мне нравится, - ухмыльнулся Мак.



Млинн приоткрыл один глаз и пропищал:



- Всё, я уже выспался!



- Быстро ты, - похоже, я уже потерял способность удивляться необыкновенным дарованиям пушистика.



- Я искал на разных планетах помощи людей с живыми душами. И нашёл тебя, Степ! - Млинн подпрыгнул в гнезде, как мягкий мячик. - А теперь Мак расскажет тебе главное. Слушай, что мы придумали и почему ты нам так нужен…



Услышав это главное, я поначалу просто взвился. Я был решительно против! Я назвал их план жуткой авантюрой, которая неизвестно чем может закончиться! Но они всё же меня убедили, и я понял, что никакой другой вариант действий не сработает.




- По подземным тоннелям мы будем пробираться примерно двое суток. Идти придётся в темноте, и – быстро. Я привяжу тебя к своему поясу. Я в темноте отлично вижу, навострился за столько-то лет! Ложись, Степ, - Мак кивнул на охапку веток, прикрытую облысевшей шкурой какого-то крупного местного зверя. – Завтра мы выступаем. Котомку с мясом, хлебом и флягами с "лесной силой" я уже приготовил.



- В поход, в поход, заря нас ждёт, ту-ру-ру-ру… - пробормотал я, упал на жёсткое ложе и, помню, сразу отключился.



6.



Вот так всё и получилось.



Почти двое суток мы пробирались подземными тоннелями к внутренней границе. Потом Млинн, как и было задумано, скрылся неизвестно где, чтобы предупредить сородичей, а мы с Маком вышли прямо к блокпосту и позволили стражам нас поймать.



И вот я стою в центре Подиума, накрепко примотанный к жертвенному столбу. Меня к нему пришпилили, словно булавкой - бабочку. Суровые верёвки до крови ободрали кожу на запястьях. Я жду…



Если Млинн и другие Улучшатели не успеют, на меня тоже упадёт чья-то Тень.




Лучше бы тени поедали человеческое мясо в сыром виде, честное слово. С выпитыми глазами души я жить не хочу и не стану!




Толпы зрителей вопили в едином порыве ужаса и восторга - почти за пределами слышимости. Уши у меня заложило, как в идущем на посадку аэробусе. Воздух содрогался и плавился перед глазами. Чёрно-лиловая тень поглотила Мака. Кокон запульсировал, пошёл разноцветными полосами, пятнами, завитушками. Он жрал. Он пил глаза души моего друга.




А я повторял и повторял про себя, будто молился:




- Спасибо, Млинн… спасибо, Млинн… спасибо тебе и всем Улучшателям… Млинн, давайте там! Пора! Скорее, ребята, скорее! Спасибо, Млинн, пушистик ты наш, Смешарик ты мой…



7.




В этом и состоял план: мы с Маком должны были подставиться врагам.



Стоя у столба, я перебирал в памяти подробности наших разговоров, ещё и ещё раз, возвращаясь к главному.



Вот что ещё Млинн и Мак мне рассказали пред тем, как я уснул на груде прикрытых шкурой веток.




- Вы с Маком дадите себя поймать, - Млинн объяснил мне всё в подробностях. – Вас допросят. Потом отправят на главный Подиум. Он в столице ИННА. Привяжут к жертвенным столбам. На Мака упадёт Тень и начнёт пить глаза его души…




- Стоп! - тут я взвился, но Мак велел мне замолчать и слушать дальше.




- Тебя, как инопланетного пленника, редкую птицу, оставят напоследок, - сказал Млинн.




- Почему? – не понял я.




- Потому что ты – самый первый инопланетный преступник на Као! Они оттянут момент наслаждения, тебя Тень выпьет последним, - пояснил Млинн. - Значит, Тень начнёт пить Мака, ты будешь смотреть…




- Ни за… Ты что… Смотреть, как Мака станут жрать?! Да вы спятили оба?! – я просто слов не находил!




- Мы давно всё продумали, - с жаром принялся убеждать меня Млинн. – Кокон начнёт питаться душой Мака... А ты, Степ, в это время будешь смотреть в небо! А внутри себя, в своей голове, в сердце, в душе – ты начнёшь благодарить меня! Всех нас, всех Улучшателей. Изо всех сил и искренне! Твои мысли «прочитают» все наши, и мы начнём быстро расти. Не телом - силой!



- Погоди... - я попытался было перебить Млинна, но пушистик взмахнул тонкой ните-лапкой и продолжил:



- Ты вызовешь нас своей благодарностью, Степ! Всей стаей мы прилетим на главный Подиум и убьём птиц Рапа. Сожрём наших родителей и их детей - Теней!.. И начнём улучшать людей. Сперва – тех, кто окажутся на Подиуме, а их там собирается очень много, потом и на всей планете Као.



- Ага - нападёте на людей, как ты накинулся на меня в лесу? Чем же вы лучше птиц Рапа? - я прекрасно понимал, чем Улучшатели от Рап отличаются, но уж слишком яркими были мои воспоминания о моменте насильственного вытрезвления.




- А вот и отличаемся! - заверещал Млинн и съёжился от такой моей чёрной неблагодарности. - У нас совесть есть! Мы у человека спрашиваем - улучшить его или не надо? А перед тобой я уже сто раз извинился, Степ! Ты сам сказал, что мы этот момент проехали. Ну ещё раз извини, я никого другого не нашёл, а ты был не в форме, сильно болел алкогого... алкоголем!




- Ладно, - я поостыл. - И ты меня извини. Похоже, меня давно пора было в порядок привести...



Мак ухмыльнулся:



- Я тоже сильно пил раньше, пока Млинна не встретил. Волком выл от одиночества и беспросветности, в такие запои уходил - тебе и не снилось! У тебя хоть жена и дети есть на твоей планете... Не переживай, Степ. Не ты первый, не ты - последний. Насчёт бражки Млинн - суровый товарищ! Убеждал меня, убеждал, и таки убедил, к моей же пользе. И улучшил меня. Капли в рот теперь не беру.



- Я и не переживаю... уже, - я кашлянул и сказал: - Рассказывай дальше, Млинн.




- Мы, Улучшатели, давно уже "прочитали" в головах людей: многие в глубине своих несчастных выпитых душ хотят вернуть всю полноту человеческой натуры обратно! - сказал Млинн. - Им плохо, но они только чувствуют это, но не могут понять - почему им так плохо, что у них отняли, чего им так не хватает? Степ, тебе это ясно?



- Ясно, - кивнул я.



- Птицы Рапа не должны отправить Теней в космос! И на Као им хватит властвовать. Мы им этого не позволим – ты, Мак и я! - заключил Млинн.




- Ни за что, - спокойно подтвердил Мак и погладил Млинна по мягкой шёрстке.



- Ну вот… - Млинн поверещал от удовольствия и продолжил: - Птиц Рапа и их Теней надо убить как можно быстрее: на островах за последние двести лет уже почти созрели новые коконы!



- Много? – спросил я.



- Более чем достаточно, - ответил Мак.



- Двести лет – период роста Теней-коконов из яиц, - продолжил Млинн. - Мы за Рапами, их яйцами и коконами тайно наблюдаем с тех пор, как сами на свет появились… Значит, мы начнём их убивать. Много наших тоже погибнет, но тут уж ничего не поделаешь. А потом мы вернём выпитые глаза их душ остальным жителям планеты Као. Хорошие люди против не будут, а плохих мы попробуем уговорить.




- А если плохие не согласятся, пусть живут где-нибудь отдельно от нормальных людей и устраивают гадости исключительно друг другу, - ввернул Мак. - Уж об этом мы позаботимся!




- И ещё: мы, Улучшатели, будем расти внутри, будем больше узнавать и когда-нибудь научимся сами размножаться. Учёные нам помогут, когда мы вернём им полноту их душ, - Млинн умолк и перевёл дух.




- И Мака спасёте, если кокон успеет его выпить? – упавшим голосом спросил я.




- Да. Я знаю Мака и изнутри, и снаружи. Я передам его «картинку» своим. Если Тень успеет выпить глаза его души, мы всё ему вернём, как у него было. Мы же не люди, мы - Улучшатели! Мы не умеем врать, Степ. Мне даже космолёт было очень больно и неприятно похищать… - Млинн вздохнул.




- А кроме того, - вмешался Мак, - имперские стражи уже получили все сведения о тебе, Степ. Они знают даже твой земной адрес и номер этой твоей ездящей машины с колёсами. Знают, куда уехали твоя жена с детьми…



- Вот сволочи! – я опять не сдержался.



- Птицы Рапа – тоже телепаты, как наш Млинн, это же ребёнку понятно! – скривился Мак. - Они умеют «читать» людей издалека. Они извлекли из твоей головы всё, что только возможно, о тебе и о Земле! Птицы Рапа – угроза всем людям во всех Вселенных, понимаешь, Степ? Вообрази: вот они пришлют на Землю космические корабли, стражи выпустят Теней… Или просто начнут хватать кого попало, притащат людей на Као…



- Я давно всё понял, - ответил я. - Последний вопрос… Млинн, твоих сородичей убивают за то, что вы умеете возвращать людям глаза их душ?



- Не только за это, - ответил Млинн. - Мы, Улучшатели, умеем «читать» и птиц Рапа, и Теней, и людей. Птицы Рапа могут «читать» людей, поэтому тебя, Степ, засекли, ещё когда космолёт подлетал к Као.



- Ага, так они все уже в курсе… - пробормотал я. – И готовят мне торжественную встречу!



- А как же, - кивнул Мак.



Млинн принялся излагать дальше:



- Тени никого «читать» не умеют, они просто чуют глаза душ людей и умеют их пить… Но птицы Рапа не могут «читать» нас, своих отверженных детей! На моих сородичей они способны охотиться только с помощью выпитых людей. Меня они не засекли, а просто вычислили. По номеру украденного мной корабля. Это же местный космолёт…



- Так вот в чём фишка! – воскликнул я. – Птиц и Теней можно победить только вместе: Улучшателям и невыпитым людям. Свободным!..




Короче говоря, мы взяли мешки с припасами и полезли в подземный тоннель.




8.



Я стоял у столба… я всё стоял и стоял, а коконы жрали и жрали людские души.



И тут...



Улучшатели внезапно плотной стаей возникли высоко в небе. Нет: они проявились, как на объёмной фотографии. Или как в фантастическом стерео-фильме: вот их не было - и вот они уже здесь!



Пушистые комочки распустили радужные нити тонких лапок. Почти невесомые, лапки спланировали с высоты, впились в разноцветные коконы и принялись рвать их на части.



Кроме Мака и меня, сегодня по санкции имперского прокурора казнили ещё двести тридцать человек… я не говорил об этом? Ну, теперь вы знаете. Над Подиумом в тот день сотни Теней проводили свой гнусный «показ мод».




Нити-лапки упали и на толпы зрителей. Они сплетались, перевивались в прочные многоцветные шнуры, и люди переставали вопить в едином порыве ужаса и восторга. Затихали, хватались за головы, начинали растерянно оглядываться по сторонам.




Кто-то закричал, требуя отвязать жертв от столбов. Его крики подхватывали всё новые и новые людские голоса – свободные голоса!



Птицы Рапа, сидевшие по краям гигантской чаши главного Подиума империи ИННА, словно на насесте, следили за процессом насыщения своих деточек-коконов. Они чуть ли не хором закудахтали, заклокотали на разные голоса, распростёрли громадные разноцветные крылье-перья и тяжело поднялись в небеса.



И началась великая битва птиц Рапа со своими отринутыми детьми – Улучшателями.



Я не знаю, как долго это длилось. Я крепко зажмурился, чтобы не видеть выдранных у птиц крылье-перьев. Весь этот мусор разноцветными тучами сыпался с неба.



Я не мог закрыть себе уши, поэтому слышал глухие шлепки, когда мягкие тельца убитых Улучшателей падали на Подиум.



Я ощущал толчки и вибрацию, когда обрушивались с высоты слоноподобные туши мёртвых птиц Рапа. Я был залит с головы до ног кровью и всякой гадостью из растерзанных коконов и облеплен обрывками крылье-перьев.



Улучшатели расправлялись с птицами Рапа. Кусали их и рвали в мелкие клочки – и над Подиумом, и на его быстро пропитавшейся кровью земле. На площадях, на крышах домов и на дорогах. В полях и лесах, в других городах и деревнях…




Несколько стаек Улучшателей понеслись догонять тех птиц, кто попытался укрыться на своих далёких островах. И там Улучшатели птиц-бабочек Рапа прикончили – сожрали до последней хитино-костяной перемычки, до самого малого крылье-пёрышка. Млинн и его сородичи растерзали и слопали всех птиц Рапа до единой!




Острова разорили, растоптали, срыли слои плотного песка до твёрдой скальной породы. Скалы раздробили в каменную пыль. И утопили базальтовое крошево и кровавые ошмётки в океане, опустившись на дно.



Яйца птиц Рапа бережно собрали и проверили. Те, в которых уже почти вызрели коконы, уничтожили.



А из «чистых» яиц вскоре вылупятся новые Улучшатели. И когда-нибудь пушистые малыши научатся размножаться самостоятельно.



Они же ещё совсем маленькие, им всего-то лет по триста – триста пятьдесят.



Улучшатели победили. Вернулись к людям и показали им неимоверную красоту.



9.



Мак отвязывал меня от столба, ругаясь хвост-пером и моими родными народными выражениями.



Мак был целёхонек, без единого синяка и царапины, без следов пыток! С горящими радостью чёрными глазами, чумазый и взъерошенный, как обычно. Невыпитый и сильный, полностью оздоровлённый Улучшателями. И – весёлый! Чуть ли не впервые в жизни - по-настоящему. Он отвязывал меня и улыбался во весь рот.




- Всё, дело сделано, - друг бережно, как женщина, обнял меня за сведённые судорогой плечи. – Тебе надо будет ванну принять, ты весь липкий и воняешь.




- И не одну ванну, а много, - пробормотал я.




- Эй, Млинн, где ты там болтаешься? – Мак приставил руку козырьком к глазам и поискал в небе Млинна. - Спускайся! Степа надо немножко поправить и улучшить.




- Минутку! – крикнул Млинн. - Смотрите! У меня теперь тоже есть пёрышки! У меня будут очень красивые ните-крылья, когда я ещё вырасту!




Я поднял голову и посмотрел на него. Я увидел. Все освобождённые люди на Подуиме это увидели.




Нити-лапки… нет, уже ните-крылья Млинна поплыли в небе сразу во все стороны и развернулись множеством сверкающих переливчатых радуг. Они парили - надо мной, над Маком и другими людьми, изумлённо задиравшими головы.




Свершалось волшебство: мириады тонких радуг сплетались в потрясающие узоры… Радуги пушились и трепетали на ветру. Лапки Млинна быстро, на наших глазах, обрастали тонкими, почти прозрачными перьями. Он качался в сплетённой им самим разноцветной мерцающей сетке, как на качелях, и верещал так радостно, что у меня аж в ушах засвербело.




- Хватит, ты уже объелся нашими благодарностями и наигрался в небе! Дуй сюда! – заорал Мак. – Степа надо домой возвращать!




- Я не хочу домой! - вдруг вырвалось у меня. – Лучше перенесите сюда мою Люсеньку, вместе с Пашкой и Машкой! Хотя бы на время… Эй, отвянь, Мак, щекотно!..




- Ты рехнулся, Степ… Сте-пан? – заботливо спросил Мак и крепче перехватил меня в подмышках.




- Я, Степан Андреевич Васильев, не рехнулся! Я – художник! Я хочу, я должен написать всю эту красотищу: эти радуги, и Млинна… И тебя, Мак, и себя тоже - во всём этом… В общем, тащите сюда моих, улучшайте меня, как хотите, но чтоб я с ними помирился и попросил прощения! Они простят. Люсенька простит, я знаю!




- Хвост-перо… - пробормотал Мак, но я его не слушал. Я орал Млинну, Маку и всем, кто уже был способен меня услышать и понять:




- И привезите сюда с Земли, из моей мастерской, все мои краски, кисти, грунт, холсты - всё, что нужно живописцу, у вас же тут ничего этого нет! Никуда я не полечу, ясно? У меня теперь будет очень много работы в вашей бывшей империи ИННА! Здесь у вас - нет, у нас! - мы откроем школу, и для юных, и для старых художников, и не одну! Я же должен научить вас и ваших детей рисовать и писать красками!..




Пушистый нежный меховой комочек, хрупкий, маленький, почти невесомый, спланировал с высоты. Я ощутил щекотку его перье-лапок на макушке. Одно пёрышко попало мне в нос, я чихнул.




- Прости, Степ, я опять свалился тебе на голову, - и Млинн тоненько радостно захихикал.


© Copyright: Светлана Догаева, 2023
Свидетельство о публикации №223031901848

 

[Skitalets]

Вот... про угол... я в нём полдетства провёл. По делом конечно, однако... Да что там. Большую часть детства, наверно...

 

[Степлер]

Вот... про угол... я в нём полдетства провёл. По делом конечно, однако... Да что там. Большую часть детства, наверно...

Значит, я кое-что знаю и понимаю - за других людей. Потому и могу писать так, чтобы людям это было близко. ))

 

[Skitalets]

Значит, я кое-что знаю и понимаю - за других людей. Потому и могу писать так, чтобы людям это было близко. ))

Да я не против своего детства. Иначе, не выжил бы Однако читывал Фрейда... плевался конечно, извините, однако... в чём то он таки прав, зараза такая.

 

[Skitalets]

Значит, я кое-что знаю и понимаю - за других людей. Потому и могу писать так, чтобы людям это было близко. ))

Не к тому, что всё так и т. д. а... видимо иначе вообще никак. Вот... вроде стремишься, делаешь, действуешь, но нафига? Такое ощущение, что я обладаю парусом, но якорь забыл в порту. Но корабль не может... может конечно, только есть всякие но! Когда в наличии парус и якорь, у корабля шансов больше)

 

[Степлер]

Не к тому, что всё так и т. д. а... видимо иначе вообще никак. Вот... вроде стремишься, делаешь, действуешь, но нафига? Такое ощущение, что я обладаю парусом, но якорь забыл в порту. Но корабль не может... может конечно, только есть всякие но! Когда в наличии парус и якорь, у корабля шансов больше)

Приходите в мою флудилку, поговорим, если пожелаете:

Своим вход разрешён. В гостях у Степлер. ))

Обживаюсь. )) Некоторые фотографии не встают, слишком большой размер. Буду учиться уменьшать вес и размер снимков.

nash-dialog.com

 

[Степлер]

Лабораторная работа​

Светлана Догаева

*****

Профессор действительной магии Валидарий П.Б. поёрзал в кресле номер шестнадцать в восьмом ряду сектора «А» цирка Моссней, поправил на переносице очки, зевнул и приготовился смотреть очередное неинтересное представление одного из студиозусов «ММ» - Магистратуры Метаморфоз, где Валидарий П.Б. честно и бескорыстно трудился уже более двадцати с хвостиком лет.

На коленях профессора лежала планшетка с разграфлёнными листами бумаги под зажимом. Профессор уже проставил предварительные оценки предъявленным его очам лабораторным работам подопечных. Пока что – карандашом.

В неинтересности грядущего действа профессор был, увы, уверен заранее. Не зря же он просмотрел уже сто четырнадцать «лабораторок», но так и не смог отметить что-либо выдающееся.

Непонятно, в чём было дело, но студиозусы действовали словно бы по одному и тому же шаблону… Кролики в цилиндрах, букеты бумажных цветов, внезапно появляющиеся из рукавов чёрных фраков, море разноцветных шёлковых платков… Всё это так и мельтешило в глазах профессора, отчего он, помимо лёгкого головокружения, испытывал ещё и сильнейшее раздражение из-за этого… этого парада унылого однообразия.

Не тому он их учил! То есть, учил-то профессор Валидарий П.Б. как раз этому, но… но ведь не только этому, в самом-то деле! Кролики, цилиндры, бумажные цветочки и пёстрые платочки – какие же это метаморфозы, позвольте спросить? Это же просто технические приёмы для производства фокусов, а не настоящие иллюзии, и уж тем более, никакие это не метаморфозы!

***

- Ведь что такое, строго говоря, метаморфоза? – вещал уже двадцать с хвостиком лет профессор Валидарий П.Б., медленно расхаживая перед аудиторий на вступительной лекции, с которой начинался курс погружения в искусство метаморфоз.

Во время занятий он по привычке заводил руки за спину и прятал их под фалдами фрака, отчего становился похожим на толстого горбатого жука в очках.

– Метаморфоза, господа, - продолжал профессор, - это, прежде всего, преображение чего-либо во что-либо совершенно иное, в то, чего прежде вовсе не существовало, не так ли? От этого вам и придётся отталкиваться в вашей будущей деятельности…

Двадцать с хвостиком лет профессор Валидарий П.Б. вещал одно и то же и показывал одни и те же приёмы во время практических занятий. Руку, что называется, набил на этом, ища искры Божии среди сонма студиозусов, проходивших перед его очами в течение всех этих тихих спокойных лет. Искал, да, и ждал, ждал… но, увы, за все эти двадцать с хвостиком годков так и не увидел этой искры.

А по завершении курса студиозусы Магистратуры сдавали показательные лабораторные работы на тему превращений, иллюзий и метаморфоз. Сдавали только и именно в цирках! Это было давней традицией Магистратуры и самого Института Метаморфоз. Магистратура, что следовало из названия, являлась высшей и завершающей стадией обучения будущих Мастеров Метаморфоз.

Цирк Моссней профессор любил больше всего и всегда охотно приезжал в город, где этот цирк располагался. Хотя, вообще-то, путешествия он не очень любил. Возраст, привычка к домоседству… то да сё… Ну, за время, отведённое на приём лабораторных работ, он на весь будущий учебный год наездится. А потом будет привычно отдыхать дома и преподавать в Магистратуре, конечно.

Публика имела обыкновение валом валить на представления цирка, если в афишах было указано о сдаче очередной показательной лабораторной работы каким-либо студиозусом Магистратуры Метаморфоз. Все хотели увидеть что-то новое, необычное! Правда, в последние несколько лет поток таких желающих почему-то начал сокращаться…

По итогам сдачи показательной «лабораторки» студиозы допускались к экзаменам, после чего получали диплом Магистра Метаморфоз.

А кое-кто – и не получал, потому что не допускался к экзаменам профессором Валидарием П.Б. лично. С одобрения ректората, разумеется, но решающее слово провозглашал именно он.

Отсев студиозусов с каждым годом почему-то становился всё более удручающим с точки зрения статистики. В прошлом году, например, из девяноста девяти студиозусов только двадцать пять – всего лишь двадцать пять! – человек получили допуск к экзаменам… А сдали на «отлично» всего лишь пятеро. Остальным экзаменующимся пришлось «натягивать» итоговую оценку до «хорошо».

- Плохой процент, многоуважаемый профессор, - сказал ему тогда ректор. И добавил, даже не стараясь смягчить упрёк: - Может быть, вам отпуск взять? Длительный? Мне кажется, вы несколько… переутомились. И, как бы это сказать… впали в однообразие. А студиозусы за вами всё это повторяют и повторяют… всё то же самое. Так как насчёт отпуска?..

От отпуска Валидарий П.Б. гордо отказался. Пришёл из Магистратуры домой, весь красный, распаренный от злости на ректора, и бросился лихорадочно пересматривать курс своих лекций, изданный в роскошном подарочном издании всего лишь каких-то пятнадцать лет тому назад.

Перелистал сборник и немного успокоился. Что ни говори, а прекрасные лекции, хоть и зазорно человеку, а особенно – профессору действительной магии, хвалить самого себя.

- Никакого у меня нет однообразия! Там - описания различных приёмов и методов метаморфоз! И прекрасные описания, подкреплённые практическими примерами! – громко сказал самому себе профессор Валидарий П.Б. и с шумом захлопнул толстый томик. – А студиозусы – просто обезьянки, не могут сами ничего придумать, вот и копируют мои приёмы и примеры! Ф-фух! Тьфу! Брр!.. Бесталанные неумехи!..

**

Профессор с усилием отвлёкся от неприятного воспоминания о прошлогоднем разговоре с ректором, вновь поправил очки на переносице и устремил взор на арену цирка.

В этот момент заиграла громкая бравурная музыка. На манеж вышел важный высокий господин: шпрехшталмейстер Бруннер, много лет представлявший публике студиозусов Магистратуры, согласно заключённому между цирком и Магистратурой договору. Он был в чёрном фраке с белой манишкой и чёрным атласным галстуком-«бабочкой», очень похожим на фрак профессора Валидария П.Б..

- Внимание, внимание! – провозгласил шпрехшталмейстер. – Сейчас перед вами, уважаемая публика, выступит студиозус Магистратуры Метаморфоз, Аппий Велеций Кувырком, со своей показательной лабораторной работой! Встречайте! – и господин Бруннер, воздев руки к куполу цирка, захлопал в ладоши, обтянутые сверкающими белыми перчатками.

И на манеж цирка вышел студиозус с нелепым именем Аппий Велеций и с более чем нелепой фамилией – Кувырком. Вышел как-то неловко: споткнулся, чуть не упал, в самый последний момент каким-то чудом удержавшись на ногах. Комичным жестом широко раскинул руки в стороны и поклонился публике, после чего… беззастенчиво почесал себе нос! На глазах у всех – взял и почесал свой нос!

- Деревня… - пробурчал себе под нос профессор Валидарий П.Б. и вдруг резко выпрямился в кресле.

***

- А ведь этот Аппий… этот Кувырком… - профессор беспокойно заёрзал, завертелся в кресле…

И тут же получил ощутимый тычок под рёбра от какой-то толстой расфуфыренной дамы в огромной шляпке с цветами, сидевшей на соседнем месте справа от него.

- Вспомнил! – чуть не вскрикнул профессор, отчего соседка сердито на него зашипела и погрозила Валидарию П.Б. веером.

Валидарий П.Б., не обращая внимания на рассерженную даму, во все глаза уставился на студиозуса Аппия Велеция Кувырком.

- Это же он, это он! – забормотал Валиарий П.Б., и мысли почтенного профессора заметались, словно вспугнутые котом мыши. – Этот Аппий Кувырком… да ещё и Велеций, к тому же… вечно задавал мне на семинарах самые дикие и дурацкие вопросы! И все его вопросы начинались с одной и той же глупой фразы: «А что, если?..» Ну да, ну да… Он же приехал из деревни, которая так и называется – «А что, если?..»

Деревня со странным названием: «А что, если?..» действительно существовала. Во всём государстве не было другого такого места - со столь несообразным для населённого пункта именованием.

Располагалась деревня на отшибе, на самой дальней окраине страны, и, по слухам, жили в ней весьма и весьма странные люди. Держались жители сами по себе, в города, а особенно - в столицу, выезжали редко. Возделывали свои огородики, распахивали свои небольшие поля, ни в чём при этом особо не нуждались, блюли какие-то собственные традиции… В туристическом справочнике название деревни вообще не указывалось, значит, ничего там интересного не было, ни для туристов из других стран, ни вообще ни для кого.

Но!

Но, опять же – согласно слухам, - происходили время от времени в этой деревне «А что, если?..» разные непонятные и даже труднообъяснимые события.

Время от времени там лил дождик - лил строго на поля и огороды жителей, не выходя ни единой струйкой и ни единой каплей за границы деревни. А в это самое время в окрестных деревнях, посёлках и городах стояла страшная жара, от которой люди не знали, куда деваться.

Время от времени из деревни «А что, если?..» привозили на ярмарки такие громадные арбузы, кабачки, дыни, помидоры и прочие фрукты-овощи, что дары полей и огородов других торговцев казались по сравнению с продуктами «ачтоеслинцев» просто мелким горохом.

Время от времени - по слухам, конечно! – жители деревни сообща устраивали некие странные эксперименты… То у них из колодцев начинал бить в небо высокой струёй фруктовый сок; то у них вдруг взлетела в небо колокольня маленькой церквушки… Говорят, полетала-полетала колокольня в небесах с полчаса, а потом плавно спустилась и ловко встала на прежнее место.

Время от времени… да там что угодно могло произойти, в этой деревушке, если верить несуразным слухам. Кони, говорят, в драконов обращались, и прочая чепуха якобы происходила. Тыквы по дорожкам сами катались, вороны превращались в синиц или в ласточек… и так далее, и тому подобное.

Ну, всему – верить – не то, что самому проверить. Какую-то комиссию, помнится, от их Магистратуры в «А что, если?..» направили несколько лет тому назад, так припомнилось Валидарию П.Б.. Припомнилось и то, что его тоже приглашали принять участие в работе этой комиссии, но профессор как раз готовил к очередному переизданию сборник своих лекций, поэтому отказался от этой чести, весьма невысокой, кстати, в его глазах.

Деревенские комиссию к себе пустили, пир закатили, мёдом-пивом высоких господ поили, долго по деревне своей гостей водили, улыбались во весь рот, шапки снимали да кланялись… Но никаких секретов члены комиссии так у «ачтоеслинцев» и не выведали, свидетелями каких-то поразительных чудес, увы, тоже не стали.

С тем и вернулась комиссия восвояси. В таком смысле и отчитались члены комиссии перед Магистратурой: обычная, мол, деревня, никаких коней-драконов там и в помине нет, обычные лошадки, «савраски» мохноногие, в телеги впряжены, и колокольня прочно стоит на своём месте у церкви.

Да, фрукты-овощи тамошние действительно очень крупны и вкусны, так это и понятно – деревня располагается на южной окраине государства, там просто климат очень хороший, мягкий и тёплый, способствующий наилучшему произрастанию всяких злаков и прочих морковок с петрушкою.

А жители деревни, по словам членов комиссии, похожи на каких-то излишне радостных и всем довольных, извините, недоумков. Всё-то им весело, всего-то им хватает, всё-то им хорошо на этом свете! Даже помощи от государства никакой не просят уже давным-давно - ни деньгами, ни рабочей силой, ни медиков им не надо, ни учителей, ни даже новой пожарной машины – у них и своя есть. Живут сами по себе, и всё.

Правда, опять же, по слухам, члены комиссии примерно с месяц после этого визита в деревню видели какие-то странные сны – яркие, необычные; и будто бы в тех снах творились некие чудеса и волшебства. И кони в драконов действительно будто бы обращались – в этих снах… и прочее разное происходило…

Но сны – они есть сны, их к делу не пришьёшь и в отчёте про них не напишешь: несолидно будет выглядеть.

На том тогда дело с комиссией и закончилось, как помнил Валидарий П.Б..

***

А в этом году на обучение в Магистратуру Метаморфоз попал отобранный из большого числа студентов новый студиозус – Аппий Велеций Кувырком из деревни «А что, если?..»

Профессор Валидарий П.Б. преподавал именно в Магистратуре, всех студентов низших курсов он и знать не знал, не по чину ему это. Для Валидария П.Б. студенты давно уже словно бы слились в некую однородную массу, в серую руду, из которой он тщетно пытается уже в течение двадцати с хвостиком лет намыть хоть несколько унций золотого песка… о самородках, увы, давно уж и речи не шло.

Ох, и намучился он с этим Аппием Велецием! Вот уж и правда - Кувырком! Всё у него было не по порядку, всё он стремился перевернуть с ног на голову, всё хотел делать по-своему. Не мышку в лягушку метаморфизировать – а лягушку в мышку! Да ещё чтобы она так мышкой и осталась!.. Не кроликов из пустого цилиндра доставать – а цилиндр из уха кролика вытаскивать! И так далее.

За что Аппий Велеций и получал от профессора Валидария П.Б. предельно низкие баллы. Только чтобы возможно было студиозусу удержаться в Магистратуре, не оказаться отчисленным – небось, всей деревней деньги на обучение для него собирали, думал профессор… Жалко мальчика, всё же, хоть он и своеволен – беспредельно и недопустимо своеволен!

Аппий Велейций Кувырком во всё время курса обучения то и дело пытался привлечь внимание профессора своими дикими предложениями. Несносный студиозус мог в середине семинара или практической работы влезть профессору буквально под мышку и, захлёбываясь словами от бурлящего в его душе юношеского энтузиазма, заявить буквально следующее:

- Профессор Валидарий, а что, если метаморфизировать, то есть, преобразить – причём, окончательно и навсегда, - сторожа третьего учебного корпуса Магистратуры, хромого старика Люция, пропахшего насквозь ужасной махоркой и глухо кашляющего, словно в бочку, в молодого спортивного юношу, не имеющего ни вредных привычек, ни болезней? А? Как вам это, профессор?..

Или:

- А что, если преобразить, то есть, метаморфизировать, бронзовую статую Первого Магистра, знаменитого Камприя Васиса Купчик-Мимохвата, позеленевшую от старости в незапамятные времена, засиженную голубями до полного неприличия, в мраморную композицию? Белую, сияющую вечной чистотой и полностью защищённую от покушений вредных голубей?..

- Как это – полностью защищённую? – снисходительно спросил тогда Валидарий П.Б..

Ответ студиозуса поразил профессора своею очевидной бессмыслицей: потому, мол, что он, студиозус Кувырком, берётся установить над композицией неснимаемый защитный купол, каковой давно уже установлен старейшинами над его родной деревней…

И так далее, и прочее, и тому подобное, в том же духе…

***

Тут профессор Валидарий П.Б. словно бы споткнулся в своих воспоминаниях о вечной надоедливости студиозуса Кувырком, ужасавшего почтенного ментора своею крайней некомпетентностью.

Защитное поле?! Над деревней «А что, если?..»

А члены комиссии потом целый месяц видели странные сны – сны о чудесах?!

Да что же это за!..

***

Аппий Велеций Кувырком тем временем прекратил паясничать, оставил в покое свой нос и с милой, хотя и несколько простодушной улыбкой, от уха до уха, свойственной жителям его родной деревни, громко произнёс:

- Уважаемая публика! А что, если мы все сейчас поверим в чудо? В настоящее чудо? Как вы думаете, оно произойдёт?

Публика вежливо захлопала, но никто не откликнулся, не ответил на вопрос студиозуса. Разве что с цирковой галёрки, с самых дешёвых мест, послышался свист и донёсся чей-то одинокий голос:

- Покажи им, сынок!

Профессор Валидарий П.Б. стремительно, насколько это позволяла ему излишняя округлость его кургузой фигуры, обернулся своим толстощёким румяным ликом к рядам галёрки.

Бедновато, но вполне прилично одетый старик с седой шевелюрой и длинной седой бородой приветственно махал студиозусу Кувырком рукою.

- Покажу, папа, - отозвался Аппий Велеций. – Пришла пора показать всем, что мы умеем!

Студиозус проговорил эти слова мягким негромким голосом, но его услышали абсолютно все зрители, собравшиеся в этот день в цирке.

- Давай, сынок, мы все тебя благословляем! – откликнулся старик.

Профессор Валидарий П.Б. занервничал. Неужели Аппий Велеций сейчас начнёт вытаскивать цилиндры из кроличьих ушей? Или, не дай Бог, превратит в мышку или лягушку шпрехшталмейстера Бруннера, да так мышкой его и оставит?! Этого ни в коем случае нельзя допустить!..

- В нашем государстве с незапамятных времён введён мораторий на настоящие чудеса, - приятным голосом произнёс между тем студиозус Кувырком. – Ввели мораторий после всем памятного печального события: самый первый Магистр, почтенный Камприй Васис Купчик-Мимохват, изготовил из древесных опилок несколько тонн фальшивого золота и вынудил купцов нашего государства расплатиться этим золотом за настоящие товары, купленные у чужестранцев… Произошёл грандиозный государственный скандал! Хотя памятник Купчику-Мимохвату всё же воздвигли, но, скорее, в назидание для будущих поколений… С тех пор волшебство оказалось под запретом и была учреждена Магистратура Метаморфоз при Институте Метаморфоз.

Профессор Валидарий П.Б. положил дрогнувшую руку на сердце, внезапно неистово заколотившееся под накрахмаленной манишкой фрака…



- В этом почтенном учреждении, в Магистратуре Метаморфоз, - продолжил Кувырком, - студиозусов ОТУЧАЮТ творить настоящие чудеса! Я, студиозус Аппий Велеций Кувырком, это заявляю и утверждаю – со всей ответственностью!

Зал зашумел, многие зрители повскакали со своих мест, с галёрки и даже из рядов для приличной публики раздался бешеный свист в два пальца. Женщины завизжали, заколыхались перья и цветы на их шляпках. Мороженщик, пробиравшийся со своим коробом по третьему ряду, уронил эскимо на палочке прямо в чьё-то глубокое декольте, отчего пострадавшая дама упала в обморок на руки своему кавалеру, молодому офицеру в гусарской форме. Офицер машинально схватил одной рукой даму, другою же рукой ловко подхватил эскимо с её пышной груди и - от нервного потрясения, видимо - впился в него крепкими белыми зубами.

В почтенном цирке Моссней начинало твориться чёрт знает что!

- Мы, жители деревни «А что, если?..», живём по-своему, - возвысил голос студиозус Кувырком. – Мы вынуждены были в течение долгих, долгих лет скрывать наши способности и удерживать над нашей деревней особый магический защитный купол. В прошлом году к нам приезжала комиссия из Магистратуры Метаморфоз, и нам пришлось отводить и даже затуманивать членам комиссии глаза, чтобы они ничего не увидели и не поняли! Потом им снились сны – о том, что происходит у нас в деревне на самом деле, о том, как мы там живём.

Публика понемногу успокоилась и начала прислушиваться к словам студиозуса Кувырком. Пострадавшая от действий мороженщика дама пришла в себя и крепко обняла молодого офицера, отчего тот чуть не подавился палочкой от проглоченного им эскимо. Но офицер устоял и перед дамой, и перед палочкой от мороженого. Он нашёл в себе силы схватить мороженщика за шиворот и перекинуть его через спинки кресел рядом ниже, где тот и затих на полу, под ногами зрителей, прижимая к груди свой короб с холодным лакомством.

- Мы, «ачтоеслинцы», просто… не пугайтесь этого слова, уважаемые… мы – самые настоящие волшебники! - провозгласил Кувырком. - Никому наши чудеса не мешают, потому что это – добрые чудеса! Если бы не мораторий, мы давно показали бы всем, что может сделать настоящий волшебник. И вот – время пришло! Вчера, восьмого июня сего года, мораторий был снят – снят на один день! – согласно высочайшему государственному указу! И этот день настал, это - сегодня, и чудо произойдёт сейчас!

Профессор Валидарий П.Б. почувствовал, что он сползает куда-то вниз, под кресло, стоящее впереди рядом ниже… Он выпрямился и крепко ухватился обеими руками за подлокотники.

- Да, сегодня вы увидите настоящее чудо… настоящую метаморфозу… и позорный для нашего государства мораторий на волшебство будет отменён - снят на веки вечные! Сперва – для жителей нашей деревни, а позже – и для всех жителей страны. Мы, «ачтоеслинцы», с радостью научим всех достойных граждан нашей страны настоящим чудесам, превращениям и метаморфозам! А Магистратуру Метаморфоз упразднят – раз и навсегда, окончательно и бесповоротно, как вредное для развития фантазии и воображения учреждение! – воскликнул Аппий Велейций Кувырком.

- Это… это же революция! – трясущимися губами еле сумел вымолвить Валидарий П.Б.

Зал взревел…

Профессор Валидарий П.Б. покрылся холодным потом с головы до ног…

- Браво, сынок! – послышался восхищённый голос старика с галерки.

- Прошу выйти на манеж профессора действительной магии Валидария Пуклиуса Бесомракия! – трубный голос студиозуса Кувырком буквально ввинтился в уши профессора, за что-то там зацепился внутри его черепа… и словно арканом повлёк бедного профессора на середину арены…

- Айн! Цвай! Драй! – воскликнул Кувырком, приветствуя трясущегося, как студень, Валидария Пуклиуса Бесомракия взмахом руки. – Двадцать с хвостиком лет вы, - извините, неуважаемый мною профессор, - читаете всё тот же курс скучнейших лекций, проводите нуднейшие практические занятия и принимаете похожие друг на друга, словно две капли воды, показательные лабораторные работы студиозусов Магистратуры в различных цирках, разбросанных по разным городам нашей страны. Примите же мою «лабораторку», профессор, и оцените её!

Студиозус Кувырком отступил на шаг… лукаво прищурился… и произнёс:

- А что, если… вы сейчас метаморфизируетесь в попугая, профессор?..

***

Попугай Валидарий Пуклиус Бесомракий съел семечку, почесал лапкой под крылышком, попил свежей родниковой воды из поилки и взлетел на жёрдочку.

- Метамор-р-рфозы-ы! – хрипло прокричал попугай. – Будь пр-р-рокляты метамор-р-рфозы! Тьфу! Брр! Ф-фух!

- Ну-ну, попка, тихо, тихо… Не буяньте, профессор! - погрозил ему пальцем хозяин, член государственного Магистрата по делам Волшебства и Метаморфоз, Аппий Велеций Кувырком. – Нам предстоит ещё масса работы, не отвлекайте меня, прошу вас!

Клетка у Валидария была просторная, член Магистрата Кувырком не пожалел денег на её обустройство. Тут было всё, что потребовалось бы самому прихотливому в мире попугаю: кормушки и поилка, домик для спанья, чистая соломка на полу, кольца для раскачивания вниз головой, жердочки, укреплённые на разной высоте на проволочных стенах, разноцветные мячики для катания и даже миниатюрные качели.

Подпоркой для клетки служил пухлый томик лекций профессора Валидария П.Б. в роскошном подарочном издании – на веленевой бумаге и с виньетками, выполненными золотом, на каждой странице…


© Copyright: Светлана Догаева, 2022
Свидетельство о публикации №122030106237

 

[Степлер]

У вас ус отклеился!​

Светлана Догаева
1.


- Катя! Катя-я!.. Иди на площадку, начинаем!..


Этим воплем помрежа Туруханова, которого за громобойный голос съёмочная группа прозвала «иерихонцем», вот уже два месяца начиналось каждое моё рабочее утро. Голос у него и правда мощный – мёртвых поднимет, живых в гроб уложит.


Когда ВП – Великий Прот, Протасов Павел Петрович, режиссёр с полумировым именем – пригласил меня играть ведьму в его новом блокбастере, я решила, что он сошёл с ума.


Прот затеял снимать ужастик о празднике Хэллоуина в российской глубинке, что само по себе – идиотизм.


Про ночь Ивана Купалы, про «скотьего бога» Велеса, про Сварога или Перуна кино снимать – вот это было бы то, что надо! Древняя славянская мифология богата на такие жуткие истории, которые этим западным «хэллоуинцам» даже и не снились. Но ВП считал, что на фильме о древних славянских богах денег не заработаешь.


Ладно. Согласилась я. И даже привезла на съёмки своего личного кота Бублика, пушистого чёрного важного красавца, прирождённого актёра, с которым мы уже снялись в нескольких подобных «шедеврах».


И выехали мы с моим Бубликом в какую-то сельскую Тьмутаракань.


Уже почти два месяца артисты и технический состав съёмочной группы жили в передвижных вагончиках и питались в сборно-разборной столовке, которая вместе с персоналом кочевала за нами по городам и весям.


Съёмки проходили вполне успешно, но недавно возникло одно небольшое осложнение…


2.


Снимать ночь Хэллоуина утром – тоже один из «гениальных» замыслов Прота. Синие фильтры, красные фильтры, зелёные, даже чёрные и полосатые, клубы тумана из специальных туманных машинок, ветродуй, гром с молнией из специального устройства и прочая техника ждали, как и люди, его отмашки.


- Мотор! – выкрикнул Прот, и - понеслось!


Сцену, как я мило улыбаюсь детям, отсыпаю им кило конфеток в корзинку и ласковыми словами отгоняю их подальше от своего дома, где за моей спиной в виде сухого деревца стоит заколдованная мною девочка Света, мы отработали пять раз, пока Великий Прот не остался, наконец, доволен. Он отдулся, крикнул, что все свободны, и объявил перерыв на обед.


Проходя мимо кота Бублика, раньше меня завершившего свою работу в эпизоде и теперь важно возлежавшего на своей личной бархатной подушке, я искоса взглянула в его невозмутимые янтарные глаза. Он на миг прикрыл один глаз, зевнул во всю пасть и отвернул морду в сторону.


Я скромно пристроилась на складном стульчике у края стола и мирно хлебала диетический супчик, стараясь не закапать своё ведьминское платье, нарочно кое-где порванное, прожжённое на подоле и испачканное золой. Хотя могла бы и закапать, Прот оценил бы такой нюанс.


- Катя, к углу стола не садись, семь лет потом замуж не выйдешь! – пошутил, протискиваясь к свободному стулу, осветитель Барабанов.


- Василий Петрович, вы уже женаты, а другой мне никто не нужен, ни семь лет не нужен, ни все семьдесят! Так что придётся мне бобылкой свой век куковать, – отшутилась я, и Барабанов даже покраснел от удовольствия, красавчик такой.


Жаль, таланта у Барабанова – ноль целых, хрен десятых, с его бы внешностью русских богатырей играть или начальников высшего звена, полковника полиции, например, кладущего всего себя на алтарь борьбы с преступностью. А так – пришлось ему пойти в осветители, ибо кинематограф он с раннего детства любил до дрожи.


После обеда съёмки продолжились и затянулись до позднего вечера.


Я немного утомилась, грим то и дело размазывался от моих усилий, гримёрша Люсенька ходила за мной, как хвостик за собачкой, с коробкой гримировальных принадлежностей и прочими инструментами. Но в итоге мы отсняли почти всё, что запланировал нам на этот день Великий Прот, и ближе к ночи я устало плюхнулась на стул в своём вагончике и стёрла, наконец, с лица осточертевший грим.


Посмотрела на себя – натуральную - в зеркало и покачала головой.


- У вас ус отклеился… - тихонько сказала я своему отражению.

Отражение засмеялось и кивнуло.


3.


Скрежет когтей по двери вагончика прервал мои ироничные размышления на тему того, как должна выглядеть настоящая ведьма.

Представления Прота об этом отличались крайней степенью примитивности, но я никогда не спорю с начальством. Наша актёрская братия вообще считает меня - а это редкость для актёра и особенно для актрисы - спокойным, добрым, уживчивым человеком. Что само по себе весьма и весьма забавно.


Скрежет повторился, уже более настойчивый, и я негромко произнесла:


- Открыто, входи, о мой ассистент и посланец! – я хихикнула, зная, что Бублик терпеть не может пафоса. Просто мне захотелось кота своего немножко поддразнить.


Ассистент и посланец вошёл, приблизился к моему гримировальному столику с большим зеркалом и сел, аккуратно обернув чёрным пушистым хвостом чёрные лапки.


Из зеркала на меня пристально взглянули янтарные кошачьи глаза, и я спросила, погружая взгляд в отражение:


- Всё готово, Бублик?


- Мяв, - коротко мявкнул кот.


- Зови.


Бублик вздыбил шерсть на затылке и тихонько протяжно взвыл.


Дверь вагончика вновь отворилась, и на пороге возникла юная местная жительница, девочка Леночка из группы «хэллоуинят», как я их про себя называла. Она была в костюме летучей мыши, больше похожего на ободранную шкуру дохлой дворняжки, и явно робела, но крепилась.


Я развернулась к Леночке, склонила голову к левому плечу и ласково спросила:


- Итак, девочка Леночка, какие слухи ты имела наглость распространять среди жителей вашего посёлка? И зачем, скажи на милость, ты этим занималась?


Леночка сглотнула, переступила с ноги на ногу и шарахнулась от Бублика, когда тот уставился ей в лицо своими непостижимыми глазищами.


- Отвечай! - приказала я.


Леночка откашлялась и мученически возвела глаза к низкому потолку вагончика, словно взывая к небесам о помощи. Но, конечно, никакой помощи от потолка, равно как и от небес, она не получила. Что неудивительно.


- Мар-рум-ва, - недовольным тоном промяукал Бублик. – Мр-ри-йя!


- Никого я не запугиваю, - возразила я коту, - я просто спрашиваю, зачем такая хорошая девочка – ведь ты же хорошая девочка у нас, да, Леночка? – нагло врёт всем в глаза и заявляет, что актриса Екатерина Васильевна Пономарёва – настоящая ведьма?


Леночка перевела дыхание и осипшим от волнения голосом выдала:


- Я вас видела!


- Мр-ру-мм, - прокомментировал кот, но я отмахнулась от Бублика и очень ласково уточнила у Леночки:


- Видела? Ты? Меня? Где и когда?


- Вч… вчера, - чуть было не поперхнулась Леночка. – На речке… Вы русалок вызывали… и они приплыли. И вы дали им какое-то… задание. Только я не знаю, какое.


- Так… - я склонила голову к правому плечу. – На речке, значит? С русалками? С ума сойти можно! Ты же взрослый человек, Лена, - я заговорила твёрдым голосом и быстро махнула ладонью перед её лицом, - и прекрасно знаешь, что ни ведьм, ни русалок на свете не существует, не так ли?


- Вы же существуете, - и Леночка взглянула мне прямо в глаза.


Однако!


- Мр-ру-мм! – Бублик повысил голос и добавил: - Мр-рия-уу мня?


- Погоди-ка, милый Бублик… Похоже, девочка Леночка не так-то и проста, как нам с тобою видится, - медленно проговорила я.


Бублик коротко зашипел и выпустил когти, Леночка опять шарахнулась от него, оступилась, повернулась - и оказалась прямо напротив зеркала.


И замерла, заворожённо рассматривая тройное отражение в глубоком стекле – своё, моё и отражение кота Бублика.


Было отчего ей замереть, скажу честно.


4.


Кот Бублик, конечно, так котом и отразился, но на шее его – вернее, на шее у его отражения – возникла толстая золотая цепь, на которой болтался маленький золотой же ключик. А на голове кота сверкнул тонкий венец из переплетённых золотых веточек, складывавшихся в узор старинных рун.


Я же… ну, в семьсот с лишним лет можно уже не стесняться своего истинного облика, хотя я за собою, конечно, продолжаю и ухаживать, и красоту наводить-наколдовывать. Но всё равно, уже далеко не тот вид, что был лет, скажем, в триста.


Кожа у меня тёмная, пергаментного оттенка, морщинистая, само собой; волосы совершенно седые, нос… не то чтобы уж крючком, как в сказках про ведьм написано, но и не курносый, разумеется.


Бородавок, к счастью, у меня нет, усики не отклеиваются – потому что свои собственные, а вот сросшиеся на переносице седые брови кустятся, как мох лесной.


Зубы, правда, у меня белые и ровные, но давно уже не «родные». Никогда я не любила свои натуральные кривые жёлтые клыки, всё же, я – женщина, дама, а не зверь лесной и не оборотень. Не грех ведь - очаровать хорошего стоматолога, чтобы он безболезненно вырвал это кривое безобразие и сделал мне красивые зубы из дорогущей слоновой кости.


И среди всего этого вполне приличного для моего возраста облика – то яростно полыхающие, то таинственно мерцающие, как у кошки, совсем молодые, роковые ярко-зелёные глаза настоящей потомственной ведьмы.


Но больше всего Леночка не моего отражения испугалась, а своего. Потому что в глубоком-глубоком, как омут, зеркале она отразилась в виде… залитого кровью собственного трупа!


- Ак-хх… - захрипела она и протянула дрожащую руку к зеркалу. – Я… там… мёртвая!..


- И что? – невозмутимо спросила я, уже решив, как буду действовать в данных обстоятельствах и с учётом отражения Леночки в зеркале. Труп - так труп, в первый раз, что ли?..


Бублик прочёл мои мысли и недовольно промяукал:


- Мне-мне-ма-йюю-сссь!


- А я – не сомневаюсь! – отрезала я. – Время дорого, как говорит наш Великий Прот. У нас завтра опять съёмки спозаранку, мне ещё выспаться охота. Ты мне лучше скажи, старый мой соратник: как вообще самая обычная поселковая девчонка могла увидеть на речке меня и каких-то несуществующих в природе русалок? Меня, актрису Е.В. Пономарёву, белую, незамужнюю, гражданку РФ, 30-ти лет от роду – по паспорту, в смысле? Как?


- Мр-мр-рийя-мм, - и Бублик явственно пожал плечами.


Сама, мол, выясняй, подруга.


- Говори, Леночка, объясни нам свои странные поступки, - голосом школьной заведующей учебной частью строго приказала я.


- Мне не спалось… - тихо, словно в трансе, заговорила Леночка, - я как будто что-то услышала… как в кино про вампиров… какой-то звук… или песню… или зов… и тогда я встала с кровати… и пошла на речку… и увидела, как вы… летаете над водой… и собираете в круг русалок… и что-то им приказываете… и они кивают… а потом они скрылись в реке… а вы развернулись… прямо над рекой… и вы были без всякой метлы… и полетели сюда… и спустились на землю… и вошли в ваш вагончик… Всё.


Леночка замолчала. Стояла ровно, не отрывая глаз от трёх отражений, и молчала, словно превратилась в сухое деревце из нашего реквизита.


- Так, ладно, - проворчала я. – Дай-ка мне свой палец, Леночка… Любой палец. Кровушку твою нам проверить надобно.


Девчонка робко протянула мне руку.


Мой походно-полевой лабораторный наборчик всегда со мной, особенно когда мы со съёмочной группой выезжаем в такие вот глухие сёла, посёлки и деревеньки. Мало ли кто там из-под лесной коряги ночью вылезет или из обычного домика белым днём выйдет… Не всякая нечисть – друг, товарищ и брат ведьме, и я никогда об этом не забываю.


Кровь у Леночки оказалась с такой неожиданной примесью, о которой я и не подозревала, отчего брови мои поползли вверх, а глаза широко раскрылись.


Надо же – на таком расстоянии от Москвы встретить в обычном посёлке свою семиюродную пра-пра… многажды правнучку!


Сюрпрайз, однако! И весьма несвоевременный.


- Ну, и что делать будем? – обратилась я к Бублику.


- Мне-мня-мм-рр, ма-мма миу-мяк, - и Бублик вновь пожал плечами и распушил хвост трубой.


- Понятно, - кивнула я. – Ладно… Алтарь готовь. Сперва девчонку обработаем, потом - утопленника.


- Фум-мр-ря, - отчётливо выразился кот – зря, мол, но перечить мне не посмел и ловко выволок из-под моей походной кровати небольшую скамеечку, зацепив её когтями.


И тут вдруг Леночка медленно, с запинкой, произнесла:


- Ба-бу-ля… я хо-чу быть та-кой, как ты… Из-ви-ни, что рас-ска-зы-ва-ла лю-дям о те-бе… Всё рав-но, ник-то не по-ве-рил…


- Здрасьте – приехали! – вырвалось у меня, и Бублик недовольно зашипел. – Такой, как я, Леночка?! Да сколько тебе лет, дитя неразумное, и кто ты есть такая? Ты мне – седьмая вода на киселе, у меня наследниц-то близких, кровных – целая очередь, и никому я пока такой чести не оказала!


- Потому что никто из твоих пр-рямых близких р-родственниц р-русалок в р-реке ни р-разу не видел… - слегка подвывая, по-человечески проговорил мой Бублик, и стало ясно, что он говорит всерьёз, иначе высказался бы на своём родном кошачьем языке. – У них мя-мя-маловато способностей, ты же сам-ма-мма жаловалась мяу-мне!


- Ну, жаловалась, - я даже немного растерялась. – Ну и что?


- Сам-ма-мма знаешь – что… - Бублик отвернулся к окошку вагончика и уставился на великолепную полную Луну, в этот момент как раз бросившую на пол моего временного жилища яркий голубовато-серебристый луч.


- Ну, я не знаю, - теперь уже я пожала плечами, - сегодня ночь жертвоприношений, а не ночь обращения какой-то дальней моей родственницы в полноценную ведьму!


- Р-русалки всё сам-ми-ми сделают, утопят, кого ты им-мм заказала, с жер-ртвой всё будет в пор-рядке, мр-рия-уу! – высказался Бублик. – Обр-ращай девчонку, не тяни вр-рем-мя-уу, сам-ма-мма говор-рила, что съёмки р-рано утр-ром начнутся. Луна р-разрешает пр-ровести замену, утопленником завтр-ра зай-мяу-мёшься.


- Ладно, чёртушка с тобой, - согласилась я, наконец, и Бублик согласно кивнул: мол, уж кто-кто, а чёртушка-то с нами обоими всегда рядом ходит.


Я взглянула в зеркало. По волшебному стеклу скользнул летучий лунный луч, и я увидела, как отражение Леночки в виде залитого кровью трупа медленно истаивает, истончается в глубине зеркала, исчезает, и вместо него возникает отражение молодой, крепкой, здоровой девицы лет 25-30, очень похожей на меня в мои незабвенные триста лет.


- Так… всё понятно… убери пока алтарь, раз Луна замену разрешила, - приказала я Бублику. - Давай сюда чемоданчик с зельями и чёрные свечи зажги… Лена, встань вот сюда… и не бойся. Никогда не бойся – никого и ничего!..


5.


Ранним утром (очень ранним, часа на два раньше обычного срока побудки съёмочной группы) меня разбудил зычный голос Туруханова:


- Катя-я-я! Катя-я!.. Да Катя же!..


Кутаясь в лёгкое летнее одеяльце, я босиком выскочила из своего вагончика и, поставив ладонь над глазами «козырьком», спросила у нашего «иерихонца»:


- Что случилось, почему вы так кричите, Лев Геннадьевич?


- Барабанов вчера ночью утонул! Наш осветитель! - выкрикнул Туруханов мне буквально в лицо, и я отшатнулась.


- Да… да как же так… Барабанов?! Василий Петрович… утонул?! Как такое могло произойти?! – потрясённо спросила я, роняя одеяльце к своим стройным ногам и прижимая к высокой груди тонкие изящные руки.


Туруханов быстро-быстро заморгал, неожиданно узрев так близко от себя мои выдающиеся женские прелести, еле прикрытые полупрозрачной ночной рубашкой, но справился с собой, сквозь зубы приказал мне быстренько одеться поприличнее и бегом нестись на съёмочную площадку, где уже собрались все наши, потрясённые неожиданным известием о гибели осветителя Барабанова.


- Следователь прикатил из области, поспеши, Катя, - бросил он и помчался к вагончику актрисы Юльки Напрыгиной, трубно выкликая её имя на бегу, отчего с дерева над моей головой взлетела недовольная ворона и, хрипло каркая, словно передразнивая помрежа, полетела прочь.


- М-мну-у? – раздалось за моей спиной.


- Всё в порядке, Бублик, - прошептала я и повернулась, чтобы пройти в вагончик одеться. – Обряд прошёл как надо, полёт нормальный, Лена чувствует себя прекрасно. А следователя я зачарую, сам знаешь. Никто и не подумает, что у меня мог иметься какой-то мотив для утопления какого-то обыкновенного осветителя! Тем более, что вся съёмочная группа знает о его любви к ночным купаниям в речке.


- Мне-мня-мну-у, - в интонациях моего верного соратника явственно прозвучала ирония.


- А не надо было этому Барабанову, Василию этому Петровичу, козлу вонючему со смазливой рожей, напиваться на недавнем дне рождения нашего Великого Прота и пытаться полапать молодую «звезду», актрису Екатерину Пономарёву, за задницу! – резко ответила я Бублику. – Не для этого хама, валенка и гуся лапчатого моя задница на свет появилась семьсот с хвостиком лет тому назад!


Входя в вагончик, я краем глаза увидела Лену в группе детей-«хэллоуинят». Ребятишки под конвоем Туруханова дружно топали на площадку. Следователь и их будет расспрашивать, ясное дело - не видели ли они чего, не слышали ли…. Леночка тоже заметила меня, улыбнулась и помахала издали рукой. Выглядела она весёлой, крепкой, румяной и явно пребывала в приподнятом настроении. Ну и отлично.


Из Леночки явно выйдет толк, это я ещё ночью поняла, во время сложного обряда превращения её в настоящую ведьму. И она скажет следователю то, что мне надо.

Умничка она, моя семиюродная пра-пра – и ещё много «пра» - внучка!


- Вечером пригласишь Лену ко мне, поучим её, как с утопленной русалками жертвой работать, - отдала я приказание коту.


И пошла переодеваться и наводить на своё вполне юное свежее лицо 30-летней ослепительной женщины и актрисы выражение растерянности и скорби из-за ужасного известия о гибели осветителя Барабанова – бесталанного красавца, истинного «мачо», гада, хама и пса шелудивого…


Как говорится, солнышко теперь светит ярче и птички поют веселее – потому что мерзавца этого нет больше на нашем прекрасном белом свете!



6.



Вечером к моему вагончику притопал помреж Туруханов с огромным букетом в руках и с бутылкой шампанского в матерчатой авоське-«пенсионерке». Не смог, видимо, забыть мой утренний облик в ночной рубашонке…


Ну что ж. Посидим, выпьем, цветочки понюхаем.


Но пусть только попробует наш «иерихонец» лапы в моём направлении распустить! Пусть только попытается!


Пожалеет – и очень сильно пожалеет.


© Copyright: Светлана Догаева, 2021
Свидетельство о публикации №221111001369

 

[Степлер]

Трёшка

Страшная сказка

****


Один глаз у неё был зелёным, а другой – оранжевым.

Она пришла сама. К Степаниде все её кошки приходили или на особый клич, или по своей воле, что случалось реже, но всё же иногда случалось.

Трёшка пришла по своей воле. Вышла ранним утром из леса, подошла к крыльцу, присела возле него и робко помяукала – мол, есть ли тут добрые люди, поесть-попить дадите бедной кошечке?..

Почему Трёшка? А потому что трёхцветная. И чётко так расписанная, как на заказ: мордочка рыжая, загривок и подбрьюшье чёрно-рыжеватые с переходом в палевый, спинка серая, да ещё и с чёрными разводами, называемыми обыкновенно «макрель». Словно рыбки виднелись в серой воде, когда Трёшка передёргивала спинкой и дыбила шерсть. А на боках шёрстка её аж голубым отливала.

И лапы у Трёшки были разноцветные: чёрная, рыжая, серая и полосатая.

Хвостище – смесь всех цветов, да ещё и в полосочку, и с «фонариком» на конце, с белой кисточкой, как у лисы. И трубой стоит, словно Трёшка постоянно готова к атаке.

На самом-то деле, цветов там было поболе трёх, мало-мало четыре или даже всё пять, но имена Четверёшка или Пятерёшка – длинны слишком, решила Степанида.

Трёшке Степанида обрадовалась. Для работы коты и кошки были ей необходимы, а последний кот как раз недавно полностью своё отработал и упокоился, сердечный, пусть и не с миром.

Кошек да котов обучать – дело хитрое. Они должны понимать, что от них требуется, вовремя шипеть из самого тёмного угла избы, вовремя мурлыкать – «разговаривать», вовремя когти выпускать, и тому подобное. Без кошек Степанида не была бы так уверена в силе своего колдовства.

Ведьмой Степанида была наследственной, от матери искусство взяла, а та – от своей матери, и так далее - во тьму веков, как говорится, уходило их колдовское ремесло.

Все соседние деревни давно были Степанидой «охвачены», и из городов к ней тоже частенько клиенты приезжали, даже из самих Москвы и Питера.

Не могут людишки-то сами свои трудности разгребать, пугаются, стращаются да страшатся, нервничают да психуют, оттого и делают ошибки. Ломкий народец, нестойкий - так думала о людях Степанида. Так что не обойтись им без её помощи, хоть и грех это.

Грех? А конечно – грех! Колдовать да ведовать, будущее проницать, обряды блюсти тёмные, силу непростую, нечистую, в людишек слабых вливать – ещё какой грех-то! Что она в Ад пойдёт, как опочит, Степанида не сомневалась. Но не отказываться же из-за Ада от такого наследственного дара, как ведовство! А уж от такого, как колдовство, так и тем более.

Об одном Степанида жалела – некому ей было этот дар передать, а ведь она тоже не вечная, как и её коты и кошки.

Была у Степаниды дочка, от неизвестного молодца залётного рождённая. А легла с молодцем Степанида в ночь на пятницу, на 13-е число. Как Степанида помнила, в апреле месяце она молодца того в избу свою впустила. Ехал парень в город, да заплутал к ночи и выехал прямо к её избе по лесной тропке.

Месяц-то неважен для зачатия будущей ведьмы, главное, чтобы от незнакомца забрюхатеть, одну лишь ночку с ним проведя, и только в ночь на пятницу, 13-го, как и положено.

Была дочка, да сплыла. Уехала в город, от матери отказалась, о передаче ей дара колдовского и слушать не пожелала, своенравница!

- Что это вы, мама, о чём вы таком мне говорите, - заявила строптивица, - люди в космос давно летают, Интернетом пользуются, целые города строят, жизнью живут настоящей! Поеду в город, выучусь на юриста, буду людям помогать. И не просите, и не уговаривайте, не нужно мне всё это, да и не верю я в колдовство и в прочие бабкины сказки.

И уехала, паршивка, в город в свой.

Ну, что ж, скатертью дорожка. Поглядим ещё, как она в век Интернета и космоса этого себя ощущать-то будет… Людям помогать, ишь ты! Как им поможешь-то, неразумным и слабым? Вот она, Степанида, и впрямь им помогает, а всё остальное – ложь да крутёж, враньё человеческое, обыкновенное.

Проклинать дочку Степанида всё же не стала, хотя и должны бы была, ежели по ведьминскому тайному Уставу судить-рассудить. Теперь, кому она бы свой дар ни передала, он всё ж послабже получится, чем у неё и у её мамки с бабкой. Печаль-дело, династия, можно сказать, обрушится, придётся посторонней девке тайны свои наследственные раскрывать, когда срок подойдёт.

Ну да ничего. Может, оно и к лучшему, что не полностью, не целиком Степанида передаст свои таланты чужой девке. Да ещё пойди, найди ту девку-то! Умные все стали – силёнок нет, в города рвутся сбечь из родной деревни. Ничегошеньки в жизни, как она есть, не понимают. Присмотрела было Степанида себе на смену одну деваху, так та, дура, замуж вышла! А для принятия дара будущая ведьма должна быть целой, непорченной мужиком-то! Потом-то хоть облюбись с кем хочешь, это уже на умениях колдовских никак не скажется. Да эти-то, нонешние девки, почитай, чуть не с 12 годков под парней всё норовят заскользнуть, торопятся - не пойми куда и зачем, не берегут честь свою девичью. Кого тут в преемницы-то выбирать, из этой мелочи развратной, тонконогой, плоскогрудой и без мозгов совсем?..

Однако дела стоят, пока она о дочери вспоминает да о преемнице кручинится. Клиент скоро подъедет из города, пора печку топить да котёл на огонь ставить.

Да и Трёшку бы хоть чему успеть обучить, пока время есть. А то вон она – нажралась мяса от пуза, оно аж как шарик пушистый стало, молоком упилась, сидит на крыльце, вылизывается, хвостище свой трубой растопырила, урчит, кошара грешная.

- Трёшка, - тихо, словно себе под нос, произнесла вслух Степанида. Не позвала, не поманила, просто имя новой кошки выговорила. И палец корявый согнула крючком, спрятав руку за спину, не показывая кошке, что зовёт её.

Ай, умница-то какая Трёшка оказалась! Сразу встала на все четыре, спокойно подошла к Степаниде и села напротив неё на попу свою мягкую, аккуратно обернув передние лапки пушистым хвостом. И в глаза Степаниде уставилась своими разными глазищами – один глаз рыжий, как апельсин, другой – зелёный, словно ягода крыжовника. Смотрит, не моргает, словно всё понимает и ждёт от Степаниды чего-то.

- Учить тебя сейчас стану, поняла, кошара? – спросила Степанида.

Трёшка как-то странно кивнула, чуть поведя голову вбок. Мол, понимаю, жду, давай, учи. Начинай, мол.

- Да ты не от бабки ли Левонтихи такая вся раскрасивая да умная ко мне заявилась? – с подозрением, вдруг спохватившись, спросила Степанида.

Бабка Левонтиха жила через три деревни от деревушки Степаниды и была её, как сейчас говорят, конкуренткой.

Понавыдумали умных слов! «Конкурентка», да тьфу три раза чёрту под хвост! Раньше-то проще называли люди друг друга – враг, соперница, вот оно то самое и есть! И соперница, и враг Степаниде эта бабка Левонтиха, как ни кинь кости. Добрые дела творит, ишь ты, поди ж ты, что же говоришь ты! Лечит она людишек, понимаешь, травы в полнолуние собирает да отвары бесплатно – нет, люди, подумайте только, бесплатно! – разливает! Будто не знает, что всё одно – грех это! Белая ли ты ведьма, чёрная ли колдунья, в крупный горошек ли ты аль в мелкую полосочку – Богу и Дьяволу это всё один чёрт! Умеешь будущее прозревать, людям о нём рассказываешь, силой их своей наливаешь-наделяешь на время – всё: виновна, лечи ты людей травами, не лечи, всё едино.

Бога Степанида боялась и уважала, Дьявола и уважала, и боялась ещё крепче, потому давно и смирилась с мыслью, что в Ад попадёт за все дела свои на этой землице грешной. Вот там-то они с Левонтихой и встренутся, ага, тамочки-то Степанида бабке этой, ведьме белой, космы-то все и повыдергает, за то, что та многих её клиентов к себе переманила!

Левонтиха, несмотря на свою показную «белость», вполне могла подослать к Степаниде специально обученную кошку! Из общей вредности.

Но… но тогда кошка-то как раз должна была притвориться, что она ничего не знает и не умеет? Так ведь, ежели умом как следует пораскинуть? Так. Однако, точно – так. Не стала бы кошка Левонтихи так вот себя выдавать-то, не показала бы, что всё понимает, скрыла бы свои природные таланты – ведьму слушаться и даже отвечать ей, головой кивая!

Ну… Ну, значит, просто пришла к Степаниде сама по себе, свободно, по своей кошачьей воле, очень даже способная кошка, вот и всех делов. Может, она от кота колдуна какого-нибудь родилась, коты тоже дар передавать умеют, особенно ежели у ведьмы какой или у колдуна подольше поработать успели и в котёл не попали в конце службы своей.

- Понимаешь, что я тебе говорю? – строго спросила Степанида Трёшку. – Ты не от Левонтихи, честно? Правду мне покажи!

Трёшка медленно опустилась на траву, перекатилась на спинку и подставила Степаниде пушистое беззащитное брюшко. Лапы растопырила, хвост на землю откинула, уши к голове прижала и глаза разноцветные прижмурила. Мол, хоть ты режь меня, хоть ты ешь меня, а я правду тебе показываю, не от Левонтихи я, сама, мол, я к тебе, ведьма Степанида, из лесу пришла, по своей свободной кошачьей воле.

- Ну, тогда слушай и запоминай… - и Степанида начала Трёшку учить, как следует подсоблять ведьме-колдунье в её сложном тёмном тайном ремесле.

Трёшка схватывала всё буквально на лету, и уже через какой-то час выучилась то шипеть при определённых интонациях и жестах Степаниды, то когти выпускать, когда ведьма пальцы в кулак сжимала, и всему прочему.

- Ну, хорош, ступай, под печкой спрячься, - приказала наконец Степанида. – Молодец ты сегодня, Трёшка! Но учти: чуть ты ошибку хоть одну сделаешь, не в нужный момент зашипишь или клиента слишком уж перепугаешь – вариться тебе в моём котле! Всё поняла, кошара?

Трёшка опять кивнула головой - как-то странно, по-своему, чуть набок, повернулась, хвост трубой распушила, поставила его восклицательным знаком и пошла в избу, ни разу не оглянувшись на ведьму, которую сама себе выбрала во владелицы и распорядительницы своей кошачьей судьбой. Толстый распушённый хвост слегка покачивался, беленький «фонарик» на его кончике будто подмигивал Степаниде – мол, всё будет в полном порядке, не беспокойся, хозяйка!

Степанида фыркнула Трёшке вслед и тоже пошла в избу, чистый фартук переодеть. При её работе фартуки эти в огонь после каждого сеанса летели – сосчитать не сумеешь, сколько она этих тряпок в угли да золу перевела. Но тут уж не до экономии, всё должно быть по Уставу, по строгим колдовским обрядам.

Только Степанида завязки фартука особым бантиком за спиной сложила и завязала, как со двора послышался робкий коротенький «би-бик» автомобильного гудка – клиент из города пожаловал.

***

Сеанс прошёл, как обычно. Клиент, толстый озабоченный мужчина лет 50-ти, в городском костюме и при галстуке, в меру потел, в меру волновался, в меру запинался, излагая Степаниде свои проблемы да трудности, обычными человеческими путями неразрешимые. Захотел, значит, клиент на конкурента своего – опять это слово глупое! – порчу чёрную навести, чтобы избавиться от него раз и навсегда. Ишь, придумал, нет, чтобы просто бизнес свой поумнее вести, порасчётливее да похитрее, да, видать, не дал ему Бог таких способностей, вот он про порчу и надоумился. Ну, Степаниде-то от его придумки только профит с барышом, чтоб не ходить голышом, так что – милости просим, будет вам чёрная порча на врага вашего, уважаемый товарищ-господин бизнесмен.

Степанида уточнила детали: до смерти ли клиент врага своего желает извести, или так, обычной тяжёлой болезни соперника будет достаточно? Клиент сильно побледнел при слове «смерть» и, запинаясь и промокая вспотевший лоб скомканным влажным носовым платком, промямлил, что тяжёлой болезни будет более чем достаточно, и очень даже это будет хорошо, и больше ничего делать лишнего не надо. Потому что он, клиент, в Ад не хочет!

Степанида хмыкнула про себя такой наивности взрослого человечка – раз уж ты, мил дружочек, к ведьме-колдунье за подмогой обратился, всё одно, гореть тебе в Аду вечно! Эх, людишки, живут, как пташки неосмысленные, и не понимают, что Зло есть Зло, на какие порции да кусочки ты его ни размалывай, на какие порции ты его ни дели! За любой кусочек Зла, самый крохотный, за соринку-пылинку этого Зла всё одно ответишь - по полной!.. Ну, да это не её дело. Если встретит потом этого клиента в том Аду – тогда и объяснит, а теперь пора Трёшку к работе подключать, как сейчас говорят.

Степанида кашлянула и потянулась за ковшиком с водой, и тут же из-под печки донеслось громкое шипение, переходящее в злобный утробный вой.

Клиент перепугался – любо-дорого поглядеть! Чуть было брюки свои дорогие костюмные не обмочил от неожиданности. Побледнел, затрясся, как студень, и руки задрожали, и глаза во все стороны разом забегали.

- Не пугайтесь, - ласково сказала Степанида, - это моя помощница знак мне подаёт. Ну, успокойтесь же!

- Как-кой з-нак?.. – заикнулся клиент, обхватывая себя руками и мелко вздрагивая.

- А такой знак, что зелье готовить пора, - любезно объяснила Степанида. - Для врага вашего, стало быть.

- Я травить конкурента не буду! – окончательно перепугался клиент. – Это подсудное дело, уголовщина это! Не хочу!

Степанида опустила руку, так, чтобы Трёшка видела её из щели, что под печкой, и легонько сжала пальцы в кулак.

Из-под печки вытянулись две разноцветные лапы, рыжая и чёрная, и острые когти медленно, с жутковатым скрежетом, процарапали по деревянному полу, оставив на серых от старости половицах чёткие глубокие белые следы.

Клиент чуть с табуреточки не свалился, его аж передёрнуло, сердечного! Степанида прямо залюбовалась на него. Ишь, как его корёжит!

- Травить вам никого не придётся, - ласково зажурчала она, - зелье нужно вам, да, я его сварю, да, и вас угощу, да, и сама выпью, да, чтобы будущее прозрить и узнать, да, каким способом извести вашего врага наверняка, да, а вы выпьете – и сразу успокоитесь, да, и поймёте, что всё у вас хорошо, мил-человек, да, хорошо у вас всё, и будет ещё лучше, да, и всё получится, как вам и надо…

Словесный гипноз, или заговаривание с особыми «даканьями» – не путать с заговором, это другое, это, так сказать, предметное и конкретное! - как всегда, оказал своё расслабляющее воздействие. Клиент обмяк на табуреточке, веки его чуть опустились, взгляд стал отсутствующим, зрачки расширились, шея и плечи расслабились, и толстое его тело начало тихонько покачиваться… он словно заснул с полуоткрытыми глазами. Собственно, так и было.

- Трёшка! – тихо позвала Степанида. – Иди сюда.

Кошка выбралась из щели под печкой, подошла к Степаниде и уселась напротив неё, как давеча во дворе, аккуратно обернув хвостом разноцветные лапки. И опять Степаниде прямо в лицо уставилась своими разноцветными глазами.

- Хорошо службу сослужила, молодец, можешь молока напиться, - сказала ведьма и указала рукой на миску с молоком, стоявшую на лавке. – Работай и впредь так же хорошо!

Трёшка не сдвинулась с места. Она смотрела ведьме в лицо, не мигая, и вдруг словно бы нахмурилась. Беззвучно разинула пасть, показала острые клыки, захлопнула пасть, встала и шагнула к Степаниде, вздыбив шерсть на загривке.

- Ты чего это? – строго спросила ведьма. – Не голодна, что ли? Ну, поспи тогда! Или мышей полови, что-то их развелось больше, чем мне для зелий надобно.

Трёшка сделала ещё один шажочек вперёд, опять открыла пасть и громко зашипела на Степаниду.

- Да что с тобой такое, оглашенная ты кошара? – немного встревожившись, спросила Степанида и встала с лавки. – Или ты бешеная? Вроде, не похоже…

Трёшка присела на задние лапы, коротко мявкнула… и, пулей сорвавшись с места, взлетела в воздух и всеми четырьмя лапами вцепилась колдунье в лицо!

Вопли Степаниды, сразу ослепшей от залившей глаза крови, разбудили введённого в транс клиента. Он вздрогнул, повёл плечами, неуверенно встал с табуреточки, тупо повёл глазами в одну сторону, в другую…

И увидел страшную картину: взбесившаяся кошка буквально повисла на лице пожилой женщины в опрятном тёмном платье и чистом фартуке и, злобно завывая, принялась драть это лицо всеми четырьмя лапами в мелкие клочья! Из-под её когтей фонтанчиками брызнула во все стороны ярко-алая кровь, словно росписью запятнавшая половицы… Женщина вопила и пыталась сорвать со своего лица обезумевшую зверюгу, но у неё ничего не получалось.

Мужчина в городском костюме дико заорал во всё горло, вскочил, повалив табуреточку, спотыкаясь, мелко, неумело крестясь на ходу, кое-как вывалился из избы и на заплетающихся ногах рванул к своей машине. Мгновение – и машина на страшной скорости пронеслась по деревенской дороге, оставив за собою лишь взрыхлённый песок и надолго зависшую в воздухе пыль.

А Трёшка продолжала делать своё страшное дело, и пушистый её хвост, раздувшийся до неимоверной толщины, хлестал Степаниду по окровавленным ушам, по щекам, молотил по содрогавшемуся от ужасной боли затылку…

Невнятно что-то выкрикивая, Степанида дико закружилась по избе в этом танце боли и смерти. Посшибав с мест стул, кадушку, миски и прочие мелкие предметы, она всё же кое-как нащупала трясущимися руками дверь и, почти ослеплённая, выбралась за порог избы и свалилась с низкого крылечка на одну из своих куриц, не вовремя подошедшую к ступеньками в поисках случайного зёрнышка. Крик полураздавленной курицы слился с воплями Степаниды и утробным воем Трёшки в дикую какофонию. Степанида вслепую судорожно дрыгнула ногой, и покалеченная курица отлетела к забору, где через минуту, побив крыльями в пыли, и затихла, то ли мёртвая, то ли – почти.

- Аааа!... Атштань, Тр-рёш-ка… ат-пу-шт-иии… га-ди-нааа!.. – выла Степанида, захлебываясь собственной кровью, ничего не видя, ощущая всем телом, не только лицевыми мышцами и разодранными глазницами, дикую, режущую боль от кошкиных когтей. – Я… ни-ше-во… не виииииш-шу!.. Ааааа!..

Трёшка в последний раз глубоко рванула когтями окровавленную щёку Степаниды, выдрав кусок мяса, повисшего на лице ведьмы алым лоскутом, оттолкнулась всеми лапами и спрыгнула наконец на землю. Выть Трёшка не перестала, однако, и этот вой вдруг сложился в ушах Степаниды в следующую речь, страннее и ужаснее которой колдунья в жизни своей ещё не слышала:

- Сс-сстепанида-а… ты помниш-шь Ба-арсссика-а? Помниш-шь?..

Барсиком, вот так просто, непритязательно, как в старые добрые времена, звали последнего кота Степаниды. Отработав на ведьму своё, Барсик в прошлом месяце был заживо сварен в котле, став ингредиентом очередного колдовского зелья ведьмы…

- Бар-шик… - прошептала Степанида, оперевшись на подгибающиеся руки и пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Она почти ничего не видела, что неудивительно – один её глаз повис «на ниточке», выдранный Трёшкой из глазницы, веки второго глаза и щека вокруг него были изодраны Трёшкой в кровавую труху, и что-то острое застряло в глазном яблоке, наверное, костистый «чехольчик» кошачьего когтя.

- Баааарс-ссссик! – провыла Трёшка. – Он… был… отцом… моих котят… а ты его СВАРИ-ИИИИИЛА-АААА!..

- Бар-шик… уш-шпел… пере-дать тебе… швой… дар… - пробормотала Степанида.

Руки её подломились, и она упала изувеченным лицом в пыльную траву.

- Ус-ссспел!.. – донеслось до Степаниды. – А тыыыы… не ус-ссспела пере-еееда-ааать ссссвой!.. Всссссё… кооо-ооне-ееец-сссс!..

Это было последним, что ведьма услышала в своей грешной земной жизни. Голова её дёрнулась раз, дёрнулась другой… и Степанида ушла. Совсем.

И попала прямиком туда, где и предполагала оказаться – в Ад. Но это уже другая история.

Трёшка уселась напротив её неподвижной головы, принюхалась… Коротко мяукнула – нет ответа.

Тогда Трёшка радостно взвыла, вскочила Степаниде на затылок, подняла мордочку к небу и запела торжествующую кошачью победную песнь, приплясывая всеми лапами на трупе поверженного ею врага!

Небо, уже чуть загустевшее – начинался ранний закат, – отразилось в разноцветных глазах Трёшки: рыжем, как апельсин, и зелёном, как спелая ягода крыжовника.

А потом оба глаза Трёшки медленно потемнели… их залила чернота… вот в этих непроницаемо-чёрных кошачьих глазах вспыхнули янтарные зрачки, состроились в узкие щели… и Трёшка, подняв пушистый хвост, соскочила с тела колдуньи и, не оборачиваясь, направилась в сторону густого леса.

Хвост Трёшки на ходу грациозно покачивался, и светился на его кончике беленький «фонарик», совсем как у лисы…


© Copyright: Светлана Догаева, 2021
Свидетельство о публикации №121082006018

Иллюстрацию к сказке я нарисовала сама.

 

[Степлер]

Чёрный кот


Ночью на окошке дремлет чёрный кот,
Дремлет понарошку – он кого-то ждёт…
То ли крик совиный, то ли свет Луны
Навевают котику сказочные сны…

Вот в окно тихонько стукнула рука…
Спят его хозяева… Кот сказал: «Пока!»
Хвост трубой поставил, уши навострил,
Спрыгнул с подоконника – след его простыл.


Сквозь лесную чащу проберётся кот,
Там, в глубинке леса, ведьма его ждёт!
Будет она зелья странные варить,
Будет кот прислуживать, ведьма – ворожить…


Чьи людские судьбы переменит кот?..
Неизвестно. Спите! Кот к утру придёт,
Ляжет на окошко – как не уходил…
А ведь он, возможно, всё вам изменил,


И отныне в вашей маленькой судьбе
Больше вы не будете сами по себе!
Грянут перемены – словно невзначай…

-----

Человек: ты котика лучше привечай,
Не буди в нём зверя, не чини обид –
Это только кажется, что он крепко спит!


© Copyright: Светлана Догаева, 2021
Свидетельство о публикации №121111006222